Японец и традиция

Традиция живет на земле памятью и делами поколений, неся свою нескончаемую эстафету из глубины веков навстречу сегодняшнему дню. В ней суть того заветного клада, что зовется культурным наследием.

Интерес к своему прошлому, стремление сохранить традиционное наследие характерны для всех народов, но в последние десятилетия они становятся важной чертой общественной жизни. Наша страна всегда гордилась сокровищами культуры своего многонационального единства, она несет глубокую причастность к самобытной старине, к многоцветью традиций, где певучее диво разноязычной речи сливается с магией песни и танца, цветистая образность и виртуозное плетение фольклора словно врастают невидимыми нитями в неповторимую щедрость зодчества.

Здесь и поднятый из руин "Господин Великий Новгород" с центром городского ансамбля - детинцем (кремль), и "молодший брат" его Псков, Суздаль и Ростов Великий, прекрасные памятники Самапканда и Еревана, и восстановленные ансамбли Киева и Таллина (Вышгород) - высочайшие образцы художественного творчества, которые стоят на одном уровне с самыми великими творениями разных эпох. И несут сегодня потомки свой восторг - многообразию национальной художественной культуры, колдовству русского мужика, народному гению, создавшему и точеную стать звонниц, и минарет, и деревянное кружево боярских палат и простых деревенских изб, и мощные стены городских крепостных укреплений...

И даже сокрушительная поступь войн, нередко начисто сметающая вековые труды поколений, не может противостоять силе народного духа, с величайшим упорством подымающего из развалин центры национальной культуры, символы духовного величия нации. Пример тому - отношение к своему национальному наследию Болгарии, Чехословакии, Югославии. Об этом напоминает бессмертный пример Варшавы...

Японские острова также хранят свои традиции, рожденные спецификой жизни и быта нации, особенностью климатических условий. Ярким выражением этой традиционности является японский дом, один из немногих элементов культурного комплекса, который цепь веков оставила почти неизменным.

Конструктивная основа дома - каркас со стенами, пространственные и эстетические принципы жилого помещения, выработанные всем ходом развития японского зодчества, оказались созвучными современности.

Японский дом - это единство многих черт, определивших своеобразный характер жилища, прежде всего слияние его конструктивного и художественного облика. Декоративное, эстетическое оформление не стремится скрыть конструктивный "скелет". Столбы, членение балок на потолке скорее подчеркиваются строгими прямоугольниками татами, которым соответствует такая же четкая разграфленность стен. Балки и столбы в данном случае особенно важны, они как бы сливают интерьер в единый образ, легкий, светлый. Деление пола циновками, стен и потолка пазами для раздвижных перегородок (фусума), четкая решетка обтянутых вощеной бумагой окон и лаконичность цветовой гаммы делают весь дом как бы произведением понятной сердцу японца монохромной средневековой живописи - суйбоку.

К тому же графически безупречная "рисованность" дома - не только эстетика. Татами, которым подчинен ритм делений пола, потолка и стен, - это основа стандартизации и, следовательно, они приближают интерьер к современности.

Редким своеобразием, глубокой спецификой отличается решение пространства в японском доме.

Очерченное легкими стенами-окнами, матово-прозрачными, пропускающими мягкий свет фусума, пространство в жилище японца необычно. Оно преподносится посетителю как редкий дар в дорогой чаше-оправе, сохраняющей его нерасплесканность легкой оболочкой дома, четкими деревянными, до блеска натертыми пазами, балками и невесомыми, будто парящими столбами.

Пространство здесь само по себе художественно. Оно эстетическая ценность в самой своей сущности, определенная своеобразным оформлением интерьера, его незагруженностью, почти полной пустотой на взгляд европейца.

Утилитарные предметы, кроме небольшого столика или хибати - жаровни с углями, появляются в японском доме лишь по мере нужды. Все остальное хранится в специальных стенных шкафах, часто занимающих всю высоту комнаты и оформленных так, что они, по существу, сливаются со стеной.

Исключение представляет токонома - ниша, отведенная специально для предметов, украшающих дом. И хотя таковых на редкость мало, все окружающее в японском доме - обшивка татами, отделка деревянных частей, обтяжка бумагой или тканью фусума - сделано с такой любовью и тщательностью, обнаруживает столь высокий уровень художественной культуры, что сама утилитарность становится здесь украшением.

Но все же декор, как таковой, существует. Он ненавязчив, рожден чрезвычайно точным и немногословным решением интерьера: картина в токонома, меняющаяся в связи с сезоном, праздником, целью приема и передающая гостям мысль и настроение хозяев; ваза с лаконичным - два-три цветка и сучок - букетом, но тоже "говорящим". Японцу он дарит не только изысканность эстетического наслаждения, но и радость понимания, "прочтения" той идеи, что вложена автором этого своеобразного произведения искусства.

Просеянный вощеной бумагой сёдзи, мягко обволакивающий свет - выигрышный фон для каждого предмета. Пламенеют в нише ярко-красные осенние листья момидзи - японского клена.

Словно небрежный резец вырезал из языков пламени острую угловатую стремительность веток, бросил буйство света в строгую и сдержанную обстановку.

Но взгляните! Немногословность цветовой выразительности окружающего так уравновешивает, так притушивает эту яркость, что она не бьет в глаза своей неуместной резкостью, не взрывает тишины гармонии, а оказывается просто необходимой нотой, тем штрихом, который вносит в интерьер дыхание жизни и уберегает его от монотонной окаменелости.

Учет своеобразного освещения, мягкости воздушной среды позволяет допускать в декор умышленно яркие или имеющие необычную пластическую выразительность предметы. Вот ларец: лаковый, сверкающий полировкой, поражающий смелыми цветовыми акцентами. Пожалуй, при другом освещении красно-черные озера, золотые хризантемы на фоне слепящей голубой эмали показались бы, наверное, излишне ярким, кричащим пятном. А здесь это прекрасно. Правда, есть еще один немаловажный нюанс. Рядом с этим ларцом нет уже никакого другого украшения. И в этом весь смысл. Одно яркое цветовое пятно "держит" весь интерьер.

К тому же надо заметить, что объем японского дома с его тщательной внутренней отделкой - это не только нейтральный фон для предметов, но настоящая художественная среда, дающая возможность ансамблевого звучания любому произведению искусства.

Словом, единство конструктивного и декоративного - важное качество бамбукового дома. Важное, но не исчерпывающее специфики. То, что японский интерьер не имеет стационарной разделенности на комнаты, рождает еще одну необычность - пространство в нем очень подвижное, гибкое, легко изменяющееся, переходящее по мере раздвижения фусума из одного объема в другой. Его можно разнообразить путем поднятия одной из частей пола. Это создает впечатление увеличения. протяженности пространства.

Раздвигаются одна за другой перегородки-фусума, и объем помещений меняется, течет словно мягкая опаловая река света, все увеличиваясь и расширяясь, пока наконец не достигнет края дома.

А край этот не обрывается резко вниз. Выдвинутая на 1,5 - 2 м энгава - веранда из бамбука или дерева, крытого лаком, - естественный переход от дома к саду. Вынесенная вперед крыша защищает дом, как зонт, от дождя и создает тень над энгава. Прямые ЛУЧИ в дом не попадают, в то же время он, словно рубашку, сбрасывает в жару свою оболочку и сливается с садом.

Сочетание дома с окружающим пространством - обязательное условие строительной традиции Японии.

Сад может быть не очень большим, как правило, у среднего японца он никогда и не поражал своими размерами. Лишь дворцы феодалов окружали обширные садовые комплексы с изысканной планировкой, с XV в. обязательно предполагающей чайные павильоны. Каноны же садового искусства в основном строились на том, что земли всегда мало. Они были рождены этой земельной скудностью и рассчитаны на нее. На взгляд европейца, так называемый сад был клочком земли в несколько квадратных метров. Правда, на нем искусно создавалось озерцо, в камнях сочилась нитка водопада, а разной высоты растения визуально отдаляли границу сада. К тому же у него было еще одно ценное качество; для сидящего на татами человека размеры сада увеличивались, он казался и обширным и протяженным.

Как уже говорилось ранее, бамбуковый дом упрям, сила его в быстрой приспособляемости к новым условиям и требованиям. Жилище японца, представляющее, казалось бы, образец завершенности, канонизированное до мельчайших деталей, утвержденное и апробированное веками, вдруг проявляет такую готовность к диалогу с современностью, оказывается настолько поддающимся возможностям нового варьирования и новых материалов, что традиционный бамбуковый дом начинает постепенно врастать в стальные и бетонные комплексы современных зданий.

Урбанизация взяла это упорство бамбукового домика, но то, как она принимает и трансформирует его (а это естественно, неизбежно), пожалуй, как нельзя более четко определил Кэндзо Тангэ: "Традиция может быть частью творчества, но не самим творчеством".

По существу, эти слова подводят итог длительному, сложному периоду попыток преломления традиции, попыток найти место всему тому комплексу, какой представляет собой японский дом, попыток отыскать возможность его существования в условиях научно-технической революции.

Традиция действительно стала частью творчества множества архитекторов, решавших проблемы будущего облика города. Первым этапом борьбы за него стали 50-е годы, когда не только восстанавливалась старая строительная традиция Японии, но и решались вопросы о том, как дать новую жизнь традиционности, сможет ли она, отлитая в формы бетона и металла, отразить единый настрой старого и нового, новых индустриальных методов и нового духа времени?

Линейно-графическая четкость, ритмическая цветовая гамма, объемно-пространственная планировка, построенная на едином текучем пространстве, органическая связь строительного объекта с окружающим пространством - все эти принципы старого национального зодчества вводились в первые проекты архитекторов в дословно-азбучной, неприкосновенно-классической трактовке. Но это не значило, что их легко было осуществлять, эти строгие каноны, рожденные в стране, где дом выращивался, как дерево, а дерево и букет конструировались, как дом. Эталоном этого периода, образцом, который в наиболее завершенном виде отразил четкие и ясные каноны японской архитектуры и на который ориентировались проекты общественного и частного строительства, был дворец Кацура.