У Басё проникновенное слияние человека с природой, а также любовь, признательность к нему:
Увидел я раньше всего
В лучах рассвета лицо рыбака,
А после - цветущий мак.
В классической японской поэзии - миниатюрность и значительность. И близость к живописи. В словах Бусона видна цветная гравюра:
Льется весенний дождь!
По пути беседуют
Зонтик и мино.
Мино - крестьянский плащ из соломы.
М. Скорее это легкая штриховая графика. А цветная гравюра вот - у Рансэцу:
Осенняя луна
Сосну рисует тушью
На синих небесах.
Не только вижу, но и слышу:
Сквозь урагана рев,
Когда дрожит вся кровля, -
Цикады тихий звон...
К. Знаю, это Рию. А вот Исса - звучит, как грустная музыкальная фраза:
Печальный мир!
Даже когда расцветают вишни...
Даже тогда...
М. Не хуже Омара Хайяма. Удивительно у японцев человеческое раскрывается через вещь, через внешнюю деталь. У Ранрана например:
Осенний дождь во мгле!
Нет, не ко мне, к соседу
Зонт прошелестел.
К. Какая вера в читателя!
М. Расчет на то, что японский читатель - на той же поэтической высоте, что и автор. Вот еще пример из Басе:
Едва-едва добрел,
Усталый, до ночлега...
И вдруг - глициний цвет!
К. А это у него, пожалуй, еще лучше:
За колосок ячменя
Я схватился, ища опоры...
Как труден разлуки миг!
М. Русская женщина, Вера Николаевна Маркова, прочитала чужие иероглифы, где-то у себя в душе отыскала слова - и мы почувствовали тонкого, изысканного японца... Великая тайна.
К. Какая сжатость! Мы такой не знаем.
М. Конечно, "хокку" у нас нет. Но старая русская песня по-своему тоже лапидарна - это особенно видно, когда вникаешь в смысл ее слов. Разве благородная простота, даже скупость белой стены древнего псковского храма уступает простоте японского дома?
К. В старых "хокку" не только простота сжатости, но и глубина мысли. Трехстишье Кёрая написано в семнадцатом веке, но это вечная современность:
Как же это, друзья?
Человек глядит на вишни в цвету,
А на поясе длинный меч!
М. Как раз это стихотворение я привел на одном собрании в Токио - в то время действительно цвели вишни. И еще другое, поэта Исса:
Чужих меж нами нет!
Мы все друг другу братья
Под вишнями в цвету.
Японцы обрадовались - и я сделал вывод, что японская классическая поэзия жива, ее знают, любят.