Шахты Миикэ

М. Похоже, но на пейзажах пятнадцатого века грядки на полях нигде не укрыты полупрозрачным целлофаном.

Через час приехали в Омута, центр угля и химии. Это первый или второй город Японии по проценту безработных - то есть по степени голода. И в то же время это город, где рабочие добились самого большого в Японии числа мест в муниципалитете - больше половины. Это тот самый город, где находятся шахты Миикэ.

К. Знаменитые шахты Миикэ! Вот в чем дело!

М. Компания Мицуи нашла выгодным уволить с шахт Миикэ более тысячи рабочих. Профсоюз собрал увольнительные повестки и спалил на костре. Так в ответ на локаут началась забастовка протеста. Она стала во всей японской истории самой долгой, самой боевой.

Когда борьба разгорелась, хлынули сюда добровольцы, чтобы пикетировать шахты или помогать семьям забастовщиков, - мужчины и женщины, рабочие и студенты, учителя и врачи. Люди Японии и других стран делились с шахтерами Миикэ своим заработком. В борьбе на стороне рабочих участвовало до миллиона человек.

И другая сторона получала подкрепления. Банки и монополии вносили деньги в фонд помощи компании Мицуи. Вербовались и стягивались в Омута штрейкбрехеры. Собирались полчища полицейских.

Борьба ожесточилась до предела, перешла в рукопашные схватки. Пролилась шахтерская кровь.

Забастовка длилась 313 дней. Наконец компания обязалась за свой счет перевезти уволенных в другое место и устроить на работу там. Стачка, прогремевшая на весь мир, закончилась. Это произошло незадолго до нашего приезда.

К. Недавно я читала, что уволенные не получили работы.

М. Не знаю, какое там положение сейчас. Но ясно, что борьба в сегодняшней Японии может затихать лишь на время.

Когда мы были в Омута, огонь в душах продолжал пылать.

Мы их увидели, героев. Невысокие, смуглые, сдержанные, с улыбкой достоинства и привета, в рабочих кепчонках.

К. Представляю их во время забастовки. Как на картинах Тосицугу Ёсида: кулаки сжаты, лица с решимостью, будто высечены из гранита.

М. С красными флагами и плакатами радостно встретили нас на вокзальной площади. Отвели в профсоюз, где был штаб борьбы, - рассказали о ней. Дали на память белые ленты с иероглифами - ими японские забастовщики повязывают себе лоб. А потом отвезли туда, где еще недавно кипели сражения.

За угольными бункерами, за рельсовыми путями, на берегу морского залива, поэтичное название которого - "Предутренний час" - наполнено каким-то неожиданным и потому особенно волнующим смыслом, возвышается голый и мрачный железобетонный копер шахты Микава. Суровым видом своим он напомнил мне башни наших осетин или сванов. Здесь был центр борьбы.

Рабочие опоясали копер проволочными заграждениями и баррикадами. Армия полицейских и штрейкбрехеров долгие недели штурмовала его - с помощью железных палок, бульдозеров, гранат со слезоточивым газом, особых багров и крюков для растаскивания баррикад.

Забастовщики отбивали атаки, не считаясь с ранениями и увечиями. Они бесстрашно бились у стен башни - и удержали ее до конца.

Пояснения были поразительно краткими:

- Отстояли.

Затем нам показали место у ворот одной из шахт, где подкупленный бандит ножом убил молодого шахтера Киёси Кубо.

К. Мне известно, что в Японии на похоронах революционеров поют песню русского писателя Мачтета "Замучен тяжелой неволей".

М. Памятник убитому поставлен на уличке деревянного горняцкого поселка. Мы положили цветы у четырехгранного обелиска. На каменной плите высечены золотые иероглифы:

"Скоро наступит день, когда история будет написана верно. И в тот день скажут, что мы жили правильно. Наши плечи согнулись из-за тяжелого труда, суставы наших пальцев распухли из-за нищеты, но взгляд наш был прямым и без колебаний смотрел в прекрасное будущее. Так о нас скажут".