Смерть писателя

Снаружи Будда, внутри сатана.

Упущенная рыба всегда самая крупная.

В сорок лет ума нет - и не будет.

Японские пословицы

Юкио Мисима уже давно был известен за пределами Японии, когда весть о его самоубийстве стала сенсацией в мировой прессе. Он слыл одним из крупнейших талантов в японской литературе и принадлежал к тем немногим индивидуальностям, которые в последние десятилетия содействовали ее международному признанию. Его имя не раз обсуждалось в качестве кандидатуры на присуждение Нобелевской премии. Родился Юкио Мисима в 1925 году, и вскоре после войны слава о нем распространилась со стремительностью кометы. Многое из написанного им было спорным, но следует отдать ему должное: писать он умел. Вопросы о том, можно ли однозначно относиться к его фантасмагорическим рассказам, кажущимся часто то взбалмошными, то прямо-таки трогательно наивными, к его то сдержанному, впечатляющему, то манерному стилю, можно ли мириться с его тягой к позерству, привычкой выставлять себя напоказ, остаются все же открытыми. Однако не замечать его было нельзя.

В истории японской литературы с конца XIX века добровольный уход из жизни выдающихся писателей - не такое уж редкое явление.

Что касается Юкио Мисима, то здесь были необычны и обстоятельства самоубийства. В первой половине дня 25 ноября 1970 года он проник в штаб японских "сил самообороны", расположенный в районе Итигая в Токио, вышел (со своими единомышленниками) на балкон и стал выкрикивать здравицу в честь императора, затем зачитал "Манифест". Солдаты и офицеры поначалу развеселились, хорошо зная пристрастие Мисимы к театральности. (Кстати, он действительно был неплохим актером: во время экранизации одного из его рассказов Мисима выступал в роли режиссера и актера, сыграв офицера императорской армии, который после провалившегося в феврале 1936 года военно-фашистского путча "молодых офицеров"¹, "выступивших против бюрократов и инертных чиновников в правительстве", якобы повинных в "упадке престижа императора", по примеру древних самураев покончил жизнь самоубийством, вспоров себе живот.)

¹ (Имеются в виду участники путча 26 февраля 1936 г. в Токио, убившие нескольких министров и других государственных деятелей. Путч был подавлен, но к власти пришло правительство Хирота, тесно связанное с фашистской военщиной)

Однако, когда слова Мисимы приняли более обличительный характер, веселье прекратилось. "Мы поняли, - распалялся Мисима, - что послевоенная Япония опьянена экономическим расцветом, что она отдалилась от основ своего бытия, что она охотится за второстепенным, не упорядочив главного; она пошла по пути лицемерия и штопания дырок и все больше впадает в состояние духовного вакуума. Со скрежетом зубовным мы вынуждены были наблюдать, как политика служит исключительно затушевыванию противоречий, только личным интересам, властолюбию и ханжеству, что государственную политику в Японии определяют зарубежные страны, что позор проигранной войны не стараются смыть, а скрывают и что японцы бесчестят свою собственную историю и традицию.

Мы надеялись на то, что в наши дни хотя бы в "силах самообороны" будет сохранен дух истинной Японии, истинного японца, истинного воина. Однако мы убедились в том, что благодаря юридическому щелкоперству "силы самообороны" рассматриваются как противоречащие конституции. Тем самым укреплению нашей обороны - главной задаче страны - всячески чинят препятствия, прибегая к беспринципному юридическому очковтирательству. Следовательно, "силы самообороны" представляют собой армию, не имеющую права называть себя таковой. Именно в этом кроется вырождение японского духа, а также упадок морали.

Армия, честь которой необходимо поддерживать на самом высоком уровне, была принесена в жертву коварным, отвлекающим маневрам. "Силы самообороны" несут позорный крест проигравшего войну государства. Они не стали армией страны, ибо не было необходимых для создания армии основ, они получили ранг не более чем гигантского полицейского подразделения, и не было четко сформулировано, кому они присягнули на верность. Мы возмущены слишком затянувшимся сном Японии после войны!" (Еще раз напоминаю: это произошло 25 ноября 1970 года!)

Окончив речь, Мисима сделал то, что уже сыграл однажды в фильме: вспорол себе живот. Его телохранитель Морита тут же обезглавил его, а затем сам покончил жизнь самоубийством.

Что это было? Слова и дела обезумевшего эксцентрика? "Смерть Мисимы - это смерть преступного политического актера", - можно было прочитать в одном японском журнале. Однако подобные высказывания встречались весьма редко. Чаще писали, что смерть Мисимы - "блестящее завершение его жизненной философии", "геройская смерть романтика", "проявление патриотизма", "красоты и чистоты духа", "демонстрация духа камикадзе" и духа "молодых офицеров". Последнее сравнение было вызвано вышедшим в 1960 году рассказом Юкио Мисимы "Патриотизм" и его экранизацией в 1965 году.

Много было произнесено патетических слов, однако проблема, которая стояла за трагедией писателя Юкио Мисимы, настолько трудно поддается анализу, сложна и тесно связана с принципиальными вопросами послевоенного развития Японии, что не терпит пафоса и фальши. Лишь трезвый ретроспективный взгляд на историю и не менее трезвый взгляд на современность, возможно, кое-что прояснит.

То, что "японцу" приписывается особый воинственный дух, следует отнести к области легенд. Тем не менее нельзя отрицать, что воинственный самурай с его мечом стал символом Японии. Когда видишь, как на экранах японских кинотеатров и телевизоров то и дело мелькают фрагменты диких сражений прошлых времен, сопровождающихся неистовыми воинственными воплями, то, не будучи даже сверхчувствительной натурой, испытываешь ужас, хотя в подобных экранизациях, возможно, больше вымысла, чем правды. Кроме того, если сопоставить эти картины с теми, какими богата история Европы в средние века, различия окажутся не слишком велики. И заключаются они не столько в воинственности, как таковой, сколько в общественном положении (самурая, рыцаря, воина), в традициях, в сознании, в этичесих категориях ценностей.

В 1192 году Иоритомо из дома Минамото был провозглашен сёгуном, верховным военачальником. Вдали от столицы Киото - многовекового центра Японии, он провозгласил себя в Камакуре главой правительства бакуфу (военной ставки). С тех пор вплоть до 1868 года в Японии господствовал сёгун или, выражаясь современным языком, политика в Японии определялась военщиной. Следует добавить, что военщина господствовала в стране и после 1868 года (вплоть до 1945 года). Хотя формально военные всегда действовали по велению тэнно, на самом деле император светской власти не имел (включая период новейшей истории). Это одна сторона медали, хотя и достаточно важная.

А вот другая. Самурай (или буси) - воин создал с конца XII века свою этику, основанную на строгом исполнении долга. Идейной опорой ее служили заимствованное из Китая конфуцианство, а также аскетизм духа, предписанный проникшим из Китая дзэн-буддизмом. Таким образом, созданная японским рыцарством культура, система ценностей стала господствующей в течение многих столетий и в значительной степени определяла японскую жизнь. Оказывает она влияние и на современность: многое из того, что сегодня в духовно-культурной жизни страны обозначается как "типично японское", в той или иной мере связано с длительным господством военной аристократии.

"За процветающую страну и сильную армию!" - гласил один из лозунгов нового режима 1868 года. Однако требование "сильной армии" в тот период уже не вязалось с представлением о "благородных рыцарях". Он, то есть "благородный рыцарь", хотя и не превратился в трагикомическую фигуру наподобие Дон Кихота, но все больше становился фикцией, которая потом иногда оборачивалась трагедией, как это произошло с Мисимой.

До 15 августа 1945 года Япония вела тотальную войну, закончившуюся тотальным поражением. Впервые за всю свою историю она была оккупирована чужеземными войсками и вынуждена покориться иностранному диктату. Поневоле пришлось идти на компромиссы, многие из которых вначале трудно было предвидеть. Кое-какие существуют и поныне, являясь причиной взрывов весьма большой силы. К одному из них относят действующую японскую конституцию, если и не всю, то некоторые ее статьи. Как была создана эта конституция, описывает в своих мемуарах бывший японский премьер-министр Сигэру Иосида.

Специально учрежденная японская комиссия разработала до февраля 1946 года несколько проектов новой конституции. Однако генерал Дуглас Макартур, главнокомандующий оккупационной армией, и его начальник штаба генерал Хэд Квартер категорически отклонили японские проекты и в начале февраля 1946 года представили свой вариант. "Оккупационные власти, - пишет Иосида, - сочли нужным продемонстрировать нам свои соображения по данному вопросу, так как наш проект мало чем отличался от прежней конституции". У японской стороны не оставалось иного выхода, как вести переговоры по американскому проекту, и в ходе переговоров она вряд ли могла что-либо изменить. Особенно непреклонным генерал Макартур был в отношении двух статей.

Речь идет о статье 1, объявившей императора "символом государства и единства народа", но, после того как тэнно лично высказался по этому поводу и, как пишет Иосида, заметил, "что он в определении своего статуса в качестве императора не смог обнаружить ничего сомнительного", вопрос был исчерпан, и угроза американского генерала, что институт императора может быть сохранен лишь при условии принятия японской стороной статьи в американской редакции, стала беспредметной. Сигэру Иосида успокоил своих коллег по кабинету, доказав им, что слово "символ" применительно к императору было выбрано по той причине, что для японцев император всегда считался символом страны.

Но существовала еще знаменитая статья 9, озаглавленная "Отказ от войны". Именно ее подразумевал, очевидно, тогдашний вице-президент США Ричард Никсон, ставший позднее президентом, когда во время посещения Японии несколько лет спустя после вступления в действие японской конституции он с поразительной откровенностью признал, что эта японская конституция была результатом ошибочной политики США в отношении Японии. Если существует ирония истории, то она проявилась здесь в полной мере.

Статья 9 гласит:

"Искренне стремясь к международному миру, основанному на справедливости и порядке, японский народ на вечные времена отказывается от войны как суверенного права нации, а также от угрозы или применения вооруженной силы как средства разрешения международных споров.

Для достижения цели, указанной в предыдущем абзаце, никогда впредь не будут создаваться сухопутные, морские и военно-воздушные силы, равно как и другие средства войны. Право на ведение государством войны не признается".

С тех пор как появилась эта статья конституции, споры вокруг нее не прекращались, причем в зависимости от положения дел довольно часто менялись и взгляды противоборствующих сторон. Однако о юридическом щелкоперстве, как полагал в своем "Манифесте" писатель Юкио Мисима, не могло быть и речи. Дело касалось принципиальных вопросов в области политики.

"Я сам был согласен с этой статьей, - говорил Сигару Иосида. - Поскольку союзники считали японцев милитаристской нацией, нужно было что-то предпринять, чтобы выбить из них эту мысль. Для этой цели заявление об отказе от войны в новой конституции казалось самым подходящим случаем". А в конце сороковых годов он сказал: "Первая торпеда, которая будет нами, японцами, произведена, торпедирует саму Японию". Однако международная обстановка вскоре изменилась, и 8 июля 1950 года тот же премьер-министр объявил об образовании "резервного полицейского корпуса" численностью в 75 тысяч человек. В октябре 1952 года он заявил, что "Япония приступит к укреплению своей оборонной мощи, как только этого позволит экономическое положение страны". 10 октября 1952 года "резервный полицейский корпус" был реорганизован и переименован в "корпус национальной обороны", который, однако, считает днем своего рождения 8 июля 1950 года.

Рис. 17. Синтоистское божество в виде лисы - покровительницы бизнеса

В октябре 1970 года, за месяц до самоубийства Юкио Мисимы, японские сухопутные войска насчитывали, по официальным данным, свыше 179 тысяч человек, располагая 660 танками, 140 самолетами, а также 210 вертолетами; за военно-морскими силами числилось 37 тысяч человек и 210 единиц боевых судов, в том числе 10 подводных лодок; за военно-воздушными силами - 41 тысяча человек и 950 самолетов, из них - 480 боевых. Данные конца семидесятых годов существенно не отличаются от приведенных цифр. Это довольно значительная, однако для 120-миллионного народа не слишком большая армия. Что касается финансовых издержек на ее содержание, то они также были не очень велики, хотя к началу восьмидесятых годов по сравнению с серединой семидесятых, безусловно, возросли. (Тогда, в 1975 году, Япония расходовала на военные нужды лишь 45 долларов на душу населения, маленький Люксембург - 68 долларов, а США - в десять раз больше Японии.)

Однако велики ли японские "силы самообороны" (27 сентября 1953 года японский парламент принял закон о преобразовании "корпуса национальной обороны" в "силы самообороны") или малы, значителен или незначителен военный потенциал Японии, статья 9 конституции остается прежней. Для пересмотра этой статьи потребовалось бы большинство в две трети голосов в парламенте, а такое большинство либерально-демократическая партия, правившая в стране с небольшим перерывом с конца войны, не смогла обеспечить, тем более что внутри самой партии мнения относительно статьи 9 расходились. Кроме большинства в две трети голосов в обеих палатах парламента для внесения изменений в конституцию необходимо было также получить простое большинство избирателей во время всенародного голосования.

Это, несомненно, сложная и щекотливая проблема, по отношению к которой даже оппозиционные партии не всегда занимали однозначную позицию. Поэтому она все снова и снова откладывалась. Но признанный писатель Юкио Мисима требовал ясности. Хризантема как олицетворение красоты (в стилизованном виде она и гербовый цветок японской императорской династии), а также меч служат символами японской культуры, считают некоторые. Мисима принадлежал к их числу. "Довоенная Япония, - писал он в 1968 году в одном солидном журнале, - изгнала из нашей национальной жизни хризантему. Послевоенная Япония сделала то же с мечом и разрушила тем самым целостность японской культуры". На своих коллег по перу он обрушивался с грубой бранью, называя японскую литературную среду "раем для невменяемых, неврастеников, импотентов и отвратительной массы жирных, больных раковыми и желудочно-кишечными заболеваниями пациентов, сентименталистов и полуидиотов". И ужасно то, считал он, что только очень немногие способны бороться. Чтобы не сражаться в одиночку, в ноябре 1968 года он основал личную "армию" примерно из сотни молодых людей, назвав ее "Татэ но кай" ("Общество щита"). За консультацией по поводу форменной одежды для своего воинства Мисима обратился к модельеру, который якобы сшил мундир для Шарля де Голля. Была сочинена, а затем записана на пленку и распространена среди населения "Песня оруженосцев", а маневры проводились по программе "сил самообороны", а порой и совместно с ними. Первая годовщина основания "Общества щита" отмечалась парадом перед Национальным театром в Токио. На вопрос, почему именно там, командир Мисима ответил: "Потому, что отсюда виден дворец императора".

"Мы ни в чем не будем участвовать, - заявил он в другой раз, вкладывая в эти слова особый смысл, - за исключением последнего решительного боя. У нас нет оружия, но вместо него есть стальные мускулы. Мы самая маленькая армия в мире, но зато армия, сильная духом".

Если бы речь шла лишь о судьбе человека, подававшего когда-то большие надежды в японской литературе, то, возможно, и не стоило бы заострять наше внимание на всем этом. Однако дело не только в Мисиме и его "армии". Дело также не в человеке из Партии возрождения великой Японии, которого вот уже в течение многих лет можно встретить в иные дни на углу самого фешенебельного квартала Японии, Гиндзы, вблизи бывшего здания одной из крупнейших газет, с микрофоном в руке, на крыше радиофицированной машины, позади которой развевается бывший военный флаг Японии. Захлебываясь, он выкрикивает лозунги, заставляющие содрогаться от ужаса. Всякий раз, когда вновь попадаешь в Японию, надеешься, что этот пережиток прошлого наконец исчез. Увы, к сожалению, слышишь все те же лозунги. Хочешь посмеяться над ними, над риторикой и жестикуляцией оратора и видеть во всем этом плохо сыгранную балаганную комедию, но отказываешься от такого намерения, и не в последнюю очередь потому, что никогда не знаешь наверняка, кто из собравшихся принадлежит к паладинам оратора, который все еще продолжает говорить о Великой японской империи.

Дело и не в примерно 500 националистических, по военному образцу созданных организаций, насчитывающих, по одним оценкам, свыше 200 тысяч человек, по другим - 350 тысяч. Не в этом проблема, во всяком случае, не только в этом. Весной 1979 года в одном японском периодическом издании, предназначенном для заграницы, появилась статья профессора-экономиста из Токийского университета. Профессор писал, что в случае войны (даже без атомного оружия) Японии при ее теперешней концентрации промышленности и сверхвысокой плотности населения не поможет увеличение ее нынешней военной мощи в 10 или даже в 20 раз, поэтому она должна делать все возможное, чтобы обеспечить мир не только в Азии, но и во всем мире. "Главное для Японии - не допустить войны; стремление к военной мощи - дело малоперспективное". Чувство реальности весьма распространено в сегодняшней Японии, и было бы неверно оценивать поведение и поступки писателя Юкио Мисимы в отрыве от общего развития, целого круга проблем, которые можно объединить словом "самоосознание". "Люди критически осмысливают свое бытие и заняты поисками самоосознания японского народа как культурной и исторической общности, - пишет упомянутый выше профессор... - Была предпринята переоценка ценностей, с тем чтобы не впадать в крайний национализм прошлого. И эта переоценка продолжается, причем за основу берутся самобытные японские критерии, а не стандартные, импортируемые с Запада формулы, привлекаются специфически японская система ценностей, фундаментальные модели общественных отношений, а также сила и слабость социальных институтов".

Что бы это ни означало, а мы еще неоднократно вернемся к затронутому здесь вопросу, именно в нем суть широкомасштабной проблемы - во все более углубленном размышлении над собой, в раздумьях над собственными традициями и категориями ценностей...