Введение

После "Евгения Онегина" Пушкина, первое издание которого вышло в свет в 1833 году, русская литература, как это теперь ясно для всех, стала "мировым феноменом", одной из художественных и нравственных традиций мировой литературы.

Однако всемирное признание этого феномена пришло далеко не сразу, оно приходило постепенно и неравномерно. Периодизация процесса творческого освоения русской литературы за рубежом, предложенная Т. Л. Мотылевой, ведет отсчет с начала 80-х годов прошлого столетия: с этого времени началось интенсивное ознакомление с русской литературой в странах Запада, постепенно она проникает и в Индию, Китай и Японию^*.

^* (Мотылева Т. Роман - свободная форма. М., 1982, с. 256.)

Остается, однако, не вполне ясным: когда, собственно, начинается история освоения русской литературы, признание ее "мирового феномена" в странах Востока? В какой степени Восток причастен к историческому выходу русской литературы на международную арену в XIX веке?

В последние годы заметно продвинулось вперед изучение русско-восточных литературных связей. Вышел ряд монографических работ и коллективных трудов, продолжающих традиции разработки данной темы, заложенные в трудах В. М. Алексеева, А. П. Баранникова, В. А. Гордлевского, Н. И. Конрада, И. Ю. Крючковского и др. И все же, как отмечает Е. П. Челышев во введении к коллективному труду "Русская классика в странах Востока" (1982), "в исследовании проблем восприятия русской классики в странах Востока у нас сделаны лишь первые шаги"^*.

^* (Русская классика в странах Востока. М., 1982, с. 4.)

На рубеже XIX-XX веков литературы Востока закономерно втягиваются в орбиту мирового литературного процесса. Ломка вековых литературных устоев и традиций во второй половине XIX века и вызревание новых буржуазных отношений создали в ряде стран Востока условия для интенсивного восприятия и освоения опыта европейских литератур. Восток покончил со своим многовековым затворничеством. Изживается и "высокомерие" Востока, его уверенность в том, что на Западе, где господствуют "реальные науки", нет места для высокой поэзии. Достаточно вспомнить, как еще в конце XIX Река известный китайский переводчик Линь Шу в своей переводческой деятельности руководствовался, по его словам, лишь желанием "показать, что представляют собой западные книги, и дать понять, что европейская литература не способна сравниться с китайской"^*. В феодальной Японии сочинения европейских авторов называли не иначе как "варварскими". Открытие Востоком не только технического гения Европы, но и ее "сокровенной души" было важной вехой на пути к осознанию единства всемирной культуры.

^* (Цит. по: Семанов В. И. Иностранная литература в Китае на рубеже XIX-XX веков. - В кн.: Из истории литературных связей XIX века. М., 1962, с. 271.)

Неравномерность исторического и литературного развития стран Востока, разумеется, накладывает отпечаток на характер восприятия русской литературы. В XIX веке литературные контакты большинства стран Востока с Россией носили еще случайный, ограниченный характер.

Первые сведения о знакомстве Турции с русской литературой относятся к концу XIX века, когда это знакомство еще "носило спорадический характер"^*. Только с первого десятилетия XX века в Турции появляются переводы русской литературы на турецкий язык, которые делались обычно с французского. На рубеже XIX-XX веков в сложное взаимодействие с иноземной культурой вступают литературы стран Южной Азии, в том числе - Индии; для них тогда роль своеобразного посредника выполняла английская литература, представляя в определенной мере всю европейскую традицию. Правда, вторая половина XIX века свидетельствует не только о начавшихся литературных контактах, но и о знакомстве Индии с некоторыми явлениями русской литературы, хотя, как отмечает исследователь, они "не имели еще сколько-нибудь широкого характера" и "не воздействовали на литературный процесс"^**.

^* (Алькаева Л. О. Русская классика в Турции. - В кн.: Русская классика в странах Востока, с. 96.)

^** (Серебряков И. Д. Литература пушкинской поры и Индия.- В кн.: Пушкин в странах зарубежного Востока. М., 1979 с. 35.)

На Арабском Востоке скудные сведения о русских классиках появляются лишь в конце XIX века, а первые переводы произведений русской литературы на персидский язык были опубликованы в иранской печати только в начале XX века. К этому времени также относится начало распространения и изучения русской литературы в Китае^*.

^* (См.: Шнейдер М. Е. Русская классика в Китае. М., 1977, с 20.)

Итак, вплоть до конца XIX века еще не могло идти речи о восприятии и тем более о воздействии русской литературы на художественную культуру стран Востока. Творческое освоение наследия русских классиков в странах Востока относится уже к XX веку. Исключение составляет лишь японская литература.

Буржуазная революция 1868 года решительно покончила с многовековой изоляцией Японии от Запада и широко распахнула двери для проникновения культуры европейских стран. После тринадцати веков безраздельного китайского влияния Япония вырывается из азиатской замкнутости и обращается к идейно-эстетическим принципам искусства западных стран, чтобы обогатить свою художественную культуру новым содержанием. Обращение японцев к европейской культуре было исторически закономерным, это было для них жизненной потребностью. Произошло "второе открытие" страны (после проникновения в нее китайской культуры).

В эти годы европейская литература потоком хлынула в Японию, и уже к концу XIX века японцы познакомились почти со всеми основными произведениями выдающихся ее представителей. Но судьбы этих книг и - шире - литератур отдельных европейских стран в Японии были различны, они складывались в зависимости от постоянно менявшихся эстетических потребностей самой японской литературы.

Известно, что на первом этапе буржуазного развития Японии произведения писателей Запада восполняли отсутствие собственной национальной литературы, отвечающей запросам нового времени. На этом этапе переводы европейской литературы преследовали "общепросвещенческие" цели ознакомления с бытом, нравами, культурой Запада, знание которых было необходимо для "осовременивания" страны.

Ориентиром была Англия - классическая буржуазная страна. На первой стадии буржуазного развития Японии Англия была для нее, так же как и для Индии, воплощением европейской культурной традиции в целом. В японском переводе пушкинской повести "Капитанская дочка" (1883) Гринев превратился в английского джентльмена Смита, а Маша - в Мэри. Даже Жюля Верна представляли как английского романиста. Национальное своеобразие европейских литератур еще мало интересовало японцев.

Далеки от совершенства и сами переводы, выполненные в традиционном литературном стиле. Отрывок из романа "Война и мир" Толстого, переведенный на японский язык в 1886 году, отличается переводческим произволом. По-японски роман назывался "Плачущие цветы и скорбящие ивы. Последний прах кровавых битв в Северной Европе". Подобные переводы получили название "богатырских" ("гокэцу-яку"), так как их авторы действовали наподобие легендарных богатырей, поступавших как им заблагорассудится, не считаясь с общепринятыми нормами жизни. Эти переводы, конечно, не представляли художественной ценности.

Перелом произошел в 1888 году, когда вышли два рассказа Тургенева "Свидание" (из "Записок охотника") и "Три встречи" в переводе Фтабатэя Симэя. Переводы были сделаны с русского оригинала. Работая над переводами Тургенева, Фтабатэй понял, что тончайшие оттенки реалистического повествования нельзя передавать на старом книжном языке, и смело стал использовать народный разговорный язык. Он решительно рвал с вековой нормой, разрушал традиционные конструкции японского предложения, стремясь приблизить свой перевод к живому слову Тургенева. Именно тогда он познакомил японских читателей с дотоле неведомым им стилем русской реалистической прозы. Фтабатэй доказал способность японского языка творчески освоить и полноценно отразить всю накопленную веками словесно-художественную культуру Запада и Востока. Для японских читателей это первое знакомство со стилевыми особенностями тургеневской прозы было равно открытию.

Всего Фтабатэем сделано свыше 30 переводов из русской художественной литературы и критики, в том числе - произведений Гоголя, Тургенева, Толстого, Горького, Белинского, Добролюбова и других. Работа над переводами русской классики в огромной степени способствовала утверждению современного японского литературного языка, основоположником которого был Фтабатэй.

С русской литературой связана и деятельность Фтабатэя как критика. Его статьи и заметки о русских писателях, тонкие наблюдения над национальным своеобразием их творчества сохраняют ценность до наших дней.

Опыт русской литературы творчески осваивался и реализовывался в самой художественной практике японских писателей. Роман Фтабатэя "Плывущее облако" (1887- 1889), являющийся первым реалистическим романом в Японии, был создан, по признанию самого автора, под влиянием русской литературы.

Фтабатэй стоял на вершине интеллектуальной жизни своего времени. Это была выдающаяся личность, оказавшая влияние на многих деятелей новой японской литературы. В свою очередь, писательская личность Фтабатэя, отмечает известный писатель и критик Сома Гёфу, сформировалась под влиянием русской литературы^*. Таким образом, через Фтабатэя русская литература участвовала в формировании творческой личности многих японских писателей в пору становления новой литературы. Русская литература стала фактом японского общественного сознания.

^* (Сома Гёфу. Подлинный художник. - В сб.: Фтабатэй аннай (Книга о Фтабатэе). Токио, 1954, с. 202.)

Мы с признательностью называем имена тех, кто внес большой вклад в дело распространения русской литературы за рубежом: француза М. де Вогюэ, англичанки К. Гарнет, немца Г. Кенига, итальянца Б. Текки, датчанина Г. Брандеса. В этом ряду по праву должно стоять и имя выдающегося японского писателя и переводчика Фтабатэя Симэя.

К концу XIX века, по данным японских библиографических изданий, в Японии вышло свыше 50 переводов произведений русской художественной литературы, в том числе Тургенева - 18, Толстого - 18, Гоголя - 5, Достоевского - 4.

Все увеличивающееся количество переводов произведений русских писателей и растущий интерес японских читателей к ним обратили на себя внимание литературной критики. В 1885-1898 годах в Японии выходило свыше ста общественно-литературных журналов. В них было опубликовано более ста специальных статей и заметок о русской литературе. 32 публикации посвящены Толстому, 17 - Достоевскому, 8 - Тургеневу, 4 - Пушкину, 26 - общим проблемам изучения русской литературы^*.

^* (См: Киндай нихон-ни окэру сэйёбунгаку сёкаи бункэн сёмоку (1885-1898). (Библиография журнальных статей о европейских литературах, опубликованных в Японии в 1885-1898 гг.). Токио, 1970.)

Характерно, что, в отличие от английской или немецкой литературы, изучение русской литературы в Японии никогда не поощрялось сверху, ее признание рождалось в глубинах народной жизни.

Японская критика 80-90-х годов интересуется русской литературой уже не только как суммой произведений отдельных писателей, а прежде всего как национальным феноменом, и пытается осмыслить значение художественного опыта русских писателей для развития японской литературы. Статья Фтабатэя так и называлась: "Влияние русской литературы на японскую"^*. Фтабатэй поделился мыслями о назревшей необходимости такой постановки вопроса со знаменитым писателем Мори Огай. Последний был поклонником немецкой литературы, но хорошо знал и русских писателей, в том числе Тургенева (в немецком переводе), и полностью одобрил эту мысль. В последней четверти XIX века русская литература становится существенным фактором историко-литературного процесса Японии. Не случайно японский исследователь Отани Фукаси особо выделяет период 1888-1900 годов, то есть последнее десятилетие XIX века, начавшееся с появления произведений Тургенева в переводе Фтабатэя, и относит это время к первому периоду истории русское японских литературных связей^**.

^* (Эта статья, включаемая во все собрания сочинений Фтабатэя, осталась незаконченной и не была датирована. Однако одна фраза в ней: "Тургенев, который пользуется наибольшей популярностью сейчас в Японии..." - позволяет предположить, что статья написана в 90-х годах прошлого столетия. В начале века популярность Тургенева убывает, его заменяет Л. Толстой.)

^** (Отани Фукаси. Переводы русской литературы и японская литература. - Кокубунгаку. Токио, 1956, № 4, с. 44.)

Итак, начало мирового признания русской литературы, освоение ее творческого опыта за рубежом восходит к 80-м годам прошлого столетия: для Европы - начало* этого десятилетия, а для Востока - конец того же десятилетия. К концу XIX века русская литература распространила свое влияние на весь мир, сделалась могучим фактором художественного прогресса не только Запада, но и Востока.

Конечно, необходимо отличать процесс "ознакомления" от творческого "освоения". В Европе, как показывает исследование В. И. Кулешова "Литературные связи России и Западной Европы в XIX веке", ознакомление с русской литературой началось намного раньше ее освоения. Уже в первой половине XIX века в популярном французском журнале "Ревю ансиклопедик" печатались, статьи о русских романтиках, о Пушкине во Франции начали писать еще с 1820-х годов, а томик с пятью повестями Гоголя выходит в Париже еще при жизни писателя - в 1845 году, и через год - в Германии в переводе на немецкий язык. Однако творческое освоение - русской литературы в странах Европы началось намного позже - в начале 80-х годов.

В Японии же этот разрыв между ознакомлением и освоением весьма незначителен во времени. Первые переводы из русской художественной литературы появились в Японии лишь в начале 80-х годов. В 1883 году были переведены "Капитанская дочка" Пушкина и "Порог" Тургенева, а уже в 1889 году увидел свет роман Фтабатэя: "Плывущее облако". Ускоренное развитие японской культуры после буржуазной революции Мэйдзи явилось важным фактором в интенсивном освоении русской литературы в Японии.

Творческое освоение художественного опыта русских писателей было активным процессом, тесно связанным с эстетическими потребностями новой японской литературы, ныне имеющей уже вековую историю.

Чем она была на заре своего становления, и к чему она пришла? Ответ на этот вопрос нельзя дать без учета той роли и того места, которое занимает в истории новой японской литературы русская классика. Задача функционального изучения литературы "состоит в том, - пишет М. Б. Храпченко, - чтобы выяснить реальные формы и виды воздействия художественных произведений в различные исторические периоды, на различные слои читателей, раскрыть многозначность творческих созданий или, как теперь говорят, их поливалентность в процессе исторического существования"^*.

^* (Храпченко М. Б. Художественное творчество, действительность, человек. М., 1976, с. 337.)

Изучение японского пути к русской литературе во многом проясняет и причины всеобщего тяготения к этой литературе не только Японии, но и других стран зарубежного Востока в ответственную для них пору формирования нового художественного сознания.

Тема, обозначенная в заглавии данной книги, чрезвычайно обширна. Она предполагает собирание, систематизацию и обобщение огромного, еще мало изученного материала русско-японских литературных отношений. Надо ли оговаривать, что такая задача может быть решена лишь коллективными усилиями исследователей?

Настоящая книга, разумеется, не претендует на всестороннее изучение интересующей нас темы. Автор намеренно отбирает только некоторые проблемы и явления - главным образом те, которые наиболее существенны для осмысления разнообразных форм воздействия и особенностей усвоения русской классики в Японии.

В четырех главах-очерках о русских классиках рассматривается также не весь объем проблемы, а выявляется самое главное, что характеризовало восприятие в Японии того или иного русского писателя. Творческие связи Тургенева с японской литературой не выведены в отдельный раздел, а рассматриваются в первой главе, где речь идет о постижении сущности русской классики в японской критике конца XIX - начала XX веков, так как творчество писателя привлекало всеобщее внимание японских читателей именно в этот период. В последующие годы популярность Тургенева в Японии постепенно убывает. Отсутствие главы о Достоевском объясняется как недостаточной изученностью сложной проблемы, так и ограниченностью объема книги. Это пробел, который еще предстоит заполнить.

Автор задался целью проследить лишь некоторые из интернациональных связей новой японской литературы, проделавшей за сто лет своего развития путь от критического реализма до социалистического, от Тургенева до Горького. При этом в центре внимания находился вопрос о постижении сути русской литературы, ее национального своеобразия в японской критике, об осмыслении русского феномена в контексте японской художественной традиции и - в конечном итоге - об освоении опыта русской классики в свете собственных эстетических потребностей японской литературы.