Пять дней в первоклассной больнице

Перевод Е. Рединой

27 июля. В 8.30 утра пришел журналист Нагаяма из газеты "Асахи"-для того чтобы запрятать меня в известную своим комфортом больницу в районе Акасака. Я должен под чужим именем лечь в профилактическое отделение, называемое "человеческим доком", и выведать все про это учреждение. Отказываться поздно, главный редактор настаивает. Я чувствую себя совершенно здоровым с головы до ног, но из меня замыслили сделать подопытного кролика.

Однажды поздно вечером в баре в Синдзюку я встретил изрядно выпившего главного редактора. Он всегда придерживался принципа "пятьдесят на пятьдесят", будучи убежден, что такая пропорция алкоголя и воды благотворна для здоровья. По его мнению, человеческий разум с точки зрения химии состоит из летучего газа, поэтому он находится в голове, в связи с чем чувствительность остальных частей тела сильно снижена. Несбалансированность особенно усиливается под действием алкоголя. Следовательно, если спиртное запивать водой, а воду спиртным, то рассудок, впитывая влагу, тяжелеет и опускается вниз - наступает гармония духа и тела. Никаких отклонений от нормы. Выпивая по этому рецепту, человек ни к кому не пристает, не бранится, а поутру не мучается с похмелья. Такова теория главного редактора. Сам он никогда не хмелеет. Его слова, мерно падающие с уст, всегда рассудительны, но от них тянет сырым холодом.

- В последнее время больницы высшего разряда превратились в нечто среднее между лечебным заведением и гостиницей. Здоровый тоже может попасть туда. Хочешь попробовать?

- В каком смысле?

- Только и делов - несколько дней не вставать с постели. Будешь себе полеживать, навострив глаза и уши. И запишешь увиденное и услышанное. Идет?

- Пожалуй.

- Заодно и отдохнешь, ведь целый год работаешь без передыху. Это тебе вместо премии. Ну как? Соглашайся!

- Стало быть, только лежать?

- Ну конечно.

- Ладно.

Я позвонил в больницу и договорился о месте в "доке". Палата стоила 8 тысяч иен, обслуживание 5 тысяч, итого ежедневно 13 тысяч иен.

Я захохотал и спросил, нет ли палаты подороже. "Есть по 15 тысяч, но они заняты", - отрезали в ответ. Подумали, видно, с завистью, что некоторым деньги девать некуда.

Прибыл в больницу. Приемное отделение не отличить от холла гостиницы. Ни запаха карболки, ни полутьмы, ни захватанных стен, ни изнуренных недугом пациентов. Не то, что в обычной больнице, где становится не по себе уже на пороге приемного покоя. На стене картина Юкихико Ясуда (Юкихико Ясуда (род. в 1884 г.) - известный художник, член Японской Академии художеств.), у колонны бронзовая статуя обнаженной работы Хироацу Таката (Хироацу Таката (род. в 1900 г.) - скульптор, ученик Родена.). С первого взгляда ясно, что все поставлено на широкую ногу.

Устраиваюсь в палате первого разряда. Есть еще отделение люкс по 20 тысяч в день, но оно временно закрыто, поскольку нет желающих. К палате примыкает гостиная. В моем номере холодильник, телевизор, радиоприемник, ванная, умывальник, туалет. Прекрасная палата, вызывающая одно восхищение. К столу приделан регулятор кондиционера, с его помощью можно выбрать степень охлаждения воздуха. В Токио случаются перебои с водой, а здесь, интересно? Открываю кран в умывальнике - с шумом хлынула упругая струя. Горячая и холодная вода лилась без остановки. Да, как и подобает такому месту, подумал я.

Появились врач и медсестра с ясно-бесстрастными глазами. Уложили меня на кровать, перетянули руку резиновым жгутом, измерили кровяное давление. Всадив в вену толстую, устрашающего вида иглу, взяли много крови. Мне очень неприятны уколы, я кричал, отбивался, но пощады не было. Потом затащили в туалет и под мои вопли собрали мочу и кал на анализ. Опять приказали лечь на кровать для обследования двенадцатиперстной кишки. Вставили в горло резиновую трубку длиной в 60 сантиметров и заставили глотать ее. Текли слезы, катил горячий пот, рот стал липким от слюны и желчи. Я давился, орал, взывал к милосердию, изнемогал от страданий, а врач и медсестра произносили слова сочувствия, но глаза их оставались неподвижными.

В агонии, в потоках слез я ощутил удивительный миг победы над собой, и трубка скользнула внутрь. Благодаря этой экзекуции я осознал, что самообладание - одна из разновидностей мазохизма.

С проглоченной трубкой меня повели с третьего этажа на первый в рентгенкабинет. Долго тискали живот, наконец трубка попала в двенадцатиперстную кишку. Вернулся в палату, напоили сернокислой магнезией, горьким отвратительным питьем, от которого меня тут же вывернуло наизнанку. Из резиновой трубки потекло что-то желтое, потом мутно-белое. Медсестра с той же бесстрастностью в глазах наполняла этой жидкостью одну пробирку за другой. Силы оставили меня. Да, это настоящая больница. Как бы всерьез не заболеть. Я проклинал главного редактора, ругал себя за легкомыслие.

Вечером я опрометью бросился на Гинзу и крепко выпил. Сначала сакэ, потом виски и джин. Женщину, что ли, найти, во мне ведь ни одного изъяна, вопила моя душа. В одиннадцать вернулся в больницу.

28 июля. Еще раз взяли кровь, сказали: для определения группы и подсчета кровяных шариков. Поранили ухо. Собрали мочу для анализа на сахар. Гоняли по лестнице с третьего этажа на первый и обратно, говорят, что необходимо для снятия кардиограммы.

Вечером поспешил на Гинзу. В одиннадцать вернулся в больницу.

29 июля. Сказали, что исследуют обмен веществ и работу легких. Заставили зажать зубами резиновый мундштук, прикрепленный к трубке, и глубоко дышать. Сделали рентген грудной клетки. Нашли следы плеврита, я обомлел от страха. Я не чувствовал никаких симптомов болезни, но, как только сообщили результаты обследования, сразу же ощутил недомогание. Ничего, ничего, все в полном порядке, уговаривал я себя, но силы мои таяли. Право слово, горе от ума. В чем счастье человека - в знании или неведении? Попал в больницу и сразу превратился в калеку. Терплю издевательства, поэтому и захворал.

Во второй половине дня мне позвонила Савако Ариёси (Савако Ариёси (род. в 1931 г) - автор популярных повестей и Романов.). Она перенесла операцию по поводу опухоли в кишечнике и находится в палате № 606. Не знает, куда деться от скуки. Рокочущим голосом порассказала всякое об этой больнице. В отличие от других лечебных заведений здесь не принята система прикрепления к врачу. По желанию пациента можно приглашать врача со стороны. По словам Ариёси, здесь нужно легко относиться к своему пложению. Богачи скрываются в этой больнице, ведь сейчас в период депрессии это обходится дешевле поездки на летний отдых. Назвала меня дураком за то, что я не знаю таких элементарных вещей. Артисты, деятели культуры, политические боссы, финансовые воротилы укрываются от мирской суеты не в гостиницах, а в этой самой больнице.

Она сама каждый год ложится сюда, чтобы спокойно поработать. Я посетовал на баснословную дороговизну больницы, но Ариёси ответила, что роды здесь стоят миллион иен. В ее словах было много непонятного для меня.

- А ты что здесь делаешь? - наконец поинтересовалась она.

- Жую резиновую трубку. Довели до полусмерти, вздумали исследовать совершенно здоровый желудок.

- Не болтай ерунды. Лечение в твоем отделении - просто игра по сравнению с тем, что творится в обычных больницах. Разве не знаешь?

В одной из больниц женщине ввели в прямую кишку барий. Врач сделал рентген, потом велел ей прямо в кабинете извергнуть половину бария. Пациентка смутилась от столь бесцеремонного распоряжения, а врач сказал, что в туалете ей делать нечего, достаточно просто присесть на корточки, и кусок бария выскочит. Потом у нее проверяли легкие. Повесили на спину кислородный баллон и в одном нижнем белье гоняли по лестнице. Потом для проверки кишечника накачали воздухом из баллона через задний проход. Живот надулся, как воздушный шарик, а врач говорит: "Процедура длится семь минут, потерпите, пожалуйста". Больная мается, проходит положенное время, а врач и бровью не ведет. "Не могу больше!" - кричит в отчаянии пациентка, которой уже белый свет не мил, а врач с улыбкой отзывается: "Извините, забыл вытащить пробку".

Книга "Путешествие Гулливера" Джонатана Свифта - шедевр неуемного сумасбродства. В третьей части рассказывается о том, как Гулливер посетил академию наук. Свифт бранит ученых дураков точно так, как Рабле в "Гаргантюа и Пантагрюэле". Он рассказывает о великом докторе, который все болезни лечил одним инструментом. О нем шла молва как о непревзойденном мастере своего дела. Инструмент представлял собой мехи с узким длинным наконечником из слоновой кости. Если эту трубку вставить в прямую кишку дюймов на восемь и мехами откачать воздух, то желудок пациента сожмется, как пересохший мочевой пузырь. В случае тяжелой запущенной болезни доктор накачивал пациента через рот. При этом, разумеется, он большим пальцем зажимал больному задний проход. Процедура повторялась три-четыре раза. Воздух сквозняком проносился по организму, изгоняя из него вредные вещества. Пациенты восторгались чудодейственным излечением.

30 июля. Та же резиновая трубка. Говорят, что на этот раз для обследования желудка. В один прием с ней не справишься. Конвульсии. Слезы. Сопли. Слюна. Желчь. В трубку вливают пузырек голубой воды. Затем каждые полчаса откачивают из нее жидкость. Объясняют, что исследуют процесс всасывания в желудке. Процедура заканчивается, заставляют проглотить большую чашку бария. Глиняная кашица отвратительна, хотя и пахнет апельсиновым соком. В полумраке рентгенкабинета меня крутят в разные стороны. С облегчением узнаю, что природа уложила мне кишки в брюшине не хуже, чем у людей.

Вечером зашел врач. Объявил, что завтра последний день моего пребывания в больнице. Намечено исследование первой и второй шлаковыводящих систем. Посмотрят, как обстоят дела с отверстиями сзади и спереди. Я впал в ярость.

- С этим у меня все в порядке, и от обследования я категорически отказываюсь. Во-первых, эти места не должно демонстрировать первому встречному. Во-вторых, неужели человек не имеет права хотя бы на одну тайну в своем организме? Будете настаивать, сейчас же уйду.

Растерялся я, что ли, совсем? Врач рыбьими глазами наблюдал за моей истерикой. Улыбнулся, вроде как с сочувствием, и вышел из палаты.

Около девяти вечера я бросился на Гинзу.

31 июля. Два жутких укола. Каждые тридцать минут проводят исследование мочи. Настрадался так, что в завтрак и обед съел по две порции. Вчерашний барий громыхает во второй шлаковыводящей системе. В неописуемых муках освобождаюсь от него - выскакивает превосходная штучка по цвету и форме неотличимая от сосисок, какие я ел в Мюнхене. Вторая система повреждена, капает кровь.

После обеда меня навестил журналист Нагаяма. Он любит французские песни, но ни одной не знает. Пришлось писать по-французски. Начали с "Праздника в Париже".

Мы громко распевали дуэтом, когда медсестра пригласила меня к главврачу узнать диагноз. В его кабинете я выслушал множество заключений о состоянии своего здоровья и предостережения. Туберкулез легких. Гастрит. Астеническое состояние. Упадок функции желчеотделения. Ослабленная печень от злоупотребления жирной пищей. Признаки хронического расстройства желудка. Виски рекомендуется потреблять только в разбавленном виде.

Покидаю больницу умудренным, но с камнем на сердце. Счет на 65 280 иен оплатил Нагаяма, поэтому меня, к счастью, беспокоят только колики во второй шлаковыводящей системе. Желудок не болит.

Изящное железобетонное здание больницы снаружи походит на жилой дом. Фешенебельная гостиница была бы посрамлена при виде роскошных картин, украшающих каждую больничную палату. Рай, да и только, если, конечно, есть деньги.

В феврале этого года по заданию еженедельника "Асахи" я побывал в больнице для пострадавших на производстве. Она находится в районе Омори. С раннего утра коридоры битком забиты бедняками, не знающими уверенности в завтрашнем дне. Обстановка, как на корабле, терпящем крушение. Больница расположена в бараке, похожем на деревенскую конюшню. Холодный ветер с посвистом носится по коридору, крыша протекает. Дождевой червь, пожалуй, более сведущ в структуре японской экономики, чем я, но очевидно, что в этой стране между богатыми и бедными лежит глубокая пропасть. От рая до ада рукой подать.