Плывут ночные убежища

Перевод Я. Троицкого

Автомобили - передвижные потайные комнаты.

Используются разными способами. Это и приемные из стекла и металла, и кабинеты, и чайные, и место торговых переговоров, частенько - спальни, а иногда даже туалеты.

Но прежде всего это убежища. В них располагаются, как дома. С утра до вечера подгоняемые, работающие и живущие на людях жители этого сумасшедшего города, только сев в машину, наверстывают свое. Другого такого места нет. Здесь можно молча подумать, ненадолго забыться. Особенно ночью, когда никто не видит, здесь можно в мечтах побывать на седьмом небе. Можно улыбнуться своим воспоминаниям. Да. Герои последующих рассказов такие же люди, как вы.

Пошел я в столовую, где собираются таксисты - таких вокруг сколько угодно, - и слушал их рассказы, рассказы забегающих на несколько минут людей. Их наблюдательность поразительна, память хранит множество удивительных случаев, нелепых, иногда ужасных. Словно читаешь вперемешку Сайкаку (Ихара Сайкаку (1642-1693) - классик японской литературы, мастер короткой новеллы.) и "Декамерон". Все они прекрасные рассказчики, я слушал открыв рот и время от времени восклицал: "Неужели правда? Не может быть!" Но они только добродушно посмеивались над моей наивностью и неосведомленностью и повторяли, что нынешний Токио именно таков. На этой земле бывает, что и отрезанная нога влетает в окно трамвая и сбивает пассажиров. Все возможно. Всякое случается. Здравый смысл не всегда годится. Но удивление вызывает ощущение какого-то странного и своеобразного каменного века.

Послушайте эти рассказы.

Однажды ночью около Синономэбаси села девушка лет двадцати двух. Одета хорошо, села, красиво закинув ногу на ногу, спокойно положила на колени маленькие руки. Спросил куда ехать, ответила спокойным голосом: "Я сейчас наложу на себя руки". Несколько раз переспросил, ничего другого не говорит. Ровно и спокойно повторяет, что сейчас умрет. Серьезно так. Ну, раз хотите умереть, говорю, то ехать надо к истокам реки Сумидагава. Там вода чистая. Девушка сложила руки на коленях, наклонила голову, говорит, ну давайте поедем туда. На душе муторно сделалось, погнал машину, да и остановился около полицейского участка. Вышел полицейский, девушка спокойно и без возражений вышла из машины. Полицейскому сказала то же самое. На следующий день поехал из любопытства в полицию спросить - они выяснили, откуда она, и родители ее забрали. Оказывается, душевнобольная, сбежала из дому и бродила по городу.

В Карасумори, в районе Симбаси, взял пассажира, отвез на экскурсию в Хатиодзи, оттуда возвращаюсь по шоссе Косю, попал под ужасный ливень. Такой ливень, словно по дну реки едешь. Дворники сколько ни бегают, едва разгоняют пенные потоки. Пришлось скорость убавить, еду не спеша, вдруг вижу - посреди дороги лежит ничком женщина. Так под дождем и лежит, вытянув руки. Хотел было проехать, но ночь, других машин нет, остановился. Дождь такой, что ни глаз, ни рта не открыть, кое-как втащил женщину на сиденье рядом с шоферским. Женщина насквозь промокла, совсем обессилела, пробормотала только: "Отвезите в Токио" и закрыла глаза. Когда показались огни Синдзюку, до сих пор молчавшая и как будто спавшая женщина вдруг открыла глаза и приободрилась. Потом сказала, что раз уж так поздно, то ничего не поделаешь, отвезите в какую-нибудь гостиницу. Отвез ее в один известный мне отель в Сэндагая. Вошли в номер... она сразу прильнула ко мне... Мол, отблагодарить хочет. До утра спать не давала. Наконец уснул. Проснулся часов в одиннадцать - женщины и след простыл. Только на ковре пятна от дождевой воды. Вскочил с кровати, подбежал к креслу, где висел пиджак, - в кармане ни копейки.

В Икэбукуро сел пассажир, сказал, едет на велогонки в Горакуэн. Мужчина лет пятидесяти, в поношенной охотничей шапочке, в ботинках на резиновом ходу. Похож на бригадира плотников или землекопов. Сказал, едет на велодром Горакуэн поиграть. По пути болтали о том, о сем, потом пассажир вдруг говорит: "А вы не поиграли бы на гонках?" Ответил, что можно бы, да времени нет. А если было бы время? Да если бы и было, надо же работать, зарабатывать. А если бы было и время и деньги? Ну, тогда бы, наверное, поиграл. Пассажир достает из кармана кожаной куртки пачку денег и сует в руки таксисту. Здесь 50 тысяч иен. Выигрывайте, проигрывайте, но используйте все до копейки. Выиграете - заберите себе, проиграете - ну что ж. Только ставьте все до копейки. Короче, за 50 тысяч я вас покупаю на час-два.

Приехали в Горакуэн, таксист с 50 тысячами пошел в зал тотализатора, а пассажир - в закусочную. Таксист впервые играл на гонках, а потому 50 тысяч иен спустил быстро. Вернулся в закусочную, где пассажир, сидя на скамеечке, пил сакэ Извинился, что, мол, проиграл, тут пассажир рассердился - нечего извиняться, я и не говорил, чтобы вы выигрывали, возвращайтесь к своей работе. И пошел таксист через мусор, пыль и дым закусочной к своей машине. Так и расстались, не узнав ни имени, ни возраста, ни работы, ни места жительства. Понял только, что не очень богатый человек этот пассажир, потому что из стакана пахло низкосортной сивухой. Вечером вернулся в контору, ругали, что выручка за день мала. Пытался объяснить, что такой вот пассажир попался, да разве поверят.

Однажды видел собаку. Идет, на шее узелок висит, словно ее за покупками посылали. В этом месте у вокзала есть переезд и виадук. Служащие с работы возвращаются, хозяйки на рынок идут, народу очень много. Обычная вечерняя толчея. Люди и по дороге идут, и перед машинами шныряют, и на красный свет бегут. И среди толчеи - эта собака. Подошла к переезду, как раз шлагбаум опускается. Собака, задрав голову, смотрит, как он опускается. Могла бы пробежать, если бы захотела, но, видно, хорошо сигналы знает, не сделала этого. Повернулась и неторопливо пошла среди снующих людских ног к виадуку, стала подниматься по ступенькам.

На Гинзе много встречается людей с обманчивой внешностью, вот и этот один из них. Вечером посадил в Юракуте какого-то джентльмена, повез в трущобы Коива. Джентльмен ушел в один из этих ужасных длинных бараков, который, казалось, вот-вот развалится. Сказал, что скоро вернется и чтобы я ждал, выключив и фары, и подфарники, короче, весь свет. Выключил, жду. Джентльмен вышел с семьей. Жена и двое детей. Сказал ехать в Уэно. Жена все всхлипывала в машине, на его обращения не отвечала. Дети одеты, как на пикник, на плече висит фляжка, один тут же уснул. Другой все время смеялся, когда проходили встречные машины. Джентльмен сказал, что они сбегают от домовладельца, поэтому он и просил выключить свет, чтобы хозяин не заметил. Я сказал, что сейчас в Уэно ни поездов, ни электричек, наверное, уже нет, он ответил, что подождут в зале ожидания до утра. А потом? Потом? Ну, сядем хотя бы на линию Яматэ. Да. Там за 30 иен можно сколько хочешь ездить. Приехали в Уэно, джентльмен взял детей за руки и вместе с плачущей женой скрылся в здании вокзала, похожем на вымершую пещеру. За такси расплатился точно. Последний жест порядочности, наверное. Таксист все удивлялся, почему люди, скрывающиеся ночью в том, что лишь на себе одето, едут на такси.

Ночью на вокзалах Токио и Уэно встречаются мальчишки и девчонки, сбежавшие из дома, есть и сволочи, охотящиеся за ними. Завлекают их уговорами. Около Яэ ждут грузовики и легковые машины. Мальчишек увозят на грузовиках, девочек - на легковых. И они исчезают. Часто видел этих бандитов, даже в лицо некоторых помню. Неужели они постоянно занимаются охотой на людей?

Это случилось с моим приятелем, однажды на экскурсии в Кумагая посреди рисового поля ему сунули под нос длинный нож для разделки рыбы. Размышляя о доверии к людям, отдал деньги. Однако поблизости ни такси, ни городского транспорта, ни огоньков жилья. Парень стоит в растерянности. Ну, думает мой приятель, я тоже мужчина. Не требует вернуть деньги. Вам, наверное, в Токио? Один поедет, двое - расход бензина одинаковый. Садитесь. Парень развязно полез в машину. Потихоньку поехали назад той же дорогой, что приехали, у въезда в Токио - полицейский пост, приятель и подрулил к нему.

У одного таксиста уже несколько лет не сходит с шеи красный след от веревки. У другого все время красный правый глаз, даже когда и не пил. Наверное, последствия кровоизлияния, когда пассажиры душили.

В Накано села средних лет женщина, похожая на хозяйку хорошего дома, сказала отвезти в тихое, безлюдное место. Отвез в парк Сякудзии, там она такого потребовала, что я даже обомлел.

Жена попросила сходить в комиссионный магазин в Асакуса, встретил иностранца с двумя детьми. Дети говорили по- японски. Иностранец, похоже, сыновей не понимал, в затруднении усмехался и качал головой. Обувь и одежда поношенные, галстука нет. Стоит, как бы прячась в тень столба. И иностранцы бывают робкие, подумалось мне.

Нищие в парке Уэно собирают брошенные билеты тотализатора велогонок и, стоя под лучами солнца, проверяют каждый. Говорят, в месяц на этом зарабатывают 20 - 30 тысяч иен. Парусиновые сумки плотно набиты испачканными грязью билетами.

Во втором квартале Синдзюку сел пассажир, и, хотя была ночь, ехать ему, видимо, было некуда. Сказал ехать в парк Синдзюку-гёэн. Приехали в парк. Заставил везти дальше - в район кладбища Аояма, пересел на место рядом. Потом вдруг придвинулся и заговорил жарким шепотом.

Возвращались в Сэйдзё через Сибуя.

Пассажир скрылся в воротах прекрасного дома с густой аллеей деревьев. Вдоль особняка плыл туман и свежий успокаивающий аромат. Среди денег, уплаченных пассажиром, сверх платы аккуратно вложена купюра в 5 тысяч иен. Пассажир, выходя из машины, смущенно шепнул: "... я жертва войны" - и, не оглядываясь, зашагал по аллее и скрылся в воротах.