Глава 8. От конфронтации к сближению

Русско-японское соглашение 1910 г.

В 1910 г. было подписано новое русско-японское соглашение, был сделан еще один шаг на пути сближения двух стран, на что толкало их развитие американской экспансии на Дальнем Востоке.

В начале 1909 г. газета "Хоти" писала: "Масса обстоятельств ратует в пользу сближения России с Японией - оно устранит не только возникновение всевозможных толков, но и создаст последнюю возможность отдаться более активной политике у себя на западной границе, когда она будет чувствовать себя спокойной на Дальнем Востоке. Заключение союза между Англией, Японией и Россией лучше бы всего удовлетворило жизненные потребности этих трех держав на Дальнем Востоке" (цит. по [38, д. 206, л. 212]).

Посол Н. А. Малевский-Малевич 5 февраля сообщал, что "газеты пишут о новом русско-японском соглашении как о событии, наступление которого не подлежит сомнению" [38, д. 206, л. 551.

Россия вложила крупные капиталы в КВЖД и ее промышленные предприятия. В связи с общим промышленным подъемом в России после кризиса 1906-1908 гг. русский промышленный капитал проявлял тенденции роста, в то время как торговый капитал в Северной Маньчжурии занимал сравнительно слабые позиции. Товары русского производства в Северной Маньчжурии составляли (1913 г.): лесные материалы - 98%, табак - 53, металлоизделия - 47, сахар - 63, мануфактура - 26, бакалея - 24, керосин- 12% [102, с. 209]. Русские представители постоянно жаловались, что японские, американские и английские товары успешно конкурируют с русскими. В Южную же Маньчжурию русские товары проникали в незначительном количестве. Общая отсталость и слабость русской промышленности по сравнению с английской, американской и японской объясняют недостаточный успех русского экспорта. Около 80% товаров, которые вывозились из Северной Маньчжурии, шли через русскую границу, но это был главным образом транзит.

Вывоз в Россию составлял лишь 10-15% (хлеб, скот, масло, яйцо и т. д.) [184, с. 141].

Безусловно, все это сказывалось на общем объеме товарооборота, вызывало болезненную реакцию у русских промышленников. После эвакуации русских войск из Северной Маньчжурии осенью 1907 г. КВЖД работала довольно удовлетворительно. Число перевозимых пассажиров увеличилось с 442 тыс. в 1907 г. до 947 тыс. в 1910 г. и свыше 1100 тыс. в 1912-1913 гг. Объем грузоперевозок после некоторого снижения в связи с кризисом 1908-1909 гг. (с 1181 тыс. т в 1907 г. до 905 тыс. т в 1909 г.) вновь вырос в 1912-1913 гг. (в 1912 г. - 1269 тыс.т). Но, несмотря на рост грузоперевозок, КВЖД вместе с ее различными подсобными предприятиями продолжала оставаться убыточной (за 1904-1914 гг. дефицит составил 176 млн. руб.). Русские капиталовложения в строительство и расходы по эксплуатации КВЖД к 1914 г. в общей сложности составили около 542 млн. руб. (см. [184, с. 141 - 1441).

Русские капиталы в Маньчжурии были вложены в различные отрасли промышленности: мукомольную, спиртоводочную, сахарную, мыловаренную, лесопильную, пароходство по р. Сунгари и т. д. По японским источникам, общая сумма государственных и частных капиталовложений в Маньчжурии оценивалась примерно в 1600 млн. руб. Однако если принять во внимание переданную Японии часть дороги, порты, крепость Порт-Артур, а также средства, израсходованные на дорожное строительство, казармы и т. д., то для Северной Маньчжурии русские капиталы, действительно вложенные в ее транспорт, промышленность, различное недвижимое имущество и торговлю, могут быть определены приблизительно в 925 млн. руб. [272, с. 158]. Сумма довольно значительная по тому времени. По размерам капиталовложений Россия занимала второе место, уступая лишь Англии.

К описываемому времени положение царизма внутри страны упрочилось, и он вновь начал активизировать свою политику на Дальнем Востоке, стремясь вернуть свои прежние позиции. Деятельность Русско-Китайского банка после войны была осложнена, так как, во-первых, она в основном протекала в районах, перешедших под контроль Японии, и, во-вторых, царское правительство опасалось ее усиливать из-за боязни столкновений с Японией. В 1906-1909 гг. банк сильно сократил размеры операций, свернув свою деятельность в Гирине, Мукдене, Калгане и других районах Маньчжурии.

В 1910 г. царское правительство приняло меры к реорганизации банка, укреплению его финансовой базы и упрочению позиций русских банкиров, которые в 1906 г. продали французским банкам часть акций. Русско-Китайский банк был слит с Северным банком и стал называться Русско-Азиатским банком, капитал которого составил 45 млн. руб. Он стал энергично укреплять финансовые позиции России в странах Дальнего Востока [184,. с. 145-146].

Соперничество между русскими и японскими предпринимателями и торговцами в Маньчжурии не могло не создать осложнения в политике сближения двух стран, в проведении которой особенно была заинтересована Япония. С помощью России она надеялась отбить атаки американского империализма в Маньчжурии, и поэтому в Японии вынашивались планы урегулирования русско-японских противоречий на базе совместной эксплуатации Маньчжурии. Экономическое сотрудничество русской и японской буржуазии в целях окончательного вытеснения американского капитала должно было подкрепить налаживающийся политический контакт.

Наиболее дальновидные представители японских правящих кругов, имевшие интересы в Маньчжурии и на русском Дальнем Востоке, стали широко пропагандировать необходимость экономического сотрудничества русской и японской буржуазии. Граф Окума Сигенобу - виднейший японский политический деятель - заявил русскому представителю "об общности интересов" России и Японии в Маньчжурии, "куда ныне устремляются американцы и англичане" [38, д. 206, л. 48]. Маршал Ямагата Аритомо, один из наиболее влиятельных политических деятелей Японии, прямо сказал русскому послу Н. А. Малевскому-Малевичу, что "правящие сферы Японии и вся сознательная часть общества желают мирного развития экономических сил страны и смотрят на Россию не как на враждебную силу, а как естественную свою союзницу в Маньчжурии, где у обеих стран так много общих интересов" (цит. по [38, д. 206, л. 250]).

В сентябре 1909 г. японский посол в Петербурге передал в министерство иностранных дел тексты трех соглашений, заключенных Японией с Китаем: о сооружении Мукден-Аньдунской железной дороги, о получении аренды на территории Кондо для строительства дороги, связывающей Гирин с корейским портом, и о закреплении за Японией Фушунских и Янтайских угольных копей (см. [38, д. 207, л. 14]). В кругах русской буржуазии это вызвало большую тревогу. Буржуазное общественное мнение особенно было обеспокоено тем, что деятельность Японии была направлена не столько против Китая, сколько против России, ибо строительство обеих проектируемых железных дорог имело, несомненно, стратегический характер. Царский министр иностранных дел по этому поводу имел специальное объяснение с японским послом Мотоно Итиро, которому высказал особое беспокойство "необыкновенной военной деятельностью Японии в Северной Корее". В ответ Мотоно Итиро старался доказать, что соглашение не направлено против России, что "объектом внешней политики Японии является главным образом Китай, а не Россия и что поэтому... нет никакого повода к новому столкновению между Россией и Японией".

Помимо активной деятельности в Корее и Маньчжурии японские дельцы активно проникали в дальневосточные владения России. И если в первые годы после войны японская торговля в Приамурье довольно скоро потеряла существенное значение, то в северных районах Дальнего Востока японцы подчинили своему контролю рыболовство у русских берегов. В первые годы после войны японские промышленники хозяйничали там бесконтрольно, хищнически вылавливая рыбу и истребляя котиков. Последнее даже поощрялось японским правительством: существовал закон о выдаче поощрительных премий лицам, занимающимся котиковым промыслом. И только в результате протеста России закон был отменен в 1909 г. [38, д. 207, л. 29, 30].

Чиновник по особым поручениям при амурском генерал-губернаторе Слюнин, посетивший побережье Охотского моря и Камчатки осенью 1909 г., доносил министру финансов, что японские браконьеры, сыгравшие большую роль в истреблении морского котика в Охотском море, перенесли свою деятельность на сушу, на Камчатку и на Шантарские острова. На рынках в Кобэ и Хакодатэ стали появляться шкурки камчатских морских бобров в количестве гораздо большем, чем добывалось местными жителями. Он обращал также внимание на то, что Япония поставила под свой контроль камчатскую рыбопромышленность. Около 200 шхун летом 1909 г. промышляло у берегов Камчатки. В 1908 г. Япония вывезла оттуда около миллиона пудов рыбы. Всего японские рыбопромышленники эксплуатировали 150 рыболовных участков, а русские - лишь 25 (см. [38, д. 206, л. 120, 123]).

Но не только русская буржуазия проявляла беспокойство по поводу усиленного проникновения Японии в Китай. Японо-китайские соглашения о постройке новых железных дорог в Маньчжурии, установление полного контроля Японии над угольными копями этого района Китая наряду с продолжавшимися ограничениями деятельности иностранного капитала (к 1909 г. доля США во ввозе товаров в Маньчжурию упала с 60 до 35%, в то время как доля Японии возросла в той же пропорции, см. [184, с. 108]) вызвали бурное негодование в США. В правящих кругах США возник план привлечения к антияпонской борьбе царской России. 8 ноября 1909 г. американский посол в России Рокхилл посетил А. П. Извольского и предложил ему план "коммерческой нейтрализации маньчжурской сети железных дорог" с тем, чтобы "поставить окончательный и, так сказать, международный предел дальнейшим захватам Японии". Кроме того, Рокхилл считал возможным распространить "режим нейтрализации" (т. е. интернационализации) и на военную сферу на Ляодунском полуострове. Он пытался убедить Извольского в необходимости для России "идти в маньчжурских делах рука об руку с США" [38, д. 206, л. 80].

Конкретно американская программа (известная как "план Нокса" - по имени государственного секретаря США Ф. Нокса) требовала согласия России на образование интернациональной банковской группы во главе с США для выкупа ("интернационализации") КВЖД и ЮМЖД. Все это мотивировалось фальшивой заботой обеспечить китайский суверенитет над Маньчжурией. Русский генеральный консул в Сеуле А. С. Сомов в телеграмме А. П. Извольскому от 30 декабря 1910 г. назвал американское предложение о нейтрализации дорог в Маньчжурии "идеальным громоотводом", который "отвлек внимание от нашего севера и указал нам на общие с японцами интересы в Маньчжурии и, как лучший друг России, подготовил почву для соглашения" [38, д. 20, л. 233-234].

Действительно, американское выступление носило антияпонский характер. Но американские монополии требовали и отказа царизма от политики покровительства русской торговле и расширения позиций России в Маньчжурии. Американское предложение шло вразрез с интересами русской буржуазии, которая в эти годы начала усиливать экономические связи с Северной Маньчжурией. Поэтому царское правительство не хотело идти на уступки США. В этом была нереалистичность американского проекта.

США не сообщили России второй, запасной вариант своего предложения, который они в секретном порядке передали Японии. В случае отказа России от интернационализации КВЖД и ЮМЖД он предусматривал строительство новой железнодорожной магистрали через всю Маньчжурию с юга на север (Цзиньчжоу - Айгунь), вплоть до русско-китайской границы. Участие в строительстве такой дороги представляло интерес для японских капиталистов, давно мечтавших проникнуть в русскую сферу влияния в Северной Маньчжурии (см. [236, с. 215, 217]). Проект, таким образом, носил резко выраженный антирусский характер: США хотели использовать русско-японские противоречия. Американская дипломатия продолжала прежний курс натравливания Японии на Россию.

Определяя свое отношение к "проекту Нокса", царская дипломатия не знала об этих вероломных действиях американского правительства. Решающую роль в выборе курса политики царской России сыграли другие обстоятельства.

Осенью 1909 г. отношения между Россией и Японией серьезно обострились. С сентября 1909 г. от русских консульств в Корее и Северной Маньчжурии в Петербург стали поступать сообщения о концентрации японских войск на русско-корейской границе. Русская и иностранная печать все чаще стали поговаривать о возможности второй русско-японской войны. Русский военный атташе в Японии в октябре 1909 г. сообщал в Петербург, что "непосредственной военной подготовки к нападению Япония не ведет, но, действительно, военные приготовления Японии по своим размерам и некоторым частностям указывают на то, что Япония из всех своих возможных противников имеет в виду именно русскую армию" [38, д. 915, л. 188].

На русско-корейской границе были установлены 36 гаубиц, японская канонерская лодка вошла в русские территориальные воды. Эти и другие факты вызвали большую тревогу в Приамурье. Офицеры и чиновники стали отправлять свои семьи с Дальнего Востока на Урал. Слухи о военных приготовлениях Японии всячески раздувались прогерманскими кругами и поддерживавшей их прессой, стремившимися толкнуть Россию на соглашение с Германией для борьбы с Японией и ее союзниками (см. [423, 16.06.1909, 28.08.1909; 437, 25.07.1909; 429, 1909, № 37, с. 17 и др.]). Японская дипломатия, внимательно следившая за колебаниями в русских правящих кругах, стала предпринимать активные шаги по всем линиям (в прессе, по дипломатическим каналам), вплоть до военного нажима, с тем чтобы не допустить сближения России с Соединенными Штатами Америки, Германией и Китаем.

В Японии отдавали себе отчет в том, что такого рода сближение создаст препятствие на пути осуществления ее планов экспансии в Китае и на Дальнем Востоке. По подсказке министра иностранных дел в официальной японской прессе стали появляться статьи, в которых доказывалось, что укрепление позиций Японии в Китае и Корее не представляет угрозы русским владениям на Дальнем Востоке.

Газета "Джапан тайме" 17 сентября 1909 г. поместила статью под характерным заголовком "Странные галлюцинации в России", где заявляла, что постройка Гирин-Чаньчуньской железной дороги не представляет угрозы для России (см. [38, д. 915, л. 105]). Привлекли внимание и статьи, публиковавшиеся во влиятельной газете "Иомиури", принадлежавшей семье Мотоно Итиро, посла Японии в Петербурге. Газета утверждала, что опасения русских относительно посягательств Японии на Забайкалье, Маньчжурию и Монголию также необоснованы, стремления японцев направлены южнее (см. [38, д. 206, л. 49]).

На октябрь 1909 г. был намечен визит министра финансов В. Н. Коковцева на Дальний Восток. Узнав об этом, японское правительство пригласило его посетить Японию. Петербург отклонил предложение. Тогда японцы решили направить в Харбин одного из влиятельнейших государственных деятелей Японии, князя Ито Хиробуми.

Как это принято в японской дипломатической практике, перед отъездом Ито нанес визит русскому послу Н. П. Малевскому-Малевичу. Князь говорил о необходимости сближения между Японией и Россией и подчеркнул, что его поездка санкционирована императором.

Встреча Ито Хиробуми с В. Н. Коковцевым произошла в. Харбине 26 октября 1909 г., но переговоры не состоялись: Ито был убит в тот же день на Харбинском вокзале корейским патриотом.

Через несколько дней, в начале ноября, министр транспорта барон Гото Симпэй, один из активных сторонников сближения с Россией, рассказал русскому послу в Токио Н. П. Малевскому-Малевичу о том, какие вопросы Ито намеревался согласовать с В. Н. Коковцевым. Они сводились к следующему: улучшению связей между КВЖД и ЮМЖД; понижению тарифов на японский шелк, ввозившийся по русским железным дорогам; более тесному политическому сближению между двумя странами [38, д. 206, л. 54].

Гото Симпэй был тесно связан с железнодорожными и пароходными компаниями, имевшими важные экономические интересы в Маньчжурии и на русском Дальнем Востоке. В 1906 г. он занял пост председателя правления ЮМЖД. Японские железнодорожные магнаты, чья деятельность была связана с ЮМЖД, в борьбе за Китай сталкивались с капиталистами других стран, и прежде всего с американскими. Перед Японией стоял вопрос о выборе дальнейшего пути: вместе с Россией против США или вместе с США против России. Гото Симпэй лучше, чем кто-либо другой, видел, что последний путь неприемлем для японских капиталистов, так как означал подчинение Японии более мощному и агрессивному американскому империализму. Сближение с Россией не создавало такой угрозы. После поражения в русско- японской войне русский империализм уже не претендовал на господство на Дальнем Востоке, хотя и стремился сохранить позиции, закрепленные соглашением с Японией 1907 г.

8 ноября вслед за американским послом А. П. Извольского посетил японский посол Мотоно Итиро. Он стал доказывать, что военные мероприятия Японии направлены не против России, а имеют целью сохранить за Японией достижения двух предыдущих войн (т. е. японо-китайской и японо-русской). Мотоно Итиро убеждал в целесообразности и выгодности двустороннего японского союза, перед которым вынуждены будут "преклониться" все другие державы, с тем чтобы Россия, "опираясь на Японию, могла отстаивать принадлежащие обществу Китайской Восточной железной дороги в силу контракта 1896 г. права". А. П. Извольский отвечал уклончиво, указывая на нежелательные последствия такого сближения для Китая. Целесообразнее, говорил русский министр, найти такую сторону соглашения, к которой можно было бы привлечь и Китай" [38, д. 206, л. 75]. Но это не устраивало японских империалистов. Они хотели союза с Россией для борьбы против США и укрепления своих позиций в Китае за счет его дальнейшего ослабления и закабаления.

Докладывая царю об этих представлениях, А. П. Извольский приходил к выводу о том, что Россия поставлена "в необходимость теперь же избрать окончательный путь для... [своей] дальневосточной политики".

На записке А. П. Извольского Николай II 18 ноября (1 декабря) 1909 г. написал, что "лично" для него был "совершенно ясен путь, который России следует избрать теперь: это вступление с Японией в теснейшее соглашение" [38, д. 206, л. 75]. Иного пути царизм и не мог избрать: к концу 1909 г. японская армия насчитывала уже 900 тыс. человек.

В конце ноября на Особом совещании по дальневосточным делам А. П. Извольский откровенно заявил, что "если мы отвергнем американское предложение, то вызовем, быть может, временно охлаждение США", но "Америка нам войны по этому поводу не объявит и флота в Харбин не пошлет, тогда как Япония в этом отношении гораздо опаснее". Если же США вытеснят Японию из Маньчжурии, то последняя будет стремиться "вознаградить себя" за счет Приморья [38, д. 206, л. 169]. А это означало бы войну, причем войну, в которую царизм не считал для себя возможным вступить, ибо не видел никаких надежд на ее благоприятный исход.

В 1910 г. была разработана программа развития морских вооруженных сил на десять лет. На усиление Тихоокеанского флота предусматривалось израсходовать лишь 34,3 млн. руб. (На эти деньги планировалось построить две броненосные канонерки, шесть подводных лодок и три заградителя. Намечалось также улучшить оборудование военных портов во Владивостоке и Николаевске-на-Амуре.) Балтийскому флоту предназначалось 640,7 млн. руб., Черноморскому- 56 млн. руб. (см. [202, с. 261]). Эти примеры наглядно свидетельствуют о том, что в правящих кругах России верх одержали сторонники ведения оборонительной политики на Дальнем Востоке. Поэтому почти ничего не было сделано и для укрепления сухопутных сил на Дальнем Востоке, а лишь распространен на Приамурский край закон о всеобщей воинской повинности, что давало возможность несколько увеличить контингент войск в мирное время и подготовить резерв.

Решения об укреплении Владивостока осуществлялись медленно, и работа не была завершена до 1917 г.

Предложение Японии было принято. Россия и Япония заняли идентичную позицию в отношении "плана Нокса". Японское правительство проект своего ответа на предложение Ф. Нокса заранее сообщило русскому послу в Токио. В свою очередь, русское правительство поставило в известность японское министерство иностранных дел о предполагаемом ответе США. Мотоно Итиро заявил Н. А. Малевскому-Малевичу в конце декабря 1909 г., что "американское предложение служит новым доказательством необходимости более тесного сближения между Россией и Японией, что почвой для того служат именно маньчжурские дела и охрана связанных с ними обоюдных интересов". Мотоно считал, что если соглашение 1907 г. имело негативный характер, то новое должно нести в себе положительное начало (см. [38, д. 206, л. 164]).

Влиятельнейшие представители правящих кругов Японии, чья деятельность отражала интересы монополий, имевших "свои дела" в Маньчжурии и Северном Китае,- Гото Симпэй, Ито Хиробуми, Иноуэ Ясуси и др.- особое внимание уделяли развитию экономических отношений с Россией. В письме к русскому послу 14 января 1910 г. Гото Симпэй подчеркивал, что только экономическое сближение двух стран приведет к их прочному политическому соглашению. Помимо вопросов, которые он ставил еще в ноябре 1909 г., Гото Симпэй высказал предложение об учреждении русско-японского пароходного общества в восточноазиатских водах, которое своими базами имело бы Владивосток и Шанхай. Отмечая существующую конкуренцию между русским добровольным флотом и японской судоходной компанией "Осака Тёсэн кайся", Гото считал это явление весьма прискорбным. Он указывал, что русско-японское пароходное общество "могло бы монополизировать пароходство в Восточной Азии" (см. [38, д. 206, л. 168-174]).

Сторонником развития экономических взаимоотношений с Россией являлся и влиятельный гэнро - маркиз Иноуэ Ясуси. "Политическое соглашение,- говорил он Н. А. Малевскому-Малевичу в конце января 1910 г.,- недостаточно для упрочения дружеских отношений между народами; надо, чтобы договоры покоились на взаимных материальных интересах: только тогда взаимные отношения действительно разовьются и окрепнут". Иноуэ Ясуси рисовал целую систему мероприятий по развитию взаимных отношений. "Было бы очень полезно... чтобы русские представители торговых, промышленных и финансовых сфер приезжали в Японию, а японские - в Россию... Чем больше будет развиваться такое экономическое общение между Россией и Японией, тем прочнее станет их дружба". Он просил оказать всякое содействие главе крупнейшей торговой и банкирской фирмы Японии - барону Мицуи, которого он "уговаривал по пути в Англию заехать в Москву и Петербург" (см. [38, д. 206, л. 175]). Выступая за соглашение и экономическое сотрудничество, японские капиталисты надеялись получить существенные выгоды за счет царской России.

Со своей стороны, беря курс на сближение с Японией, царская Россия не хотела делать ей больших экономических уступок. Конкретные предложения, высказанные Гото Н. А. Малевскому-Малевичу, вызвали ряд возражений со стороны промышленных и финансовых кругов России. В письме к А. П. Извольскому от 14 декабря 1909 г. В. Н. Коковцев, касаясь предложения Гото об улучшении сообщения между русской и японской железнодорожными линиями в Китае и о проходе японских вагонов по русской части дороги, считал его неприемлемым, поскольку это поставило бы русские железнодорожные линии в менее выгодное положение по отношению к их японским конкурентам. Не считал он возможным и принять предложение Гото о снижении тарифа на провоз шелка-сырца по русским железнодорожным линиям. Имелись возражения и по ряду других вопросов (см. [38, д. 206, л. 152-154]).

В ходе переговоров о новом политическом соглашении стало ясно, что Япония фактически намерена аннексировать Корею. А. П. Извольский в беседе с Мотоно Итиро 23 марта 1910 г. заявил, что присоединение Кореи "может вызвать острое возбуждение нашего общественного мнения и вновь создать, но с еще большей силой, убеждение в агрессивных замыслах Японии по отношению к нам и нанести непоправимый удар политике русско-японского соглашения и сближения". У А. П. Извольского осталось впечатление, что вопрос о Корее уже решен Японией. "Событие (т. е. аннексия Кореи.- Л. К.),- отмечал он в записке о беседе с японским послом,- будет критическим моментом не только в отношениях наших с Японией, но и во всем ходе дальневосточных дел" [38, д. 206, л. 202-203].

Однако реальное соотношение сил на Дальнем Востоке было таково, что России приходилось согласиться на аннексию Кореи Японией. Японские войска вышли непосредственно к русским границам, ухудшив военно-стратегические позиции России. Этот захватнический акт был согласован Японией еще в 1905 г. с правительствами США и Англии и поэтому не вызвал международных осложнений

(Корейский народ освободился от японской кабалы лишь в 1945 г., после разгрома японских войск Советской Армией.).

Но угроза нового русско-японского конфликта вызвала беспокойство в Лондоне и Париже, которые нуждались в русских армиях на Западе. Это учитывала и русская дипломатия.

9 декабря 1909 г. А. П. Извольский заявил английскому послу в Петербурге А. Никольсону, что обеспокоен поднявшейся в газетах шумихой об агрессивных намерениях Японии в отношении России. Он считал, что кампанию ведут лица, враждебные его политической линии, и что они пользуются поддержкой германской и австрийской прессы. (На карту была поставлена и личная судьба министра.) Поэтому он попросил А. Никольсона предпринять какие-либо меры "в Лондоне и, может быть, в Токио, чтобы развеять эти злонамеренные сообщения" [92, т. 8, с. 472].

Незамедлительно английскому послу в Токио Макдональду была дана инструкция обратиться к японскому министру иностранных дел Комура Ютаро с соответствующим запросом. Макдональд срочно встретился с Комура Ютаро и уже 13 декабря докладывал в Лондон, что "слухи о японских агрессивных намерениях в отношении России совершенно абсурдны". Более того, Комура Ютаро утверждал, что между Японией и Россией "не существует никаких проблем, которые могли бы вызвать хотя бы малейшую тревогу" [92, т. 8, с. 473]. Через полтора месяца, выступая в парламенте, он заявил, что отношения Японии с Россией становятся все более "сердечными и дружественными".

Под угрозой японского нападения царизм пошел по пути дальнейшего сближения с Японией.

4 июля 1910 г. министр иностранных дел России и японский посол Мотоно Итиро подписали в Петербурге новое русско-японское соглашение, которое состояло из двух текстов - открытого и секретного. Антиамериканский характер соглашения подчеркивался датой его подписания (день национального праздника США).

Опубликованная часть соглашения провозглашала отказ от конкуренции между железными дорогами, "поддержку статус- кво в Маньчжурии" и принятие мер, "если бы возникло обстоятельство, угрожающее статус-кво".

Секретное соглашение расширяло объем обязательств по конвенции 1907 г. и признавало право "принимать все необходимые меры" для ограждения "специальных интересов" и т. д. "В случае угрозы" обе державы должны были договориться о мерах взаимной поддержки [72, с. 176-177].

В отличие от конвенции 1907 г., где говорилось о "сферах влияния" (имелись в виду главным образом экономические интересы), здесь указывалось на "сферы специальных интересов", что включало всю совокупность политических, экономических и военных интересов. Это уже напоминало союз.

Со стороны русской буржуазии соглашение 1910 г. вызвало ряд критических замечаний. Так, газета "Речь" считала, что Япония добилась того, что ей не удалось сделать в Портсмуте, в несравненно более благоприятной для себя обстановке. Критикуя деятельность царской дипломатии, газета писала: "Сначала японцев убеждают в том, что мы на все дальневосточные дела хотим смотреть через их очки, а затем начинают хныкать о подробностях... и добиваются при этом весьма скудных, и то временных, уступок". Газета критиковала также подход правительства к разрешению корейской проблемы [437, 06.05.1910].

Выступая против значительных уступок России, газета "Новое время" в целом одобряла соглашение, подчеркнув общность интересов обеих держав на Дальнем Востоке. "Русско-японское сближение,- писала она,- отражается невыгодно на интересах всех тех, кто на вражде России и Японии строил планы собственного благополучия". Газета считала, что соглашение ликвидирует угрозу военного столкновения двух держав и, следовательно, "освобождает Россию и Японию от необходимости поддержания на необходимом уровне местных военных приготовлений" [430, 23.06.1910].

Буржуазная пресса Англии, Франции, Германии рассматривала русско-японское соглашение 1910 г. как ответ на предложение Ф. Нокса о "нейтрализации Маньчжурии". Известный специалист по дальневосточным проблемам Диллон писал, что "за этим соглашением последует дальнейший и действительно окончательный шаг - заключение союза" [458, 23.06.1910].

В Японии соглашение рассматривали как значительный успех японской дипломатии. Пресса откровенно писала, что улучшение русско-японских отношений создает условия для возобновления японо-английского договора, срок которого истекал в 1910 г., а также позволит направить финансовые ассигнования на строительство военно-морского флота и сократить расходы на сухопутную армию. "Осака Майнити" патетически писала, что соглашения Японии с Англией и Россией создали "великое политическое объединение", которое будет оказывать "решающее влияние на судьбы Восточной Азии" (цит. по [358, с. 344]).

В Париже и Лондоне с облегчением вздохнули. Сотрудник французского министерства иностранных дел заявил корреспонденту "Биржевых ведомостей", что Россия теперь окончательно сможет вернуться "домой, в Европу" [417, 29.06.1910] и оказывать давление на Германию и Австро-Венгрию. Председатель французской парламентской комиссии по иностранным делам П. Дешанель во время парламентских дебатов выразил глубокое удовлетворение русско-японским соглашением. Французская пресса, в частности авторитетная газета "Тан", не скупилась на комплименты, подчеркивая значение соглашения для "укрепления мира" на Дальнем Востоке и усиления стран Антанты в Европе [38, д. 209, л. 29]. Чувство радости выразил министр иностранных дел Англии Э. Грей в беседе с русским послом в Лондоне А. X. Бенкендорфом, при этом, правда, заметив, что английский кабинет стоит за политику "открытых дверей" в Маньчжурии [92, т. 8, с. 486]. Близкая к правительству "Таймс" писала, что соглашение является крупным событием мировой политики, которое было "сердечно" встречено во Франции и будет принято еще сердечнее в Лондоне. Другая газета, "Стандарт", утверждала, что именно в результате соглашения Россия "вновь приобретает все значение и вес великой европейской державы". Обе статьи были посланы А. X. Бенкендорфом в Петербург [38, д. 209, л. 95-96].

Русский посол в США Р. Р. Розен, сообщая 26 июня 1910 г. в министерство иностранных дел о реакции американской печати на русско-японское соглашение, отмечал, что "комментарии печати сводятся к признанию поражения, нанесенного новой русско-японской конвенцией политике "открытых дверей Хэя"". Пресса признавала, что попытки проведения американской политики "открытых дверей" неминуемо должны были привести к. сближению между Россией и Японией, если не прямо, то косвенно направленному против Америки (см. [38, д. 207, л. 48]).

Соглашение с Японией царизм использовал для проведения в: Маньчжурии более активной политики. Отдельные группировки буржуазии осенью 1911 г. начали даже требовать присоединения Северной Маньчжурии к России или же "совместно с Японией аннексии Маньчжурии" (см. [428, 02.11.1911; 443, 28.10. 1911]).

Передовые люди России резко выступили против захватнических намерений царизма, приветствуя развернувшуюся в Китае революцию 1911 г. Пражская конференция РСДРП приняла специальную резолюцию "О китайской революции", в которой клеймила поведение правительственных и либеральных газет, пропагандировавших отторжение от Китая пограничных с Россией областей [18, с. 155].

Синьхайская революция в Китае вызвала острую борьбу в правящих кругах Японии. Военно-феодальные круги, возглавляемые Кацура Таро и Ямагата Аритомо, требовали даже вмешательства в защиту маньчжурской династии. Однако требование было встречено возражениями со стороны буржуазных группировок, надеявшихся на дальнейшее ослабление Китая в результате будущей междоусобицы.

Правительство Кацура Таро ускоренными темпами осуществляло программу усиления армии и милитаризации страны. После окончания войны была принята так называемая "постбеллум" - программа чрезвычайных мероприятий общей стоимостью в 651 867 931 иену на 15 лет (1907-1921). Израсходовав в первые три года (1907-1909) почти половину суммы, правительство Кацура внесло ряд изменений в программу и увеличило ассигнования на ее реализацию на 10,5 млн. иен в 1908 г. и на 10,7 млн. иен в 1909 г. Огромные расходы на милитаризацию страны, строительство стратегических железных дорог в Корее и Маньчжурии создали напряженное положение в области финансов. В связи с этим правительство приняло решение о распределении предстоящих в течение последующих лет расходов более равномерно по отдельным годам. Завершение военных мероприятий было перенесено с 1917 на 1919 г., а "морской программы" -с 1913 на 1916 г. (см. [38, д. 206, л. 108-110]).

Однако мероприятия по сокращению расходов на вооружение, объявленные правительством под нажимом общественного мнения, в действительности касались лишь расходов по "мирным статьям", т. е. по строительству казарм, переобмундированию солдат и т. д. Издержки же на увеличение численного состава армии и перевооружение, а также на постройку военных кораблей не были сокращены. Как сообщала японская печать, далеко не все военные расходы публиковались для сведения общественности и официально включались в бюджет (см. [38, д. 217, л. 17]).

Опасаясь подъема в стране антивоенных настроений в связи с ростом налогов, правящие круги решили сменить правительство. Осуществив важнейшую задачу внешней политики Японии - аннексию Кореи, правительство Кацура Таро в августе 1911 г. ушло в отставку. К власти вновь призвали Сайондзи Киммоти, который слыл либералом и противником военщины. Новое правительство, столкнувшись с финансовыми затруднениями, решило пересмотреть сроки выполнения программы вооружений: были, сокращены ассигнования на постройку двух военных кораблей и создание двух новых дивизий в Корее, на чем настаивало военное министерство.

Острая борьба в правящих кругах Японии по вопросу об отношении к революции в Китае привела к падению правительства Сайондзи Киммоти в декабре 1912 г. Военщина заставила военного министра отказаться от своего поста и тем самым вызвала падение кабинета.

С решительными возражениями против действий военных кругов выступили народные массы. По всей стране прошли митинги протеста против милитаризации страны и роста налогов. Правящие круги вновь призвали к власти представителя военных кругов Кацура Таро. Решение нового правительства увеличить налоги в феврале 1913 г. вызвало большие народные волнения в Токио, Осака, Кобэ, Киото, Хиросима. Особенно большой размах приняли волнения в Токио, где демонстрация трудящихся закончилась столкновением с полицией, разгромом редакций правительственных газет и т. д.

Правительство Кацура не смогло удержаться у власти. Новым премьер-министром был назначен представитель военно-морских кругов адмирал Ямамото Исироку, который поспешил увеличить ассигнования на военно-морское строительство. Новая волна народных волнений вынудила и Ямамото Исироку уйти в отставку. Сменивший его в апреле 1914 г. на посту премьер-министра Окума Сигэнобу, известный лидер либеральной оппозиции, повел политику, весьма схожую с политикой своих предшественников.

Смена кабинетов не меняла общего направления политики Японии в отношении России. В связи с дальнейшим обострением японо-американских противоречий японский империализм считал необходимым все шире привлекать Россию к борьбе против США. Анализируя обстановку в Японии, Н. А. Малевский-Малевич писал приамурскому генерал-губернатору 8 мая 1912 г.: "Японцы все более проникаются сознанием аналогичных и даже общих у них интересов с Россией на Дальнем Востоке. Если возможность столкновения с нами и учитывается ими... то едва ли можно сказать, что в этом заключается вся сущность японской политики". Вместе с тем тот же Малевский-Малевич считал, что, несмотря на общность политических целей по ряду вопросов, и в частности в отношении к Китаю и США, "было бы ошибкой преувеличивать значение японской дружбы и, полагаясь на нее, не заботиться об укреплении нашего военного положения в Приамурье для поддержания надлежащего равновесия сил с Японией" [38, д. 207, л. 2-3].

В целом соглашение 1910 г. способствовало улучшению русско-японских отношений, но не ликвидировало серьезных трений между двумя странами по некоторым вопросам, в частности по вопросу о рыболовстве японских рыбаков в русских территориальных водах. (Приведенные данные о количестве вывезенной рыбы занижены, так как значительная ее часть добывалась японцами в реках, закрытых бухтах и заливах хищнически, в обход конвенции и поэтому не учитывалась русскими органами надзора. Ежегодно на берега Камчатки высаживалось до 10 тыс. японских рабочих. В Охотско-Камчатской акватории ежегодно промышляли до 250 японских шхун и 10 пароходов (см. [202, с. 277].). Дальнейшее усиление военно-политических и экономических позиций Японии в Северо-Восточном Китае и Корее вызывало беспокойство в русских буржуазных кругах. Действия японских капиталистов они рассматривали как нарушение принципа статус-кво в Маньчжурии, провозглашенного соглашением.

По своему значению соглашение 1910 г. между Россией и Японией выходило далеко за рамки дальневосточного региона и являлось важнейшим звеном консолидации стран Антанты перед германо-австрийской группировкой.