Поражение царской России, основного соперника Англии в борьбе за Китай, привело к укреплению позиций Великобритании на Дальнем Востоке. Английский империализм смог сосредоточить все свои силы на создании враждебного Германии блока.
Основными противоречиями между империалистическими государствами, как известно, вплоть до первой мировой войны были противоречия между Англией и Германией. После русско- японской войны эти противоречия стали проявляться все более определенно, что вносило существенные изменения в ситуацию на Дальнем Востоке. Готовясь к решающим столкновениям в Европе и стремясь вовлечь Россию в антигерманскую коалицию, Англия и Франция были заинтересованы в урегулировании отношений между Россией и Японией.
В условиях обострения русско-японских отношений и нарастания угрозы нового нападения на Дальний Восток царская Россия до середины 1907 г. отказывалась примкнуть к Антанте. Вступление в Антанту неминуемо ухудшило бы отношения с Германией и увеличило бы угрозу втягивания России в конфликт с Германией, что сделало бы положение царизма на Дальнем Востоке перед вооруженной Японией совершенно безнадежным. В качестве одного из условий вступления в Антанту Россия требовала гарантий своего тыла на Дальнем Востоке со стороны Англии и Франции.
Английская и французская дипломатия прекрасно понимали, что царской России необходимо обеспечить тыл на Дальнем Востоке для того, чтобы в полной мере использовать свои силы против Германии. Дипломаты еще с осени 1905 г. согласованно и целенаправленно работали над тем, чтобы стабилизировать русско-японские отношения.
Но отношения между Россией и Японией в известной мере отражали состояние русско-английских отношений. Правящие круги России не забыли о той большой помощи, которую оказала Англия японцам во время русско-японской войны. Союзный договор между Англией и Японией, заключенный в 1905 г., не мог не вызывать раздражение в Петербурге. В беседе с английским послом Гардингом С. Ю. Витте заметил, что договор направлен против России [92, т. 4, с. 205]. Это вызвало обеспокоенность в Лондоне, и английская дипломатия поспешила успокоить царское правительство. Министр иностранных дел Англии Ленсдаун в сентябре 1905 г. говорил французскому послу в Лондоне П. Камбону: "Нам очень желательно, чтобы русское правительство не рассматривало бы новый союз как враждебный акт с нашей стороны. Более того, союз с Японией ни в коем случае не исключает мысли о дружественном согласии с Россией" [96, сер. 2, т. 7, с. 522-523]. Хитроумные маневры английской дипломатии были направлены на то, чтобы показать России невозможность дать какой-либо реванш Японии и в конечном счете принудить Россию пойти на соглашение с Англией.
Активную деятельность в этом направлении развернула и Франция. Россия ей была нужна в Европе. Еще в ходе русско- японской войны французская дипломатия выдвинула идею об англо-русском соглашении [96, сер. 2, т. 7, с. 540]. Подобно Англии, Франция начала оказывать финансовую поддержку Японии, надеясь получить возможность влиять на ее политику. Осенью 1905 г. она дала согласие на участие парижских банков (совместно с лондонскими) в обеспечении займа Японии. Петербург скрепя сердце дал указание послу в Париже не чинить препятствий размещению японского займа [96, сер. 2, т. 7, с. 178-479]. Премьер-министр Франции Рувье дал заверение в том, что об участии Франции в японском займе не будет сообщено газетам и открытая продажа займа производиться не будет. Французское правительство хотело скрыть от русской общественности факт участия в финансировании недавнего врага России - Японии.
В феврале 1906 г. японский посланник в Петербурге Мотоно, находясь в Париже, в беседе с русским послом А. И. Нелидовым заговорил о желании его страны сблизиться с Россией. Когда А. И. Нелидов заметил, что этому может помешать англо-японский союз, то тот заявил, что "правительство Англии проникнуто дружественными настроениями в отношении России". В свою очередь, А. И. Нелидов отметил, что у России нет враждебных замыслов против Англии, а пропагандистские заявления о возможности русского нападения на Индию - "плод воображения". Россия желает лишь ограждения своих владений в Средней Азии. Он подчеркнул значение для России отношений с Китаем, чтобы "на огромной нашей общей границе были спокойствие и безопасность". Мотоно реагировал на это заявление следующим образом: "Наша прямая задача способствовать мирному развитию Китая, где все свободно могли бы заниматься своими делами и где мы имели бы главные выгоды". Япония явно хотела заключить соглашение за счет Китая.
Набрасывая петлю финансовых обязательств на Японию, французское правительство принимало меры к спасению царизма от грозившего ему финансового краха. Осенью 1905 г. французские банкиры выдали 100-миллионный аванс России, а в апреле 1906 г. подписали контракт, по которому Франция размещала займы на 1200 млн. франков, Англия - на 350 млн., Австро-Венгрия - на 165 млн. и Голландия - на 55 млн. франков [258, с. 214]. Европейская реакция спешила на помощь русскому царизму, попавшему в беду: деньги давались на борьбу с революцией. Франция и Англия рассчитывали усилить свое влияние на политику России и привлечь ее к антигерманскому блоку.
Растущая финансовая зависимость России от франко-английского капитала "способствовала" сближению России с Англией. Сначала предложение английского правительства России начать переговоры по спорным вопросам, сделанное им в России в сентябре 1905 г., было отвергнуто. Но французская дипломатия, чтобы иметь прочную опору в Европе, стала весьма энергично сводить обе стороны. В мае 1906 г. французский посол в Лондоне П. Камбон, приезжавший в Париж, заявил А. И. Нелидову, что английское правительство готово пойти на "весьма широкие уступки, лишь бы обеспечить мирное развитие политических дел" [39, д. 107, 1906, ч. 1, л. 122]. Вскоре министр иностранных дел Франции сообщил английскому послу в Париже о "желании" А. И. Нелидова достичь соглашения по политическим вопросам [92, т. 3, с. 355-356]. На подготовленную французами почву легли английские семена. Английский посол в Петербурге А. Никольсон в конце мая 1906 г. сообщил А. П. Извольскому, только что назначенному министром иностранных дел, что его правительство желало бы вступить в переговоры по вопросу о Тибете и "другим важным проблемам".
А. П. Извольский был сторонником англо-французской ориентации. Но в правящих кругах России пользовались большим влиянием и сторонники ориентации на Германию. Поэтому борьба по условиям англо-русского соглашения длилась больше года.
В конце октября 1906 г. А. П. Извольский, посетивший проездом Берлин, в беседе с немецкими дипломатами заметил, что "опасность агрессивных намерений со стороны Японии заставляет его стремиться к соглашению с Англией относительно Тибета, Афганистана и Персии" [95, т. 20, с. 39]. Соглашение с Англией, а также обострение русско-германских и русско-австрийских отношений предопределили присоединение России к Антанте, лидером которой являлась Англия. Это обстоятельство оказывало существенное влияние на развитие русско-японских отношений в 1906-1917 гг. После подписания англо-русского соглашения в 1907 г. английская дипломатия приложила немалые усилия для урегулирования русско-японских отношений. Англия хотела иметь и Россию и Японию в качестве своих союзников в ее борьбе с Германией за передел мира.
Чтобы несколько умерить аппетиты японской военщины, правительства Англии и Франции решили оказать давление на Японию, используя ее тяжелое финансовое положение, вызванное войной и дальнейшей милитаризацией страны. Вмешательство Англии и Франции облегчило достижение русско-японского соглашения. Как раз к февралю 1907 г. в англо-русских переговорах произошел большой сдвиг: были согласованы принципы раздела сфер влияния в Персии. В ходе русско-английских переговоров А. П. Извольский неоднократно обращал внимание на необходимость достижения русско-японского соглашения в качестве условия англо-русского сближения. В деле нажима на Японию Франция пошла даже дальше Англии: она отказала Японии в предоставлении нового займа до подписания русско-японского соглашения. В июне 1907 г., когда переговоры между Россией и Японией близились к завершению, состоялось подписание франко-японского соглашения, в основных положениях сходного с русско-японской конвенцией. Японо-русское соглашение, как сообщал русский посланник в Японии Ю. П. Бахметьев, "не только считается залогом долгого мира на Дальнем Востоке, но и ускорением прочного сближения с нами" [38, д. 202, л. 30].
Премьер-министр Японии Сайондзи Киммоти отдавал себе отчет во всей рискованности антирусской авантюры без помощи извне. Сказывалось также и влияние мирового экономического кризиса 1907 г., приведшего к серьезным финансовым затруднениям в стране.
23 января 1907 г. министр иностранных дел России А. П. Извольский высказал японскому посланнику Мотоно "мысль о желательности общего соглашения между Россией и Японией, могущего прочно обеспечить мирное развитие взаимных отношений обеих держав". Мотоно выразил "готовность обсудить всякое конкретное предложение, которое будет ему сделано правительством по этому поводу". В условиях обостренных отношений с Японией вполне естественной была резолюция царя на записке Извольского от 28 января 1907 г. об итогах беседы: "Очень рад" [39, д. 202, л. 31].
Как известно, идею русско-японского сближения С. Ю. Витте выдвигал еще в ходе Портсмутской конференции, однако Комура Ютаро, заинтересованный в поддержке со стороны США и Англии и не понимавший нового курса английской политики, не поддержал его идеи (см. [41, д. 764, с. 25]). Теперь обстановка была иной. Английский союзник как раз требовал от Японии урегулировать ее отношения с Россией. Серьезным основанием для решения Японии пойти на какое-то сближение с царизмом являлись все обострявшиеся отношения с США. Однако для обеспечения успешного завершения переговоров с Японией А. П. Извольский вынужден был вести острую борьбу внутри страны с противниками соглашения в высших военно-бюрократических кругах, а также с враждебными русско-японскому соглашению группировками русской буржуазии. Он обещал последним совместить соглашение об отмене порто-франко (беспошлинного ввоза и вывоза товаров) на Дальнем Востоке со строительством Амурской железной дороги.
В первой половине 1907 г. в России существовало твердое убеждение о неизбежности новой войны с Японией. Об этом нередко писалось в печати и (что особенно важно) говорилось на заседаниях совета государственной обороны. Противники соглашения вели не только ожесточенную полемику с А. П. Извольским на заседаниях совета, но и пытались повлиять на царя целой серией докладных записок, в которых старались доказать, что Япония ставит своей целью "оттеснение России от берегов Тихого океана и отторжение от нее Приморской области" и что "война - в близком будущем" (цит. по [193, с. 167]). Особенно настойчиво в этом плане выступали начальник генерального штаба Ф. Ф. Палицын и командующий Приамурским военным округом и генерал-губернатор Приморского края П. Ф. Унтер-бергер. Но царское правительство не имело ни средств, ни материальных возможностей для того, чтобы решиться на новую войну. Основные силы сухопутной армии с Дальнего Востока были выведены (часть их была демобилизована). На Дальнем Востоке и в Восточной Сибири находились лишь небольшие гарнизоны. Решение об укреплении военных сил на Дальнем Востоке оставалось невыполненным. А. П. Извольский добился своего: голоса членов совета государственной обороны по вопросу о военных мероприятиях на Дальнем Востоке разделились поровну, и намеченные мероприятия были отложены [132, с. 18]. Однако требования буржуазии об отмене порто-франко на Дальнем Востоке и строительстве Амурской железной дороги были удовлетворены.
Противником русско-японского соглашения были Соединенные Штаты. Американская дипломатия надеялась на продолжение борьбы России с Японией.
Политика Т. Рузвельта - остановить продвижение царской России на Дальнем Востоке силами Японии, сохранив неразрешенными русско-японские противоречия и оставив Россию и Японию противостоять друг другу (в качестве взаимного противовеса),- на первый взгляд увенчалась полным успехом. "Мир был заключен на тех самых условиях, на каких он должен был быть заключен. Он отвечает интересам России, интересам Японии и интересам всего мира",- писал он 15 октября 1905 г. (цит. по [365, с. 306]).
Сделав многое, чтобы помочь Японии в ее борьбе с царской Россией, монополии США надеялись по окончании войны значительно увеличить свои торговые обороты, рассчитывая совместно с японскими монополиями эксплуатировать огромные богатства Китая при руководящей роли значительно более мощного американского капитала. Экономическая и финансовая слабость Японии, в полной мере выявленная войной и возросшая в результате огромных невосполнимых военных затрат, давала основание надеяться на осуществление этих планов.
Когда мирный договор с царской Россией был подписан, необходимость в усиленном заигрывании с американским капиталом или в действительных уступках ему в ущерб интересам японского капитала миновала. Япония теперь не собиралась ни с кем делить плоды своей победы. Она отказалась от своих обещаний соблюдать принцип "открытых дверей" и начала всевозможными методами вытеснять из Южной Маньчжурии иностранную торговлю, в том числе и американскую.
Американский капитал постепенно терял те позиции, которые были заняты им в маньчжурской торговле в конце XIX и в самом начале XX в. [395, с. 48]. Правительство США пыталось запугать Японию протестами, организацией маневров морского флота в дальневосточных водах и т. д. Но это не помогало.
Отражением японо-американских противоречий явились дискриминационные мероприятия властей западных штатов США в отношении японских эмигрантов. В 1907 г. в Калифорнии произошел японский погром. В ответ в Японии прошла волна антиамериканских митингов и выступлений.
Американская дипломатия прилагала все усилия, чтобы разжечь русско-японские противоречия, надеясь таким путем восстановить равновесие сил на Дальнем Востоке и укрепить там позиции США. Т. Рузвельт в письме министру иностранных дел Англии Э. Грею писал: "Ясно, что Россия неизменно держит в уме свое намерение еще раз попытаться воевать с Японией за преобладание в Восточной Азии. Если Россия останется нераздельной империей, тогда я полагаю, Японии необходимо быть сильной, если она не желает, чтобы ее сокрушили в Маньчжурии. Я прихожу к выводу, что Япония знает об этом и что это одна из причин, которая побудила ее продолжать подготовку к войне" (цит. по [356, с. 325-326]). Письмо было отправлено в период русско-японских и русско-английских переговоров 1907 г. и явно преследовало цель вызвать недоверие к дальневосточной политике России, затруднить заключение русско-японского и англо-русского соглашений и сохранить свою позицию "балансира", стоящего над соперниками.
В октябре 1906 г. Т. Рузвельт в письме к одному из сенаторов утверждал, что если США сумеют урегулировать взаимоотношения с Японией, которые к тому времени явно обострились, то это приведет к ухудшению русско-японских отношений и укрепит положение Соединенных Штатов на Дальнем Востоке. Учитывая склонность японского военно-феодального империализма к внешнеполитическим авантюрам, американский президент писал: "Я не думаю, что Япония хочет войны ради войны, и сомневаюсь, что Япония начнет сейчас воевать, но я абсолютно уверен, что если она будет сильно озлоблена и унижена нами, она вынуждена будет считать нас вместо России за национальных врагов, с которыми она в конечном счете должна будет сражаться" (цит. по [356, с. 327]).
Из этого Т. Рузвельт делал вывод, что отстоять американские интересы на Дальнем Востоке можно путем уступок Японии, разжигания японо-русских противоречий и манипулирования различными дипломатическими комбинациями. США не были готовы к вооруженной схватке на Дальнем Востоке, поэтому стремились направить японскую экспансию в Корею и на русский Дальний Восток. Таким путем они рассчитывали гарантировать свое господство над Филиппинами, обострить русско-японские отношения и обеспечить свои позиции в Китае. Согласие США на установление японского господства в Корее удовлетворило японские правящие круги и они считали время неподходящим для открытой борьбы с американским конкурентом.
В октябре 1907 г. американский военный министр У. X. Тафт телеграфировал из Токио, что на основании бесед с японскими политическими деятелями он вынес впечатление о стремлении Японии избежать военного столкновения с Соединенными Штатами (см. [369, с. 126]).
Япония хотела найти союзника для совместной борьбы против американской экспансии. Такого союзника она надеялась обрести в лице царской России.
Логика империалистической борьбы толкала Японию на сближение со своим бывшим врагом. При этом японское правительство намеревалось использовать превосходство своей военной подготовки для того, чтобы заставить Россию примкнуть к антиамериканскому курсу Японии, а также получить ряд экономических и политических уступок от царского правительства. Япония приняла предложение царского правительства и вскоре, в феврале 1907 г., начались переговоры. Реальные экономические и политические интересы толкали определенные группировки правящих кругов Японии на сближение с Россией. Уже в мае 1906 г. было создано японо-русское общество, избравшее почетным председателем посланника Ю. П. Бахметьева. В состав общества, которое насчитывало 190 человек, как сообщал Бахметьев в Петербург 30 мая 1906 г., вошли крупные политические деятели, известные своими симпатиями к России и считавшие целесообразным развивать отношения с ней. Среди этих лиц, "имеющих вес по своему финансовому и общественному положению", Ю. П. Бахметьев назвал князя Коноэ, Гото, Иноуэ, Окума, Суэмацу, Эномото и др. [39, д. 135, 1906, л. 41].
Царское правительство было довольно решением Японии пойти на переговоры, но отдавало себе отчет в том, что, как указывалось в справке министерства иностранных дел "О возможности компромисса на маньчжуро-монгольской почве" от 5 февраля 1907 г., "Япония не желает довольствоваться приобретенными в Портсмуте и подтвержденными последующим договором в Китае правами и стремится расширить их за наш счет". Царское министерство иностранных дел такое стремление Японии усматривало во многих фактах: 1) возбуждение вопроса о свободе японского судоходства по р. Сунгари; 2) требование открытых портов в русской сфере влияния; 3) получение особых преимуществ в Инкоу. Япония хотела занять в Маньчжурии "то преимущественное положение, какое там имела Россия до войны, или, другими словами, должна осуществить в полной мере домогательства, предъявленные в Портсмуте" [38, д. 220, л. 7].
Царское правительство понимало, что права России в Маньчжурии, регулируемые (кроме Портсмутского договора) контрактами по КВЖД, "лишь в слабой степени гарантируют существующее положение". Царизм, как признавалось в цитируемой выше справке министерства иностранных дел, занимал в Маньчжурии "положение обороняющегося" и едва ли мог "рассчитывать на сохранение преобладания, в особенности после эвакуации и практического осуществления принципа "открытых дверей"".
Русскую буржуазию весьма беспокоило то обстоятельство, что Япония распространяла свои притязания на Монголию и Западный Китай. По сведениям русских консулов, в течение 1905 и 1906 гг. эти районы посетило большое число японских торговцев и разведчиков. Особенное внимание было обращено на Халху и Ургу. Сообщая об активной деятельности японской агентуры, русский посланник в Пекине Д. Д. Покотилов писал, что, по-видимому, японские власти "преследуют политические цели: парализование нашего влияния и создание нам затруднений в будущем". Царизм хотел более конкретно зафиксировать границы сфер влияния, намеченные лишь в общей форме Портсмутским договором. Правительство России намеревалось, полностью отказавшись от Южной Маньчжурии и Кореи, взамен получить определенные гарантии в отношении Северной Маньчжурии и Монголии. Полным отказом от Южной Маньчжурии и Кореи царская дипломатия хотела лишить японских милитаристов возможности использовать лозунг о необходимости приостановки русского продвижения в Маньчжурии и закрепления победы военным путем. Царские дипломаты считали возможным добиться политического компромисса с Японией, гарантировав японским подданным "не только приобретенные ими владения, но и дальнейшее распространение их влияния в Маньчжурии взамен обязательства уважать наши (т. е. России.- Л. К.) права в Монголии и Западном Китае" [38, д. 220, л. 8-9]. Однако программа царских министров вызвала противодействие со стороны японского правительства.
В ходе переговоров о заключении русско-японского соглашения выяснилось намерение Японии расширить сферу своего влияния за счет России. Как отмечалось в справке министерства иностранных дел "О сферах влияния в Маньчжурии" от 2 мая 1907 г., линией разграничения сфер влияния японский посланник в России Мотоно Итиро предложил считать р. Сунгари.
Вопрос о р. Сунгари как о возможной линии разграничения был поднят еще на Портсмутской конференции, причем японские представители указывали тогда, что эта граница как естественная представляется самой подходящей. С. Ю. Витте отклонил это предложение. В 1907 г. в ходе переговоров японские представители вновь вернулись к прежнему предложению, приводя в подкрепление старые доводы о предпочтительности естественной границы. Не ограничиваясь этим, японская сторона предложила довести линию разграничения до отрогов Хингана, включив, таким образом, в сферу своего влияния юго-восточную, часть Монголии [38, д. 202, л. 82-83].
14 июня 1907 г. состоялось особое совещание представителей министерства иностранных дел, министерства финансов и генерального штаба России, на котором обсуждался окончательный проект соглашения с Японией. Указывая на его необходимость, А. П. Извольский говорил, что "договор этот укрепит положение России, тем более что он является лишь одним звеном в сети соглашений (с Англией и Францией), которое, по существу, не может не служить весьма серьезным сдерживающим элементом для возможной экспансионистской политики Японии". Царская дипломатия, таким образом, надеялась на своих союзников, понимая их заинтересованность в том, чтобы Россия могла активизировать свою политику на Западе, чего можно было достичь, лишь стабилизировав русско-японские отношения. При этом A. П. Извольский ссылался и на то обстоятельство, что международная обстановка в Маньчжурии складывается в условиях "открытых дверей", установленных Портсмутским договором, что во всех отношениях крайне невыгодно для России. "Все шансы победы,- говорил он,- даже на севере, склоняются в пользу Японии" [38, д. 202, л. 127-128].
Выступившие вслед за А. П. Извольским министр финансов B. И. Коковцев и военный министр А. Ф. Редигер подчеркнули желательность соглашения с Японией. "За отсутствием такового,- говорил А. Ф. Редигер,- Япония, пользуясь свободой действий, может предпринимать, например, в области железнодорожного строительства ряд мер, направленных прямо против безопасности и прочности нашего положения на Дальнем Востоке" [38, д. 202, л. 131].
Оба министра признали разграничение по р. Сунгари весьма невыгодным для России, поскольку к сфере влияния Японии отходило 120 верст железной дороги, принадлежавшей России. Как известно, во время Портсмутской конференции С. Ю. Витте с большим трудом удалось сохранить этот участок в юрисдикции России. Однако все участники совещания понимали, что жертва неизбежна. И А. Ф. Редигер в конце концов заявил: "Если путем отказа от некоторых своих прав на протяжении 130 верст пути мы застрахуем себя от подобной опасности, то жертву эту следует признать совсем небольшой" [38, д. 202, л. 132]. Совещание единодушно согласилось пойти на соглашение с Японией.
Между тем, пока шли переговоры, Япония 11 июля 1907 г. навязала Корее новое соглашение, по которому фактически вся власть в стране переходила в руки японского генерал-резидента. Японское правительство поставило царизм перед свершившимся фактом. Учитывая создавшееся положение, Япония в ходе переговоров потребовала предоставления ей "полной свободы действий" в Корее, не исключая присоединения в будущем территории этой страны к Японии, взамен обеспечения "свободы действий" России в Монголии. Однако царское правительство сочло невозможным пойти на удовлетворение претензий Японии в отношении Кореи. Оно даже соглашалось на менее определенную фиксацию позиций для России в Монголии (38, д. 202, л. 75].
Тем не менее японское правительство настояло на своем. Царизм был вынужден признать японо-корейское соглашение от 11 июля 1907 г. Аргументируя необходимость признания этого соглашения, А. П. Извольский писал царю 14 июля 1907 г., что это необходимо сделать "в интересах наших дальнейших отношений с Японией" [38, д. 204, л. 3].
Подписанная 17 (30) июля 1907 г. общеполитическая конвенция подтверждала статьи Портсмутского договора и предусматривала упрочение мирных отношений на основе размежевания сфер империалистического влияния. Секретное соглашение, приложенное к опубликованному тексту, фиксировало раздел Маньчжурии на японскую (южную) и русскую (северную) сферы влияния. Кроме того, признавалось, что Корея всецело переходит под контроль Японии, а Россия имеет "специальные интересы" во Внешней Монголии (см. [72, с. 168-170]). Помимо этого, используя свое военное превосходство на Дальнем Востоке, Япония добилась уступок царской России и в вопросе о Маньчжурии: линия разграничения "сфер влияния" была проведена через станцию Сунгари на КВЖД, в то время как по Портсмутскому договору было установлено, что линия разделения железных дорог проходит через Куаньченцзы, т. е. на 120 верст южнее станции Сунгари. То, на чем японская делегация настаивала в ходе Портсмутской конференции и чего ей не удалось добиться тогда, частично было получено по конвенции 1907 г. Хотя железная дорога оставалась в руках России, но г. Гирин и Гиринская провинция были отнесены к сфере влияния Японии (см. [72, с. 168-170]).
Вновь Япония потеснила Россию. Уступчивость царского правительства, вызванная отчасти слабостью военных позиций царизма на Дальнем Востоке, отчасти его надеждами на упрочение отношений с Японией, лишь возбуждала агрессивные аппетиты военно-феодальных правителей Японии.
Правящими кругами Японии соглашение с Россией было встречено с удовлетворением. А для России русско-японское соглашение 1907 г. открывало дорогу для русско-английского сближения и втягивания царской России в Антанту.
В том же, 1907 г. были заключены торговый договор и рыболовная конвенция, которая формально просуществовала до 1928 г. По условиям Портсмутского договора (ст. 12) предусматривалась замена русско-японского договора 1895 г. о торговле и мореплавании новым соглашением. Переговоры о новом договоре шли около года - с июля 1906 г. по июль 1907 г.
На первых же заседаниях японский уполномоченный, посланник Японии в России Мотоно, выдвинул ряд пунктов, которые русская делегация (непосредственно переговоры вел Н. А. Малевский-Малевич) считала неприемлемыми. Японцы требовали: право беспошлинного ввоза японских товаров из Маньчжурии в Сибирь через сухопутную границу; гарантий русского правительства, что в случае отмены порто-франко на русском Дальнем Востоке таможенные сборы на границе с Маньчжурией не будут выше сборов в портах рек Сибири; согласие. России на плавание японских судов по р. Сунгари (см. [38, д. 1148, л. 63-69]).
Требование о беспошлинном ввозе японских товаров открыло бы возможности для захвата рынков русского Дальнего Востока и Восточной Сибири, от Уссурийского края до Иркутска. Доставляя товары дешевым морским путем в Дальний, японцы обеспечивали им большую конкурентоспособность по сравнению с русскими товарами и товарами, ввозимыми из США, Англии и Германии.
Право плавания по р. Сунгари давало возможность японским торговцам перевозить на собственных кораблях товары от железной дороги в Южный Китай, а по притоку Сунгари - р. Нонни - к границам Внутренней Монголии. Развивая свое судоходство, Япония могла проникнуть на Амур, чего Россия ни в коем случае не могла допустить. Кроме того, разрешение плавания по р. Сунгари задевало интересы Китая, который по действовавшим тогда договорам имел на Сунгари такие же права, что и Россия.
Японцы же настаивали на этом требовании и переговоры к январю 1907 г. зашли в тупик. Н. А. Малевский-Малевич считал, что в сложившейся ситуации имеется два выхода: либо готовиться к войне с Японией, либо пойти на уступки. По его мнению, России было выгоднее идти на уступки, чем решиться на войну.
Между тем переговоры по общеполитическому соглашению и рыболовной конвенции достигли определенного прогресса. В переговорах о торговом договоре Япония перестала настаивать на наиболее неприемлемых требованиях: плавании по р. Сунгари, понижении сборов с паспортов японских подданных, въезжающих в Россию, и др. Японцы получали право на беспошлинный ввоз только в Приморскую и Амурскую области, причем на товары, изготовленные на территории Ляодуна (на самом деле практически было невозможно установить происхождение товаров). Россия получала право облагать пошлиной японские товары, ввозимые в эти две области, а также право на льготных условиях ввозить товары на территорию Ляодуна. Но это было чисто формальное обязательство: на Дальнем Востоке почти отсутствовали предприятия, которые могли бы поставлять товары на экспорт, да и сырье в этих районах скупалось японцами.
По предложению Японии была подписана и секретная декларация: царское правительство обязывалось не нарушать равенства в таможенном обложении по морской и сухопутной границе, а японское правительство обещало сохранить выгодный для русских экспортеров учет и очистку керосина не по весу, а по объему. Договор признавал принцип наибольшего благоприятствования во внешней торговле и в мореплавании двух стран. Предусматривалось взаимное уравнение японских подданных в России и русских подданных в Японии с гражданами соответствующей страны в предпринимательской деятельности, торговле, владении землей и недвижимым имуществом, судебной защите и т. п. [74а, с. 1844].
На деле "взаимность" была выгодна лишь японцам, поскольку русские капиталисты не имели своих предприятий в Японии. Для японцев же наряду с правами, полученными по рыболовной конвенции, открывалось широкое поле деятельности для эксплуатации природных богатств русского Дальнего Востока. Это хорошо понимали русские деловые круги. Оценивая договор, орган торгово-промышленных кругов, газета "Биржевые ведомости" писала: "Окончательный удар русскому делу на Дальнем Востоке нанес торговый договор с Японией, создавший для этой державы такую удобную обстановку для беспрепятственных экономических завоеваний, что русским остается во всем уступить на своей земле и отказаться от попыток с ними конкурировать" [417, 25.10.1907].
Некоторые группы японских капиталистов были заинтересованы в эксплуатации богатств Дальнего Востока и его рынков. Но товарооборот вплоть до начала мировой войны был сравнительно незначительным и касался лишь дальневосточных районов и Восточной Сибири. В 1906 г. ввоз в Японию из азиатской части России составлял 1,4 млн. иен, а из Европейской России мизерную цифру - 41 тыс. иен. В 1907 г. соответственно 1,6 млн. и 175 тыс. иен. Вывоз из Японии в азиатскую часть России в 1906 г. оценивался в 10,5 млн. иен, а европейскую - всего 78 тыс. иен. В 1907 г. соответственно 5 млн. и 441 тыс. иен [402, с. 968]. В общем товарообороте японской внешней торговли торговля с Россией составляла всего 1%. Ее удельный вес до начала мировой войны не увеличивался, отмечалось даже некоторое сокращение импорта из России (американские нефтепродукты вытеснили русские с японских рынков).
Рыболовная конвенция, подписанная 15 (28) июля 1907 г., предоставляла широкие права японским подданным на рыбную ловлю в русских водах.
Фактическое отсутствие русского флота на Тихом океане после русско-японской войны делало невозможным эффективный рыболовный надзор. Наблюдение за рыболовным промыслом было возложено на "лесных объездчиков береговой стражи". На Камчатке их было шесть, на Сахалине - четыре, на побережье от Николаевска-на-Амуре до Посьета - пять. В море охранную службу несли два крейсера и несколько старых кораблей (см. [202, с. 141]). Не желая обострять отношений с Японией, царское правительство дало указание командирам охранных судов "быть снисходительными и избегать резких столкновений с японцами".
Установилось бесконтрольное хищничество японцев в русских водах и на побережье. Японские рыбопромышленники систематически и безнаказанно нарушали условия рыболовной конвенции, и без того предоставлявшей Японии огромные льготы (В послеоктябрьский период, вплоть до 1945 г., японцы добивались сохранения установленных в 1907 г. порядков.). Японцы, в частности, добивались разрешения якорной стоянки для японских рыболовных судов в гаванях и бухтах, закрытых по условиям конвенции для японского рыболовства. Правительство России и в этом вопросе пошло на уступки, разрешив на год стоянку японских судов в семи закрытых бухтах. Затем в том же, 1907 г. они добились права посылать свой военный крейсер в воды Охотского и Берингова морей под предлогом заботы о рыбаках, потерпевших кораблекрушение. Военные корабли Японии поддерживали незаконные домогательства японских рыбопромышленников, производили топографическую съемку побережья, промеры глубины бухт и т. п. В то же время в нарушение конвенции японцы запретили русским промышленникам рыбную ловлю у своего побережья. Они даже конфисковали несколько русских рыболовных судов у южного побережья Сахалина, что вызвало в России протесты [430, 01.11.1907].
Русское правительство надеялось, что общеполитическая конвенция (наряду с англо-японским договором и франко-японским соглашением) исключит возможность сепаратных действий Японии в Китае и даст России вести более активную политику в Европе и на Ближнем Востоке. Министр иностранных дел А. П. Извольский, выступая в Государственной думе, подчеркнул, что "сила и значение" русско-японского договора "усугубляется тем обстоятельством, что он является как бы звеном целой цепи других международных соглашений, преследующих те же мирные цели, и что он вполне гармонирует с общей системой наших международных договоров". Вместе с тем он призывал не переоценивать роли соглашения, подчеркнув, что оно, "как и всякий дипломатический акт... является лишь бумажной гарантией поддержания мира" [75, сессия 1, ч. 2, с. 117].
Из телеграмм своих представителей в Токио и Пекине, приамурского генерал-губернатора П. Ф. Унтербергера А. П. Извольскому и царю было хорошо известно, что Япония "продолжает усиленно вооружаться, усиливает флот, увеличивает сухопутную армию и подготавливает базы для военных операций как в Южной Маньчжурии, так и в Северной Корее" [38, д. 204, л. 3]. Позднее, отвечая на запрос председателя совета министров П. А. Столыпина, А. П. Извольский заявил, что "не имеется никаких данных, свидетельствующих о близком намерении Японии начать новую войну". Стремясь защитить свой политический курс на сближение с Японией, он попытался оправдать военные приготовления Японии тем, что она вступила в число великих держав и желает иметь решающий голос в случае возникновения каких-либо осложнений [38, д. 204, л. 5-7].
Соглашения с Россией с удовлетворением были встречены господствующими классами Японии. По этому случаю были организованы празднества. За успешное завершение переговоров японские представители в Петербурге и Париже - Мотоно Итиро и Курино-получили баронские титулы, министр иностранных дел Хаяси Тадасу - титул графа. Премьер-министр Сайондзи Киммоти и другие министры были награждены орденами и т. п.
Подписав соглашение, Япония перед своим американским соперником старалась демонстрировать тесные дружеские отношения с Россией. Русские представители в Китае и Японии отмечали "в высшей степени любезные, предупредительные и радушные отношения японцев", которые "по-прежнему не щадили усилий, чтобы расположить русских к себе" (цит. по [259, с. 561]).
Япония при этом заняла благоприятную для царизма позицию в русско-китайских конфликтах по вопросу о КВЖД, о нарушении царизмом китайского суверенитета и т. д. Официально поддерживая царскую Россию во всех столкновениях, японские представители в Маньчжурии и Пекине в отдельных случаях тайно провоцировали китайские власти на сопротивление царским властям. Царская дипломатия отчетливо представляла себе, что целью Японии в Китае является стремление втравить царскую Россию в вооруженный конфликт с Китаем, что дало бы возможность Японии, ведшей усиленную к тому подготовку, оттеснить Россию с тихоокеанского побережья. Сразу же после подписания русско-японского соглашения 1907 г. А. П. Извольский направил письмо в морское министерство, в котором писал: "Можно предположить, что Япония имела в виду лишь усыпить нашу бдительность, чтобы подготовиться к новому нападению... Поэтому,- советовал Извольский,- нужно быть готовым к случайностям и вооружаться" [38, д. 203, л. 28].
Многие донесения русских дипломатических и военных представителей из Сеула, Токио и Пекина и после подписания соглашения 1907 г. единодушно свидетельствовали о том, что Япония с величайшей поспешностью и систематически продолжает подготовку новой войны против России, превращая Южную Маньчжурию и Северную Корею в свои плацдармы с железными дорогами, направленными на север, со складами боеприпасов, лагерями и т. п.
Царизм не был уверен в верности Японии своим обязательствам. К тому же некоторые органы буржуазной японской прессы, и особенно связанные с милитаристскими кругами, время от времени поднимали шумные антирусские кампании, используя любые для этого поводы (см. [38, д. 206, л. 154]). Именно поэтому встревоженный всеми приготовлениями командующий войсками Приамурского военного округа, генерал-лейтенант П. Ф. Унтербергер, в телеграмме Николаю II в сентябре 1907 г. требовал немедленного усиления обороны Владивостока и всего Приамурья [38, д. 204, л. 3].
Министерство иностранных дел России в связи с тревожными сигналами военных и дипломатических представителей указывало, что подписание русско-японского соглашения "должно затруднить возможность нового вооруженного конфликта, тем более что международное положение Японии за два последних года значительно изменилось и на ту нравственную и материальную поддержку, которую она нашла, готовясь к войне 1904 года, в Англии и Соединенных Штатах, она теперь уже не может рассчитывать". Касаясь предложения П. Ф. Унтербергера принять срочные меры по укреплению обороны Владивостока и Приамурского края, управляющий министерством иностранных дел Губастов писал председателю совета министров П. А. Столыпину, что он "всецело присоединился бы ко взгляду приамурского генерал-губернатора... если бы наши военные приготовления могли идти хотя бы приблизительно одним и тем же ходом, как и японские. Усилия России в этом направлении едва ли приведут к сколько-нибудь серьезным результатам по сравнению с Японией, находящейся в гораздо более выгодном положении" [38, д. 204, л. 19]. По мнению же министерства иностранных дел, не было каких-либо фактов, свидетельствовавших о близком намерении Японии начать новую войну [38, д. 204, л. 18].
Разноречивые оценки намерений японского правительства объяснялись как слабым знакомством русских дипломатов и военных агентов с борьбой отдельных группировок правящих классов Японии, так и опасением Петербурга, что японская военщина использует бессилие России, возобновит войну и отнимет у нее дальневосточные владения.
В самой Японии также не было единого мнения по этому вопросу. Наряду с оголтелыми милитаристами, настаивавшими на организации новой военной авантюры, наиболее здравомыслящие политические деятели во главе с премьер-министром Сайон-дэи Киммоти отдавали себе отчет в сложности международного положения Японии. Обострились японо-американские противоречия в борьбе за Китай. Кроме того, хотя США и поощряли японские аннексионистские планы в отношении Кореи, а в 1908 г. подписали соглашение с Японией, предусматривавшее взаимное уважение обоими государствами их владений на Тихом океане, однако обе страны увеличили ассигнования на военно-морское строительство. Мощная американская эскадра из 16 броненосцев в 1908 г. появилась в Тихом океане. Ее появление с восторгом приветствовала буржуазия английских доминионов - Австралии и Новой Зеландии, где опасались японской агрессии. Обострение русско-японских отношений не отвечало интересам британского и французского империализма. Русская армия была нужна в Европе для противодействия Германии. Япония переживала острые финансовые затруднения, но ни Англия ни США не собирались финансировать японскую войну против России. Русский империализм уже не претендовал на господство на Дальнем Востоке. Большую угрозу для японских планов составляла экспансия США.
В июле 1908 г. в Японии к власти вновь пришло правительство Кацура Таро. Правящие круги Японии, готовясь осуществить аннексию Кореи, поставили у власти правительство, непосредственно связанное с военщиной. Подготовка к аннексии Кореи считалась важнейшей задачей японской политики. После аннексии Кореи японская буржуазия надеялась полностью вытеснить оттуда американских и английских концессионеров и торговцев, которые, несмотря на дискриминационный режим, установленный Японией, продолжали успешно конкурировать с японскими дельцами. В аннексии были заинтересованы и помещики, надеявшиеся после присоединения Кореи захватить новые земельные владения в этой стране.
На милитаристское правительство возлагалась задача дальнейшего укрепления вооруженных сил (чтобы никто не помешал Японии аннексировать Корею). Приход к власти правительства военных должен был показать империалистическим соперникам Японии ее готовность применить оружие ради осуществления своих задач в Корее и Китае. Наряду с этими задачами японский империализм не исключал из своих внешнеполитических планов и агрессию в отношении России.
Россия, как и прежде, стремилась улучшить свои отношения с Японией, подчеркивая свое желание соблюдать соглашение 1907 г. В своих многочисленных выступлениях руководящие деятели России заявляли о лояльности царского правительства в отношении Японии. Докладывая в Государственной думе в январе 1908 г. о преобразовании русской миссии в Токио в посольство, А. П. Извольский указывал, что "Портсмутский договор во многих отношениях имел, в сущности, прелиминарный характер". "Как с нашей, так и с японской стороны,- говорил он,- обнаруживалось явное недоверие к прочности созданного Портсмутским договором положения", поэтому необходимо "добиться изменения общей постановки отношений с Японией". Соглашение от 17 июля, подчеркивал далее А. П. Извольский, "является как бы звеном в цепи других соглашений... и гармонирует с общей системой наших международных переговоров" [38, д. 204, л. 51]. Таким образом, прочность этого соглашения царизм усматривал в своем участии в Антанте, через посредство которой он и надеялся удерживать Японию от попыток дальнейшей экспансии в отношении русских владений.
Правительство Кацура было также призвано покончить с революционным движением в стране, на которое оказала влияние русская революция 1905-1907 гг. Выступления рабочих охватили основные промышленные центры страны. В 1906 г. бастовали железнодорожники, горняки, рабочие арсеналов в Курэ и Токио, трамвайщики Токио, Осака, Кобэ и других городов. Большие волнения рабочих произошли в 1907 г. на рудниках Асио и Бэсси (см. [290, с. 82]). В феврале 1906 г., воспользовавшись отставкой милитаристского правительства Кацура Таро, социалисты создали свою партию "Нихон сякайто". Партия организовала первый социалистический кружок среди рабочих горняков в Асио и провела ряд массовых митингов и демонстраций против самоуправства муниципальных властей Токио и т. п. Она начала выпускать первый социалистический журнал "Сякэйсюги кэнкю" ("Изучение социализма"). Однако в 1907 г. "Нихон сякайто" была запрещена.
Вернувшись к власти, Кацура развернул свирепые полицейские преследования передовых деятелей рабочего движения. В июле 1908 г. за участие в демонстрации по случаю освобождения из тюрьмы одного революционера ряд видных социалистических руководителей был посажен в тюрьму. В 1910 г. было сфабриковано дело известного социалистического руководителя Котоку Дэндзиро и 24 его единомышленников. Их обвинили в подготовке "заговора" против императора. 12 человек были казнены, в том числе и Котоку Дэндзиро, а остальные осуждены на каторжные работы. Правящие круги Японии расправой с руководителями социалистов надеялись помешать развитию японского рабочего движения.
Однако этого им не удалось сделать. В декабре 1911 г. состоялась крупная забастовка рабочих городского транспорта в Токио. Несмотря на полицейский террор, Катаяма Сэн продолжал организовывать рабочих на борьбу за улучшение их экономического и политического положения. Деятельность Катаяма и социалистов оказала свое влияние на подъем рабочего движения Японии в 1913-1914 гг.
Наступление на трудящихся внутри страны правительство Кацура осуществляло в целях подготовки прочного тыла для развертывания более широкой экспансии на Азиатском континенте. Япония усиленно продолжала вооружаться и укреплять свои силы на Дальнем Востоке. Русский генеральный консул в Сеуле А. С. Сомов снова сообщал 30 декабря 1908 г., что Япония тратит десятки миллионов на превращение Кореи в обширный военный лагерь и строит там склады, арсеналы, казармы. "Все устремления направлены к тому, чтобы облегчить и ускорить перевозку войск из Японии. В нужную минуту воинские части будут посажены на суда в том виде, в каком они находятся, т. е. без снарядов, амуниции, запасов и т. п., без всякого груза, так как это заранее привезено, сложено и распределено по всей Корее" [38, д. 18, л. 63].
Усиленные военные приготовления происходили и в самой Японии. Русский посол в Японии Н. А. Малевский-Малевич писал министру иностранных дел С. Д. Сазонову, в августе 1909 г., что в Японии "перевооружение и увеличение личного состава идут своим чередом, немало не отступая от выработанной генералом Тэраути Масатакэ (Тэраути - военный министр в 1902-1911 гг.) еще в 1906 г. послевоенной программы вооружений". В 1909 г., по сведениям военного агента В. А. Самойлова, было окончено перевооружение пехоты и кавалерии, прибавилось 14 батальонов, 18 эскадронов, 27 батарей и т. п. "Такое значительное увеличение численного состава японских вооруженных сил в мирное время,- писал В. А. Самойлов в августе 1909 г.,- наглядно показывает, что Япония продолжает усиленно готовиться в военном отношении и готова ко всяким случайностям... Несомненно, что она намерена использовать до конца все выгоды положения, созданные успехами ее оружия, и решила стать твердой ногой на Азиатском континенте" [38, д. 915, л. 71-72]. В своих донесениях в Петербург В. А. Самойлов утверждал, что "военное ведомство доведет силу японской армии до намеченных размеров, т. е. до 500 (а потом 600) батальонов, 150 эскадронов, 1900 полевых и 1000 осадных орудий" [38, д. 915, л. 74]. По его мнению, железнодорожные линии, которые сооружались Японией в Маньчжурии и Корее, в стратегическом отношении имели наступательный характер. Ссылаясь на большое количество статей в газетах о готовящейся войне и анализируя характер военных приготовлений Японии, В. А. Самойлов писал 9 октября 1909 г.: "Япония не исключает из пределов возможности нового столкновения с нами и усиленно готовится на случай этого" [38, д. 915, л. 186-189]. Военные приготовления японские милитаристы маскировали заявлениями о том, что Россия якобы собирается напасть на Японию, которой необходимо защищать свои интересы на материке (т. е. в Китае и Корее). Поводом к таким заявлениям служили реваншистские статьи некоторых русских газет ("Новое время", "Слово", "Земщина" и др.).
Как уже говорилось выше, в правящих кругах России не было единства по вопросу о направлении внешней политики страны. В феврале 1908 г. на заседании совета министров России при обсуждении вопроса о военных расходах на 1908 г. указывалось, что в Государственной думе имеется влиятельная группа, которая высказывается против строительства линейного флота и укрепления Финского побережья. Сторонники этой группы указывали, что уязвимым местом России является не Балтика, а берега Тихого океана. И именно их укреплению и обороне следует уделять основное внимание. Но преобладали сторонники укрепления позиций России на Западе. Царизм увеличивал вооруженные силы на западных границах, концентрировал усилия по строительству Балтийского и Черноморского флотов. На Дальнем Востоке основной целью внешней политики считалось сохранение сложившегося положения.
Большое значение придавалось хозяйственному освоению дальневосточных окраин. Многие политические деятели считали, что лишь заселение русскими обширных районов Приамурья, Уссурийского края и Камчатки может обеспечить безопасность этих районов, сохранить их как часть России. В 1909 г. был создан Комитет по заселению Дальнего Востока. Председателем был назначен премьер-министр П. А. Столыпин. Комитет получил обширные полномочия. В 1910 г. Николай II утвердил решение комитета об использовании для крестьянской колонизации громадных массивов пустующих земель, ранее отведенных для казачьих войск Амурского и Уссурийского края, но ими не занятых. Был установлен ряд льгот для крестьян, переселявшихся на Дальний Восток. Исходя из необходимости укрепления своих позиций в этом районе, царское правительство уделяло переселенческому вопросу особое внимание. Правительственное поощрение переселенческого движения и строительство Амурской железной дороги привели к увеличению населения на русском Дальнем Востоке. В 1907 г. в Приамурском генерал-губернаторстве (В Приамурское генерал-губернаторство входила вся территория русского Дальнего Востока.) проживало 520 тыс. человек, а в 1913 г. - более 900 тыс. Из них 200 тыс. проживало в городах. При поддержке правительства, осуществлявшего столыпинскую реформу и на Дальнем Востоке, в дальневосточных деревнях сложилась значительная прослойка кулацких хозяйств, производящих сельскохозяйственную продукцию. В 1911 г. казаки и крестьяне Приамурья продали 2,2 млн. пудов пшеницы.
Тяжелым трудом рабочих и крестьян России продолжалось освоение обширных и незаселенных районов Дальнего Востока. Их трудом были построены железные дороги и фабрики, заложены сотни сел и деревень, воздвигнуты города Благовещенск, Хабаровск, Владивосток и др. Сравнительно крупными были казенные предприятия добывающей промышленности - Сучанские каменноугольные копи, серебряные и свинцовые рудники Тетюхе, каменноугольные копи в Приморье и на Сахалине, а также золотые прииски на Лене и в других местах.
На укрепление своих позиций, оборону и развитие Дальнего Востока царское правительство тратило значительные средства, собранные в виде налогов с населения России. В 1909-1914 гг. доходы государства с Приамурского генерал-губернаторства составляли 15 млн. руб., а расходы на этот край возросли с 55 млн. до 105 млн. руб. в год [75, сессия 2, ч. 1, с. 1458]. Значительная часть этих средств оседала в карманах отечественных и иностранных капиталистов. Экономическая отсталость России, недальновидная политика царизма, проникновение иностранного капитала, осуществлявшего хищническую эксплуатацию приморских ресурсов, тормозили развитие и освоение громадных природных богатств русского Дальнего Востока.
В прессе часто публиковались материалы о хозяйничании японцев в водах и на побережье Охотского моря и Камчатки. Все большее внимание привлекало проникновение американцев на Чукотку. В результате обсуждение дальневосточных проблем в политических и общественных кругах России приобрело острый политический характер.
По мнению русских военных специалистов, в 1909 г. по численности японская армия была более чем в полтора раза сильнее, чем в русско-японскую войну. Артиллерия ее была оснащена новыми пушками Круппа, а пехота - новыми винтовками. Значительно усилился морской флот. Если в 1904 г. он насчитывал 6 броненосцев и 8 крейсеров, то в 1909 г. он имел 15 броненосцев и 12 крейсеров с перспективой иметь в 1914 г. 18 броненосцев и 16 крейсеров. Общая численность японской армии достигала в 1909 г. примерно 900 тыс. человек [38, д. 206, л. 108- 111].
Русские военные и дипломатические представители в Корее и Японии не раз сообщали, что в бюджеты, публикуемые японским правительством для всеобщего сведения, вносятся далеко не все действительно производимые расходы и что послевоенная программа генерала Тэраути Масатакэ осуществлялась неизменно, несмотря на то что в 1908 и 1909 гг. японское правительство под давлением общественного мнения заявляло о сокращении расходов на вооружение (Посол Н. А. Малевский-Малевич в июле 1909 г., ссылаясь на сведения официозной газеты "Кокумин", сообщал, что остаток от сметных ассигнований и разные непредвиденные поступления дали в 1908 г. 254 млн. иен, которые не были занесены в бюджет 1908 г. Часть этой суммы - 178 млн. иен - была израсходована на "разные предприятия", не вошедшие в смету этого года. Из оставшейся суммы только 42 млн. были внесены в бюджет 1909 г., а остальные распределены на "разные предприятия" [38, д. 915, л. 17].). Дополнительные расходы направлялись главным образом на выполнение задач, связанных с подготовкой армии и строительством сооружений военно-стратегического характера.
Активная деятельность японских милитаристов по вооружению армии и флота, строительству железных дорог, созданию укрепленных районов и увеличению средств связи с Северной Кореей в нарушение условий Портсмутского договора - все это создало осенью 1909 г. весьма напряженную обстановку на Дальнем Востоке. Приамурский генерал-губернатор П. Ф. Унтербергер продолжал направлять тревожные телеграммы царю, панически сообщая о готовящемся нападении Японии.
И хотя А. П. Извольский по поручению П. А. Столыпина послал Унтербергеру 13 февраля 1909 г. успокоительную телеграмму, в которой заявлял, что отношения с Японией "нормальные", а господствующая среди администрации на Дальнем Востоке и "в обществе" тревога, которая "граничит с паникой... не отвечает нашему достоинству и может самым вредным образом отозваться на наших отношениях с Японией" [38, д. 206, л. 74], тем не менее вопрос о военной неподготовленности России рассматривался в правительстве. Недавние поражения на Дальнем Востоке, сообщения о быстром росте японских вооруженных сил волновали русские военные круги. Военный министр В. А. Сухомлинов в докладе, направленном в совет министров в апреле 1909 г., указывал на возросшее военное могущество Японии, заявляя, что нельзя больше сосредоточивать русские вооруженные силы лишь на западных границах. В октябре 1909 г. в записке на имя П. А. Столыпина В. А. Сухомлинов предупреждал о возможности заключения союза между Японией и Австро-Венгрией.
В ноябре 1909 г. министр финансов В. Н. Коковцев для ознакомления с обстановкой выехал на Дальний Восток. Доклад министра был безрадостным. Морские силы, отмечал он, "ничтожны", а сухопутная оборона Владивостока производит почти "столь же безрадостное впечатление, как и то, которое я вынес по части морской обороны". Он приходит к выводу, что политическое положение России на Дальнем Востоке ухудшилось. Выход он видел только один - установление прочных добрососедских отношений с Китаем, Кореей и Японией.
Министр финансов "пришел к убеждению о невозможности далее откладывать вопрос об усилении Владивостока ввиду печального его состояния"; было выделено 9 млн. руб. на проведение первоочередных работ по укреплению Владивостока (запрашивалось 98 млн.) [38, д. 206, л. 86-87]. Все средства военного бюджета направлялись на укрепление мощи русских вооруженных сил на Западе, что отвечало прежде всего интересам западноевропейских союзников России.
После поражения революции 1905-1907 гг. в Россию вновь хлынули широким потоком иностранные капиталы: к 1914 г. они составили приблизительно 1/3 всего акционерного капитала и свыше 42% банковского капитала (см. [19, с. 166-167; 235, с. 363]). Помимо этого иностранный капитал проникал в Россию через внешние займы. Вслед за международным займом 1906 г., предоставленным царизму на подавление революции, Россия от Англии и Франции получила ряд новых займов, приковывавших царизм к Антанте. Зависимость от иностранного капитала определяла и содержание военных конвенций и соглашений, заключенных Россией с государствами Антанты. Англия и Франция требовали активности России в Европе против Германии и ее союзников. Главный банкир царизма - Франция - и слышать не хотел о затратах на оборону Дальнего Востока. Французские и английские капиталисты требовали от царизма осуществления военных мероприятий, выгодных прежде всего с точки зрения их интересов в Европе. Вот почему и в последующие годы Приморье не было укреплено.
Международная обстановка в Европе после окончания русско-японской войны с каждым годом становилась все более напряженной. Мировой экономический кризис 1907 г. и промышленный застой 1907-1909 гг. обострили соперничество между империалистическими державами, особенно между Англией и Германией. Не смягчились противоречия и в годы экономического подъема (1910-1913). Обострение борьбы за рынки сбыта и сферы приложения капиталов, за передел колоний уже в те годы привело к ряду серьезных международных конфликтов. Так, в 1908 г. имел место так называемый боснийский кризис из- за аннексии Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией. Территориальные захваты Австро-Венгрии привели к обострению русско-австрийских противоречий на Балканах. Захват Боснии и Герцеговины развеял иллюзии правящих кругов России остаться в стороне от борьбы двух главных соперников - Англии и Германии. Обострение русско-японских отношений вследствие усиленной милитаристской активности Японии давало дополнительные аргументы сторонникам сближения с германо-австрийским блоком для обеспечения европейского тыла в случае военного столкновения с Японией. Но широкая экспансия Австро-Венгрии и Германии на Ближнем Востоке поставила перед Россией выбор: капитуляция перед Германией или более тесное сближение против нее с Англией и Францией и на этой основе разрешение главных противоречий на Дальнем Востоке с Японией. Укрепление позиций антигермански настроенной империалистической буржуазии России и примкнувшей к ней большей части помещиков, а также усиление зависимости царизма от англо-французского финансового капитала предопределило исход борьбы в правящих кругах России в пользу проанглийского течения и, следовательно, утвердило линию на дальнейшее урегулирование отношений с Японией даже ценой крупных уступок.
Прогермански настроенные придворные круги сделали еще одну, последнюю перед первой мировой войной попытку добиться смены внешнеполитической ориентации России, ссылаясь на слабость Антанты, обнаруженную в период боснийского кризиса. Прогерманским силам удалось организовать встречу Николая II с Вильгельмом II в Потсдаме в 1910 г., где речь шла о русско-германском и русско-австрийском соглашениях. Но уже к концу 1910 г. выявилась полная бесперспективность переговоров с державами австро-германского блока как во внешнеполитическом плане, так и с позиций соотношения сил в правящих кругах России.
В 1911 г. возник второй марокканский кризис, поставивший на грань войны Германию и Францию; началась итало-турецкая война, а затем две кровопролитные балканские войны. Эти события крайне накалили обстановку в Европе. В сложившихся условиях дипломатия Англии, Франции и России стремилась сохранить установившееся соотношение сил на Дальнем Востоке, не допуская осложнений, могущих отвлечь их силы из Европы. Англо-французская дипломатия прилагала усилия и к тому, чтобы Россия не отвлекалась проблемами Дальнего Востока, настоятельно советуя ей идти на уступки Японии.