Глава 3. Установление торговых и дипломатических отношений между Россией и Японией

Миссия Е. В. Путятина в Японию

Наиболее дальновидные политические и военные деятели России видели опасность подчинения Китая и Японии западным державам, стремление западных держав "обосноваться" на Сахалине, в устье Амура и на Курильских островах. 20 февраля 1852 г. Н. Н. Муравьев в письме командующему военно-морским флотом великому князю Константину отмечал, что "Китай и Япония делаются постепенно добычей англичан и американцев", и предупреждал, что "в будущем году" американские суда "понесутся по океану в Японию, вооруженные и готовые к бою" (цит. по [186, кн. 1, с. 309]). Как указывалось выше, выдающиеся мореплаватели И. Ф. Крузенштерн, Е. В. Путятин, П. И. Рикорд, Г. И. Невельской и другие, главное правление Российско-американской компании не раз обращались с аналогичными предупреждениями к царскому правительству.

В конце концов правительство решило принять меры к укреплению позиций России на Тихом океане. 24 апреля 1852 г. для обсуждения основных вопросов политики России на Дальнем Востоке был учрежден Особый комитет. В состав комитета вошли начальник Главного морского штаба А. С. Меншиков, управляющий министерством финансов П. Ф. Брок, военный министр А. И. Чернышев, заместитель министра иностранных дел, директор Азиатского департамента Л. Г. Сенявин. 7 мая 1852 г. комитет обсудил представленную министерством иностранных дел "Записку по японским делам". В "Записке" сообщалось о решении американского правительства "отправить новую морскую экспедицию", которая смогла бы "устрашить японское правительство и тем самым побудить оное к изъявлению согласия на требование американцев; в противном же случае принудить его к тому силой оружия". Указав на неудачи прошлых попыток России в установлении торговых и политических отношений с Японией, министерство просило комитет обсудить меры, которые следовало предпринять, "дабы обеспечить для нашей торговли в будущем и некоторые выгоды, которых американцы, без сомнения, теперь достигнут" [30, д. 162, л. 52- 60].

Особый комитет рекомендовал правительству отправить в Китай и Японию экспедицию во главе с вице-адмиралом и генерал-адъютантом Ефимом Васильевичем Путятиным, поручить ему добиться разрешения китайских властей на посещение русскими торговыми судами открытых портов при сохранении сухопутной торговли через Кяхту, а затем приступить к переговорам с Японией о заключении торгового договора. "Но само собой разумеется, - подчеркивал Особый комитет,- что цель посылки его будет миролюбивая". Е. В. Путятину рекомендовалось воздерживаться от "всяких неприязненных в отношении к японцам действий, стараясь достигнуть желаемого единственно путем переговоров и мирными средствами" (см. [32, д. 17, ч. 1, л. 10-23]) (На Е. В. Путятина выбор пал не случайно. Еще молодым человеком он долго жил в Англии и многое постиг в судостроении, науке и технике Западной Европы. В Англии он женился на дочери одного из высших чиновников английского военно-морского флота и хорошо разбирался в великодержавных амбициях английской морской стратегии, направлениях морских интересов других держав. В 1822-1825 гг. он совершил кругосветное плавание, сражался в Черном и Каспийском морях, выезжал с рядом дипломатических миссий, заключал договоры, владел иностранными языками.). Представление Особого комитета было утверждено Николаем I 18 мая 1852 г. Из состава Балтийского флота в эскадру Е. В. Путятина был выделен фрегат "Паллада"; в Англии он должен был приобрести паровое судно, а на Тихом океане присоединить к эскадре корвет "Оливуца" и транспорт Российско-американской компании "Князь Меншиков".

В августе 1852 г. министерство иностранных дел подготовило для Е. В. Путятина подробную инструкцию относительно задач экспедиции и методов ведения переговоров.

В инструкции отмечалось, что решение русского правительства о возобновлении попыток открыть японские порты и использовать близость Японии для вывоза оттуда продовольствия в колонии компании и на Камчатку в обмен на русские товары ускорило посылку американской эскадры. "Все это побуждает наше правительство приступить к каким-либо миролюбивым мерам в отношении Японии, дабы не лишиться тех выгод, какие, без сомнения, приобретут теперь американцы, а может быть, и другие морские державы". Е. В. Путятину рекомендовалось вести переговоры в самом дружеском тоне, убедить японские власти в выгодности установления дипломатических и торговых отношений между соседними государствами, обещать японцам свободу торговли во владениях России, добиться разрешения русским торговать в одной из наиболее удобных северных гаваней Японии, а также права посещать порты, которые будут открыты для иностранцев" (см. [30, д. 162, л. 96-122]).

Позднее, уже в пути, Е. В. Путятину были переданы письма японским властям, утвержденные Николаем I в феврале 1853 г. В послании канцлера К. В. Нессельроде японскому Верховному совету указывалось, что цель посольства Е. В. Путятина - разъяснить японскому правительству сложившуюся на Тихом океане обстановку и выдвинуть предложения, которые в будущем помогут устранить "недопонимания и недоразумения" между Россией и Японией, а также послужат утверждению мира и спокойствия в этом регионе в интересах обеих империй. В письме еще раз подчеркивалось, что Россия не нуждается в новых территориальных приобретениях, но установление государственных границ в этом районе явится лучшим залогом мирных отношений между двумя государствами. Далее содержалась просьба выделить несколько гаваней для торговли между двумя странами и разрешить русским судам заходить в японские порты по пути их следования на Камчатку и в колонии в Северной Америке, если возникнет необходимость пополнить припасы или совершить ремонт. В заключение подчеркивалось, что "Россия по соседству своему более, чем другая держава, имеет право на подобные мирные и обоюдополезные сношения" (см. [32, д. 17, ч. I, л. 94-96, 100]).

Как инструкция министерства иностранных дел Е. В. Путятину, так и текст письма канцлера К. В. Нессельроде японскому Верховному совету свидетельствовали о миролюбивых намерениях правительства России. Разработанный в министерстве иностранных дел России проект договора между Россией и Японией содержал статьи о правах экстерриториальности для русских торговцев и принципы наибольшего благоприятствования, о разрешении для русских торговать в открытых портах Японии под контролем японских чиновников; вместе с тем подчеркивалось, что Россия не намерена вмешиваться во внутренние дела Японии (см. [30, д. 163, л. 45-58]).

Е. В. Путятину было передано также письмо К. В. Нессельроде к губернатору Нагасаки. Канцлер просил оказать содействие представителю России, доставить без промедления письмо Верховному совету и испросить разрешение на поездку русского представителя в Эдо для переговоров по "предмету его важного поручения" (см. [30, д. 163, л. 101, 103]).

В дополнительной инструкции министерства иностранных дел Е. В. Путятину предписывалось прибыть в Нагасаки, единственный открытый для иностранцев порт, чтобы не нарушать законы Японии и не давать повода японским властям отказаться от переговоров по вопросу о границах. Устно Е. В. Путятин должен был разъяснить японскому правительству, что Россия придает большое значение Сахалину, который "является ключом к Амуру" и может стать добычей какой-нибудь сильной морской державы, и ее соседство уже не будет столь безопасно для Японии, как соседство России. Учитывая сложность международного положения России, Е. В. Путятину предоставлялось принимать решения о южной части Курил и Сахалине "в зависимости от обстановки". В отношении Сахалина в инструкции говорилось: "Если же встретите непреодолимые со стороны Японии препятствия к признанию наших прав на Сахалин, то лучше в таком случае оставить дело в нынешнем его положении, предоставив времени и обстоятельствам упрочить действительные влияния на сей остров".

Касаясь проекта договора, министерство иностранных дел также предоставляло Е. В. Путятину свободу действий. Он мог изменить или дополнить договор в зависимости от хода переговоров. Е. В. Путятину разрешалось избрать любой порт, который будет открыт для американцев (см. [32, д. 17, л. 209-222т 236] ) (По вопросу о Сахалине представил свои рекомендации Е. В. Путятину и Н. Н. Муравьев: "Лучше оставить пограничный вопрос в неопределенном по-прежнему положении, чем утверждать за ними (т. е. японцами.- Л. К.) хотя самомалейшую часть Сахалина... Если бы Вашему превосходительству случилось встретиться с американской эскадрой Перри или Рингольда, то им должно положительно сказать, что Сахалин наш, и даже дать им письменное о том сведение" [186, кн. 1, с. 115-116].).

Е. В. Путятин покинул Кронштадт на фрегате "Паллада" 7 октября 1852 г., и лишь летом 1853 г. его эскадра собралась в гавани Ллойд на о-ве Пиль (архипелаг Бонин). В начале августа эскадра взяла курс на Нагасаки.

Отбытие русских кораблей в Японию вызвало явное беспокойство западных держав и США. Американский посланник в Петербурге Н. С. Браун в ноте русскому министерству иностранных дел выразил удивление по поводу отправки русского фрегата "с неизвестной целью" в Тихий океан в то время, когда правительство США довело до всеобщего сведения о посылке своей экспедиции для установления "дружеских и торговых отношений" с Японией [32, д. 17, с. 1, л. 154]. (10 января 1853 г. К. В. Нессельроде ответил, что Россия не делает тайны из отправления судна и не скрывает мотивы, которыми она руководствовалась. Мероприятие вызвано необходимостью охраны владений России в Северной Америке и восточного побережья Азиатского материка.)

Забеспокоились и голландцы. Им, как говорилось выше, не удалось добиться открытия японских портов в 1844 г. В апреле 1852 г. бывший врач голландской фактории в Дэсима Ф. Зибольд, который слыл большим специалистом по Японии, представил нидерландскому министру колоний доклад, в котором рекомендовал голландскому правительству выступить посредником в случае переговоров Японии с какими-либо иностранными державами (Во время своего пребывания в Японии Ф. Зибольд установил широкие контакты с японскими учеными, врачами и другими представителями интеллигенции. На основании полученных от них сведений он опубликовал несколько содержательных книг по Японии.).

В ноябре 1852 г. Ф. Зибольд направил записку в министерство иностранных дел России и рекомендовал избрать местом переговоров Нагасаки, "чтобы не нарушать японских законов". Он, очевидно, исходил из того, что проведение переговоров в Нагасаки предоставит голландцам возможность следить за их ходом и оказывать на них соответствующее влияние. (Представленный им проект русско-японского договора содержал ряд положений, выгодных для Голландии.) Ф. Зибольд был приглашен в Петербург для консультаций. Его советы нашли отражение в инструкциях Е. В. Путятину, переданных ему в 1853 г.г уже на пути его следования в Японию. Русские дипломаты, однако, сразу заметили, что проект договора, подготовленный Зибольдом, был составлен с проголландских позиций и что автор "заботился более о голландцах, нежели о русских" (см. [32, д. 17, ч. 1, л. 237-242]).

Еще до прибытия в Нагасаки Е. В. Путятин был осведомлен о том, что эскадра американца М. К. Перри отправилась из Шанхая на Рюкю, затем в Японию. 26 июня 1853 г. она в составе четырех кораблей вошла в Эдоский залив. Требования японских чиновников покинуть порт Эдо и отправиться в Нагасаки были отвергнуты. Выстрелами из пушек были разогнаны караульные суда, окружившие эскадру. 2 июля Перри высадился в порту с отрядом матросов (его суда подошли ближе к столице) и потребовал, чтобы послание американского президента было немедленно принято. Правительство сёгуна понимало, что не может оказать серьезного сопротивления американской эскадре. Церемония передачи послания президента и вручения верительных грамот Перри состоялась в дер. Курихама под жерлами американских пушек. Американские корабли демонстрировали готовность к открытию военных действий.

Президент США предлагал правителю Японии немедленно покончить с системой изоляции страны, заключить с США торговые договоры и дать согласие на создание баз для американского флота на территории Японии. После передачи документов Перри подчеркнул, что вернется за ответом в апреле- мае следующего года с еще большим количеством кораблей.

Ответа Перри не стал ждать, и 5 июля 1853 г. его эскадра покинула японские воды. "Открытие" Японии было важнейшей, но не единственной задачей, поставленной перед эскадрой. Перри должен был вернуться в Китай, где в это время быстро расширялось восстание тайпинов, и использовать мощь своих кораблей для отстаивания там интересов США. Утверждения американских историков о том, что Перри покинул Японию из-за своего "благорасположения" к японцам, с тем чтобы "дать время" японскому правительству обсудить американские требования, не соответствуют реальным фактам. Еще до отплытия в Китай американские корабли поднялись еще выше по заливу, ближе к Эдо, и вызвали панику среди населения. "Это не было случайностью,-отмечает японский историк Токутоми Иитиро,- это было продуманной мерой военного давления на японцев" [338, т. 31, с. 4].

Военная демонстрация американцев ошеломляюще подействовала на правителей страны. В правящих кругах начались бесконечные дебаты. Наиболее непримиримые сторонники политики изоляции настаивали на срочном проведении военных мер, с тем чтобы не допустить повторения американского визита. В храмах начались молебствия об избавлении Японии от грозящей опасности со стороны "варваров". Растерявшееся правительство обратилось даже за советом к голландцам, которым было предложено составить проект обороны Эдо. Но наиболее "благоразумные деятели" сознавали, что, если даже Голландия снабдила бы их оружием, надежд на успешный вооруженный отпор не было. Решено было принять тактику затягивания: не давая окончательного ответа, вовлечь американцев в длительные переговоры.

Между тем прибывшая в Нагасаки 10 августа 1853 г. русская эскадра сразу же была окружена японскими караульными судами. Японские власти, предупрежденные голландцами о предстоящем прибытии русской эскадры, приняли меры по усилению охраны побережья Кюсю. И хотя сами жители Нагасаки проявили живейший интерес к появлению русской эскадры, караульные лодки не допустили японцев на корабли. Не была разрешена и высадка русских на берег. Е. В. Путятин просил японских чиновников передать губернатору Нагасаки, что посольство привезло от своего правительства два письма - ему лично и Верховному совету. Губернатор Нагасаки Осава Ситэцу Бунгоно-ками отказался принять письмо Верховному совету и вступить в переговоры без разрешения правительства, но обещал срочно доложить в столицу о русской миссии.

В начале сентября 1853 г. губернатором было получено разрешение принять письмо К. В. Нессельроде. 9 сентября состоялись торжественный въезд Е. В. Путятина в Нагасаки и встреча его с губернатором.

Передав письмо канцлера, Н. В. Путятин спросил, когда придет на него ответ и не лучше ли эскадре немедленно отплыть в Эдо, но Осава заявил, что ответ будет не скоро и он не может разрешить Путятину отбыть в Эдо. Японское правительство не хотело одновременно вести переговоры в столице с представителями двух мощных держав - США и России. Изменение внутреннего и международного положения страны делало неизбежным "открытие" Японии для западноевропейских держав и США. Но японское правительство старалось оттянуть этот момент, опасаясь обострения внутриполитического кризиса и новой волны восстаний крестьянства и городской бедноты. К этому добавлялась еще и угроза сёгунату со стороны императорского двора, стремившегося с помощью феодально-самурайской оппозиции возвратить себе былую власть.

Сёгун не решился взять на себя ответственность за отмену политики изоляции. Впервые за два столетия существования токугавского режима сёгун в июле 1853 г. запросил мнение императора Комэй и глав княжеств (даймё) по вопросу об отмене законов о самоизоляции страны. Император высказался против открытия портов. Обращение к даймё было столь неслыханной мерой, что только 61 из 258 прислали ответы. 22 даймё высказались за принятие предложения США, 19 - против, 18 ограничились расплывчатым рассуждением о необходимости избежать войны с западными державами; 2 даймё высказались неопределенно [388, с. 24-25].

Обращение к князьям и императорскому двору обнаружило неуверенность сёгуната в собственных силах. Токугава подорвал один из важнейших принципов своей политики - отстранение императора от решения политических проблем. Обращение сёгуна к политическим противникам - феодальным князьям - за советом укрепило политические позиции последних. В стране наметилось образование двух политических центров, чего токугавский режим не допускал в течение двух веков.

Не было единодушия и среди нарождающейся японской торговой буржуазии по вопросу о том, поддержать ли сёгуна и его линию уступок иностранцам или же встать на сторону феодальной оппозиции, которая натягивала на себя тогу заступницы страны от "иностранных варваров". Часть купечества, которая рассчитывала на прямые прибыли от торговли (в частности, в Симода), вскоре стала активно поддерживать политику правительства и даже попыталась оказать давление на феодальное правительство с тем, чтобы добиться скорейшего разрешения свободной внешней торговли. Но этот слой торговой буржуазии в Японии был относительно невелик. Большая же часть торговых домов занимала иную позицию. Они опасались, что их господствующему положению на рынке будет нанесен серьезный ущерб, если в Японии появятся иностранные товары. Банковские дома опасались, что развитие внешней торговли позволит князьям и самому сёгуну освободиться от финансовой зависимости. Нарождающаяся промышленная буржуазия, экономически слабая, сознавала, что дешевые иностранные товары фабричного производства могут подорвать японское мануфактурное дело. Ее наиболее дальновидные представители считали, что если отмена изоляции от внешнего мира будет осуществлена реакционным токугавским режимом, то это на время укрепит старый государственный аппарат с его системой жестких феодальных регламентаций и Токугава, опираясь на иностранцев, упрочит свое господство в стране. Рядовое самурайство было так недовольно своим экономическим положением, что целиком встало на позиции осуждения внешней политики токугавского правительства. Оппозиция самурайства носила ярко выраженный антииностранный характер и впоследствии выразилась в ряде экстремистских акций (убийство иностранцев и членов правительства, высказывавшихся за соглашение с другими странами).

Политический разлад в стране еще более убедил правительство в необходимости оттянуть ответы М. К. Перри и Е. В. Путятину. В начале октября 1853 г. им было сообщено, что в связи со смертью сёгуна Иэёси (Сёгун умер 15 июля 1853 г. Народ оповещен 14 августа 1853 г.), организацией его похорон и церемониями по назначению преемника обсуждение вопросов об открытии портов откладывается.

Русскому дипломату было ясно, что японцы сознательно затягивают переговоры. У него появились опасения, что ему не удастся завершить переговоры с Японией до начала войны России с Турцией, Францией и Англией, очевидность которой становилась все определеннее. Безрезультатный отъезд из Японии, безусловно, подорвет престиж России. Беспокоил Путятина и интерес, проявляемый американской прессой к сообщениям об открытии русскими угольных месторождений на Сахалине. Он предупредил свое правительство об опасности захвата острова американцами и предлагал принять меры к освоению южной части Сахалина, установив границу с Японией по проливу Лаперуза (см. [32, д. 17, ч. 2, л. 45-50, 65-70]).

6 ноября 1853 г. Е. В. Путятин направил новое письмо Верховному совету. Он писал о необходимости разграничения владений Японии и России во избежание конфликтов между странами. Он еще раз указывал на то, что гряда Курильских островов, лежащая к северу от Японии, издавна принадлежит России и "находится в полном ее заведывании", в том числе и о-в Итуруп. Русские промышленники имели поселения на острове с давних пор, задолго до появления на нем японцев. Е. В. Путятин также настаивал на признании принадлежности Сахалина России еще до появления на нем японцев. Поэтому он предлагал провести границу по проливу Лаперуза, т. е. между Сахалином и Хоккайдо. Он подчеркивал временный характер японских поселений на Сахалине, в заливе Анива, где японцы появляются лишь на время рыболовного сезона (и поэтому там построены временные японские жилища). Е. В. Путятин просил также открыть для русских порт Хакодатэ и какой-либо "другой порт недалеко от Эдо", чтобы поддерживать прямые контакты с японским правительством (см. [32, д. 17, ч. 2, с. 51-54]).

11 ноября Е. В. Путятин покинул Нагасаки, предупредив губернатора, что скоро вернется и если не застанет уполномоченных японского правительства для ведения переговоров, то будет вынужден отправиться в Эдо.

Пополнив припасы и произведя ремонт судов в Шанхае, 22 декабря эскадра вернулась в Нагасаки. Не застав уполномоченных, русский дипломат заявил, что отплывает в Эдо. Напуганный таким заявлением губернатор известил о прибытии в Нагасаки двух правительственных уполномоченных - Цуцуи и Кавадзи.

После того как был согласован церемониал свиданий и переговоров с японскими уполномоченными, состоялся первый визит Е. В. Путятина к ним.

В своем донесении в Петербург русский уполномоченный подробно описал всю церемонию: "Для отличия визита моего к полномочным от посещения к губернатору, который гораздо ниже их значением, я поехал к первым в сопровождении двойного против прежнего караула, состоявшего из 50 человек, кроме музыкантов, и почти со всеми военными и находящимися при мне гражданскими лицами, исключая оставшихся на судах по обязанностям службы около 30 человек. Мы ехали на девяти шлюпках, которые растянулись почти на милю. Впереди ехал на гичке офицер, назначенный для размещения караула и музыкантов на берегу, потом баркас с караулом, за ним катер с музыкантами, следующий со служителями, которые несли наши стулья, далее я со свитою и в остальных шлюпках офицеры с других судов отряда. Едва мы отвалили от борта и флаг перенесен был на катер, как фрегат расцветился флагами, люди стали на реях и проводили нас троекратным ура. С фрегата и корвета сделано было положенное число пушечных выстрелов" (см. [32, д. 17, ч. 2, с. 98-106]). Та же церемония соблюдалась и при прибытии на фрегат японских уполномоченных. В ходе первых встреч 31 декабря 1853 г. и 3 января 1854 г. японцы уклонялись от деловых переговоров. В дальнейшем они также задерживали переговоры под различными предлогами бесконечного обмена визитами вежливости, поднесения подарков, ссылками на различные события внутренней жизни страны.

Лишь 4 января Е. В. Путятину был вручен ответ Верховного совета (датированный 3 ноября 1853 г.) на письмо К. В. Нессельроде. В нем говорилось о согласии обсудить вопрос о границах, но только после изучения князем Мацумаэ карт и документов о Курильских островах и Сахалине. Оттягивалось и решение вопроса об установлении торговых отношений. Верховный совет ссылался на то, что внешняя торговля запрещена законами, которые соблюдались несколько столетий. В будущем они будут отменены, но на осуществление этого потребуется несколько лет - обсудить вопрос на совещании князей, учесть внутренние ресурсы и т. п. (см. [32, д. 17, ч. 2, л. 116-117, 123-124]).

Тактика проволочек (без прямого отказа), применявшаяся японскими уполномоченными, по словам Е. В. Путятина, "может служить образчиком японской дипломатии и вообще выражением хитрого ума и изворотливого характера" (см. [32, д. 17, ч. 2, л. 317-330, 371]).

Все же на переговорах 6, 8, 10, 11 и 12 января 1854 г. русскому послу удалось вовлечь уполномоченных в обсуждение вопроса о разграничении. Е. В. Путятин настаивал на том, что Россия имеет исторические права на Итуруп и Сахалин.

Цуцуи и Кавадзи признали, что японцы появились на Итурупе не ранее начала XIX в., т. е. намного позже русских, но все же утверждали, что Япония имеет "права" на остров, поскольку айну с давних пор являются "японскими подданными".

Не считаясь с фактами освоения русскими южной части Сахалина, установления ими поста в Анива, они предложили провести границу по 50-й параллели, на что Е. В. Путятин отвечал, что жители Сахалина, как и Приамурского края, давно уже просили русских правителей взять их под свое покровительство, поэтому император Николай I и повелел создать на юге Сахалина военный пост с тем, чтобы предотвратить занятие острова иностранцами.

Русский уполномоченный настаивал на немедленном принятии решения, с тем чтобы весной (с началом навигации) провести демаркацию на месте. Цуцуи и Кавадзи наотрез отказались от таких сроков и вновь повторили, что для изучения вопроса потребуется по крайней мере три-четыре года. Правда, они признали, что не имеют представления о географическом положении Сахалина, и предложили сначала послать чиновников, чтобы выяснить насколько далеко на север от Анива расположены японские рыболовные промыслы (см. [32, д. 17, ч. 2, л. 166- 210, 258-262]).

В ходе переговоров был вновь затронут вопрос об открытии портов. Русский посол разъяснял, что в результате своей изоляции Япония отстала от других государств, особенно в военном отношении, что делает ее уязвимой. Он подчеркнул, что согласие на умеренные и справедливые требования России было бы высоко оценено русским правительством, которое не желает иметь у своих дальневосточных границ других соседей, кроме японцев. Е. В. Путятин отметил также готовность России снабдить Японию оружием, пароходами, "оказать помощь в культурном развитии". Однако уполномоченные отвечали, что ценят дружеское расположение России как самого большого государства мира, но по законам страны "для подготовки перемен" требуется длительный срок (три-пять лет) (см. [32, д. 17, ч. 2, л. 180-210, 259-269]).

Идя навстречу пожеланиям японцев, Е. В. Путятин 16 января 1854 г. передал уполномоченным проект договора о пограничном регулировании, не настаивая на разрешении вопроса о торговле. В ходе дальнейших переговоров 23 января японские уполномоченные дали обещание (и подтвердили его в письменной форме) предоставить России права торговли и "другие преимущества", если таковые будут даны другим державам [32, д. 17, ч. 2, л. 135].

В известной мере русскому послу удалось убедить японское правительство в мирных намерениях России и добиться принципиального согласия уполномоченных открыть порты для русских судов и установить торговые отношения. В самом деле, действия русского посла, не прибегавшего к угрозам, выгодно отличались от вызывающего поведения М. К. Перри.

24 января 1854 г. русская эскадра покинула Нагасаки и 1 февраля приблизилась к о-вам Рюкю. Американский офицер сообщил Е. В. Путятину, что М. К. Перри за два дня до его прибытия отправился к берегам Хонсю, и от его имени заявил, что Рюкю приняты под ведение правительства Соединенных штатов в качестве меры возмездия за то, что Япония не удовлетворила некоторые требования США (см. [32, д. 17, ч. 2, л. 137]). Опасавшийся возможной неудачи в "открытии" Японии, Перри заранее решил занять Рюкю в качестве залога для переговоров с японским правительством. Свои захватнические действия он оправдывал "необходимостью" предвосхитить шаги России и Англии в Японии, а также сделать эдоское правительство более покладистым. В Вашингтоне действия Перри были одобрены (см. [167а, с. 85-87, 211-212, 282-283]).

Сведения о прибытии русской эскадры в Нагасаки дошли до Перри еще в конце 1853 г., позднее - слухи о таинственном отплытии из Шанхая французского военного шлюпа, который якобы направился с секретной миссией в Японию. Опасаясь, что русские и французы могут первыми заключить договор с Японией, он решил поспешить с возвращением в Японию, однако не мог покинуть Китай раньше, чем туда прибудет другая американская военная эскадра, под командованием Рингольда. (Последний имел задание всемерно поддерживать Перри, детально разведать побережья Китая и Японии и провести организационную работу по проложению пароходной линии между Сан-Франциско и Шанхаем - захватить необходимые базы для судов, идущих по этому пути.)

Поэтому как только Рингольд появился у берегов Китая, Перри с усиленной эскадрой (девять кораблей, 250 орудий) отплыл к берегам Японии. Не останавливаясь в Урага, американская эскадра поднялась выше по Эдоскому заливу и стала на якорь в районе Канагава, в 8 милях от Эдо. Перри угрожал открытием военных действий. Прибытие мощной американской эскадры, к тому же раньше обусловленного срока, повергло японское правительство в панику. Оно поняло, что затяжные переговоры теперь нереальны.

Хотя правительство и не успело принять окончательного решения относительно ответа на письмо американского президента, оно было вынуждено согласиться на переговоры. 24 февраля японские уполномоченные прибыли в Канагава. Перри отверг японский проект договора, сохранявший в значительной мере ограничения на торговлю, и потребовал заключения договора по типу американо-китайского, согласившись лишь на некоторые незначительные изменения. "Договор о мире и дружбе", или Канагавский договор, был подписан 19 марта 1854 г. Договор предусматривал открытие для американских судов портов Симода и Хакодатэ с правом свободного пребывания американцев в открытых портах, обменную торговлю с американцами, а также предоставление США статуса наиболее благоприятствуемой нации.

Сёгунат капитулировал, учитывая нарастающий в стране кризис, невозможность сопротивляться американцам, вооруженным передовой военной техникой, невыгодную международную ситуацию: поражение Китая в "опиумных войнах", усиливающийся нажим со стороны капиталистических держав Запада.

Политика самоизоляции доживала последние дни. Англия решила воспользоваться успехом американцев по "открытию" Японии. Чтобы не допустить преобладающего влияния американцев в этой стране, 2 октября 1854 г. командующий английской эскадрой в китайских водах Дж. Стирлинг навязал японцам свой "договор о мире и дружбе". В англо-японском договоре, подписанном в Нагасаки, содержались те же положения, что и в Канагавском трактате, заключенном М. К. Перри. Дж. Стирлинг использовал встречи с японцами для того, чтобы посеять недоверие Японии к России. Он заявил о ее "агрессивных намерениях" в отношении Сахалина и даже Хонсю и предупредил, что его эскадра вступит в бой с русскими кораблями, если он их обнаружит в японских водах (см. [306, т. 1, с. 45-48]).

Е. В. Путятин получил известие о разрыве Францией и Англией отношений с Россией в начале апреля 1854 г. в порту Гамильтон (о-в Комундо). Эскадра снялась с якоря и 8 апреля прибыла в Нагасаки (за ответом японского правительства). Но губернатор сообщил, что ответ из Эдо не получен, однако переводчики неофициально уведомили посла о назначении правительством двух представителей для переговоров с ним о границах в Анива (см. [32, д. 17, ч. 2, л. 152-160, 375-376]).

Е. В. Путятин сообщил Цуцуи и Кавадзи, что прибудет в Анива для переговоров в конце июня, а для переговоров о торговле прибудет в какой-нибудь порт недалеко от Эдо [32, д. 17, ч. 2, л. 248-249]. 14 апреля он покинул Нагасаки и на фрегате "Паллада" обследовал юго-восточное и восточное побережье Кореи и Южно-Уссурийского края (Путятин дал наименование обследованным местам: гавань в заливе Броутона на 39°10' с. ш. он назвал именем известного русского мореплавателя адмирала Лазарева, а заливу на 42°30' с. ш. присвоил имя своего талантливого помощника Посьета.). Корейскому правительству он направил письмо с предложением установить торговые отношения с Россией, затем взял курс на Императорскую гавань. По пути туда, 17 мая, от капитана шхуны "Восток", которую он ранее направил в Шанхай, он узнал, что Франция и Англия объявили войну России и направили свои суда в Тихий океан для захвата русской эскадры и нанесения удара по русским базам (в случае успеха им также предписывалось захватить Камчатку и Сахалин).

С марта 1854 г. русские власти на Камчатке (в Петропавловске) начали строить укрепления для возможного отражения нападения неприятельского флота. Петропавловский гарнизон насчитывал всего 283 человека. Но к началу августа 1854 г. численность гарнизона была увеличена более чем вдвое. Гарнизон состоял уже из более чем 800 военнослужащих. В порту находились два русских корабля - фрегат "Аврора" с 44 пушками и "Диана" с 12 пушками. Гавань защищалась тремя наскоро построенными батареями с 19 орудиями.

К Петропавловску англо-французская эскадра подошла в середине августа. Она имела четырехкратное превосходство в численности военнослужащих и мощи своих орудий. Шесть англо-французских военных кораблей были вооружены 214 орудиями (см. [277, с. 213-215]). 17 (29) августа 1854 г. началось сражение, которое длилось неделю. Героически сражавшимся русским солдатам и офицерам удалось отбить атаки превосходящих англо-французских сил.

Неудача англо-французского флота под Петропавловском вызвала большой резонанс в Лондоне и Париже. Буржуазное общественное мнение расценило это как оскорбление и потребовало энергичных мер для уничтожения Петропавловска и русских кораблей на Тихом океане.

"Как ни блестящи были подвиги защитников Петропавловска,- писал адмирал Г. И. Невельской,- но за недостатком продовольствия их положение в случае войны на Камчатке представлялось безвыходным" [239, с. 312-313]. Мнение Невельского, прекрасно осведомленного о положении дел на далекой окраине России, было признано правильным. Тогда же было решено эвакуировать город, снять батареи и уходить в глубь страны - можно было ожидать появления англо-французского флота и экспедиционных войск в 1855 г.

29 декабря 1854 г. генерал-губернатор Восточной Сибири Н. Н. Муравьев распорядился оставить Петропавловск и перенести "всю материальную часть" в глубь полуострова, а всю морскую команду и сухопутный гарнизон перевести в Николаевск-на-Амуре. 5 апреля 1855 г. фрегат "Аврора", корвет "Оливуца" и четыре транспорта, забрав грузы, команду и часть жителей, вышли в море и 1 мая прибыли в Де Кастри, откуда позже отправились в Николаевск.

Англо-французское командование не оставило своих планов по уничтожению русского флота на Тихом океане. 15(27) мая 1855 г. англо-французская эскадра вошла в залив Де Кастри и обстреляла берег, а 19(31) мая 12 больших военных судов вошли в Авачинскую бухту. Убедившись, что в Петропавловске и на батареях никого нет, для большей уверенности эскадра все же бомбардировала город без жителей и батареи без пушек и вскоре покинула бухту.

В сентябре 1855 г. англо-французская эскадра высадила десант на о-ве Уруп и уничтожила фактории Российско-американ-канской компании.

Во время Крымской войны англичане и французы свободно распоряжались в японских водах. Они использовали Японию как базу для военных действий против России. Хакодатэ стал базой снабжения и ремонта для англо-французского флота. В октябре 1856 г. Дж. Стирлинг доносил в Лондон: "Порты и ресурсы Японии были в распоряжении наших крейсеров для ремонта, снабжения и коммуникаций, и в этом отношении Япония оказалась не менее полезной для нас, чем была бы на ее месте британская колония, но при нашем превосходстве в силах ее порты и ресурсы были недосягаемы для русских судов" (цит. по [238, е. 74]). Слабость позиций России на Дальнем Востоке и господство англо-французского флота в водах, омывавших русские владения в северо-западной части Тихого океана, создавали благоприятные условия для японской дипломатии в переговорах с Россией.

Между тем 3 октября 1854 г., на следующий день после подписания англо-японского договора, Е. В. Путятин на фрегате "Диана" отбыл из Императорской гавани в Японию.

27 октября "Диана" прибыла в Осака. Неожиданное появление русского корабля произвело переполох среди населения. Даймё княжества Хиконэ - Ии Наосукэ Камон-но-ками - принял меры к усилению охраны Осака и Киото. Было мобилизовано до 10 тыс. воинов. Е. В. Путятин заявил японским чиновникам, что намерен ожидать в Осака уполномоченных для возобновления переговоров. Через шесть дней, после получения инструкций из Эдо, губернатор сообщил, что Осака закрыт для иностранцев и русскому послу следует отправиться в Симода, куда прибудут уполномоченные. 10 ноября Е. В. Путятин покинул Осака и 22 ноября прибыл в Симода. Японские власти не разрешили высадку русских на берег и даже отказались снабдить их свежими продуктами. Очевидно, прибытие Е. В. Путятина всего лишь с одним кораблем и его мягкие манеры японцы расценили как признак слабости России. (По прибытии в Симода Путятин принял меры предосторожности на случай нападения англо-французских судов, крейсировавших у японских берегов.)

8 декабря состоялась торжественная встреча Е. В. Путятина с японскими уполномоченными Цуцуи и Кавадзи, а 10 декабря начались переговоры в одном из храмов Симода - Гёкусэндзи. Русский посол изложил основные статьи проекта договора, который был ранее вручен уполномоченным в Нагасаки. Японские представители заявили, что не имеют права обсуждать вопрос о торговле и что порт Осака и столица Эдо не могут быть открыты для иностранцев. Осака, по их мнению, был слишком близко расположен к Киото - местопребыванию императорского двора.

На второй день переговоров, утром 11 декабря, в Симода произошло сильное землетрясение. Гигантская волна цунами погубила тысячи людей на восточном и южном побережье о-ва Хонсю и на о-ве Сикоку. Сильно пострадали Осака и многие другие населенные пункты. Фрегат "Диана" был сорван с якорей и сильно поврежден. С 4 по 6 января 1855 г. производилась разгрузка корабля и высадка экипажа (484 человека) в симодском порту. Попытка отбуксировать корабль в бухту Хэда (25 миль от Симода) закончилась неудачей. Налетевший шквал перевернул судно, и оно вскоре затонуло. Матросы были отправлены по суше в д. Хэда. Е. В. Путятин торопился завершить переговоры, учитывая неудачный для России ход войны против Турции, Англии и Франции.

Американские, голландские, английские и французские корабли, прибывавшие в Японию из Шанхая, привозили издававшиеся там газеты и сообщения телеграфных агентств о неудачах русской армии в Крыму. Нападение англо-французского флота на Петропавловск, его эвакуация и слухи о готовящемся новом нападении французов и англичан на русские владения в Тихом океане оказали несомненное психологическое воздействие на настроение Е. В. Путятина. С другой стороны, эти сообщения усиливали несговорчивость японских представителей, укрепляли их уверенность в том, что Россия еще долгое время не сможет посылать свои военные корабли к берегам Японии.

Первый вопрос, который обсуждался на переговорах, был вопрос о границах. Вначале японцы предложили установить границу на Сахалине по 50° с. ш., т. е. поделить остров. Но, встретив отпор со стороны русского уполномоченного, заявили о "согласии" провести границу по 48° с. ш. Права Японии на обладание половиной острова японцы так и не смогли доказать. Кавадзи перебрал много архивных материалов, доставленных из тайников замка Эдо, но нигде не обнаружил документов, доказывающих права Японии на Сахалин. Японцы изредка посещали Сахалин, но никогда не предъявляли на остров своих прав. Действовал закон изоляции и запрета дальних плаваний. По законам токугавской Японии Сахалин был запретной землей.

По сведениям японского историка Токутоми Иитиро, в Японии в начале XIX в. (в годы Бунка, 1804-1807) было распространено мнение о необходимости установить границу по проливу Соя, т. е. между Сахалином и Хоккайдо. Цуцуи и Кавадзи знали об этом, но все же требовали провести границу по 50° с. ш. на том основании, что на европейских картах южная часть Сахалина изображалась как японская территория. Е. В. Путятин в ответ совершенно справедливо заметил, что европейцы никогда не обследовали остров и потому их карты не могут служить доказательством в обосновании японских притязаний. Шаткость таких аргументов заставила Цуцуи и Кавадзи отказаться от их требований (см. [338, т. 44, с. 263-266]).

Вместе с тем японцы настаивали на том, чтобы в соглашении было оговорено, что все сахалинские айну являются "японскими подданными", поскольку, дескать, они перешли на Сахалин с о-ва Эдзо. Кажущийся невинным на первый взгляд, этот пункт, по сути дела, подтверждал бы "права" Японии на южную часть Сахалина. Поэтому Е. В. Путятин отказался внести его в проект договора. Тогда Цуцуи и Кавадзи потребовали вообще не устанавливать границу на Сахалине. Кроме того, японское правительство, видя неудачи России в Крымской войне и рассчитывая на дальнейшее ослабление ее позиций, отказывалось признать принадлежность Сахалина России.

Е. В. Путятин был знаком с идеями Г. И. Невельского и Н. Н. Муравьева о важности для будущего России освоения Сибири, строительства портов и городов в Приморье, приобретения незамерзающих гаваней. Но, несмотря на свой интерес к дальневосточным проблемам, Е. В. Путятин все же, очевидно, недооценивал значение Сахалина и Курильских островов для обороны устья Амура и выхода в Тихий океан. Как и большинство царских дипломатов, он придавал большое значение ближневосточным проблемам и охранительной реакционной политике царизма в Европе. Ведя переговоры с Японией, Е. В. Путятин считал, что объявление Сахалина нераздельным владением России и Японии, так же как и сами притязания японцев на остров, могли в какой-то мере служить препятствием агрессивным планам англичан в отношении Сахалина и намерениям американцев основать базу на юге Сахалина. Без особых на то оснований он полагал, что противоречивые интересы Англии, США и Японии в отношении Сахалина могут сохранить его "бесхозным" до будущих переговоров с японцами, но уже при других обстоятельствах, после войны, когда силы России на Дальнем Востоке будут восстановлены.

В рассуждении Е. В. Путятина немалую роль играли и соображения об установлении добрососедских отношений. Заключение договора на добровольной основе, без угроз и насилия, могло бы, по мнению Е. В. Путятина, заложить дружественно добрососедские отношения, сблизить народы двух сопредельных стран.

Не могло не сказаться на настроении посла и критическое положение посольства после гибели "Дианы" - угроза захвата их противником.

Долго японские уполномоченные возражали и против создания русских консульств в открытых портах. Сёгунское правительство категорически возражало против пребывания иностранцев на его территории, что означало бы для него ломку вековых токугавских законов. Ссылаясь на неудобство гавани Симода (землетрясения), Е. В. Путятин добивался открытия другого порта. Но безрезультатно. Цуцуи и Кавадзи категорически отклонили это предложение. Они возражали и против статьи о продаже японских товаров и обмене их на иностранные товары, против предоставления русским права производить богослужение на берегу и привозить семьи в Японию (см. [282, с. 168]).

Как посол Николая I Е. В. Путятин упорно добивался того, что считал для России самым главным: открытия портов, правам торговли в Японии с проживанием купцов на берегу и особенно права иметь консулов в открываемых по трактату портах. Играли роль и соображения престижного характера. В договоре ничего не должно быть опущено из того, что получили от Японии другие державы. Если он как дипломат не добьется включения в договор пунктов о русских коммерсантах в Японии и о назначении консулов, то в Петербурге будут считать, что он провалил свою миссию.

Пресса всего мира писала о том, что Путятин, а не Перри открыл первым Японию. И теперь, после письменных обязательств, данных японцами, уехать без договора Путятин себе не мыслил.

Договор о торговле и границах между Россией и Японией был подписан 26 января (7 февраля) 1855 г. в храме Гёкунсэдзи в Симода.

Устанавливались дипломатические отношения. Определялись границы. "Отныне границы между Россией и Японией,- говорилось в ст. 2,- будут проходить между островами Итурупом и Урупом. Весь остров Итуруп принадлежит Японии, а весь остров Уруп и прочие Курильские острова к северу составляют владение России". Сахалин при этом объявлялся "неразделенным между Россией и Японией" (см. [72, с. 52-53]), хотя права Японии на него так и не были доказаны и фактически он находился под контролем русских властей с начала XVIII в.

Занятая войной с Англией, Францией и Турцией, Россия не имела возможности защищать свои владения на Тихом океане и вынуждена была уступить Японии южную часть Курильских островов, издавна освоенных русскими и составляющих единое целое со всеми остальными островами. Слабость царского самодержавия, выявленная в полной мере поражением, понесенным царизмом в Крымской войне, и ослабление позиций России на Западе и Ближнем Востоке привели к тому, что царское правительство поступилось южной частью Курильских островов, являвшихся в течение почти века составной частью исконной русской территории.

Кроме того, царское правительство пошло на это невыгодное для него соглашение в надежде на развитие торговых, дружественных и добрососедских отношений с Японией. Ст. 1 Симодского трактата гласила: "Отныне да будет постоянный мир и искренняя дружба между Россией и Японией" [72, с. 52]. Условиями договора обеспечивалась законная защита личной безопасности и прав собственности подданных в обеих странах. Для русских судов открывались порты Хакодатэ, Нагасаки и Симода; в этих портах допускались торговые сделки русских, но в ограниченных размерах и под контролем японских чиновников.

С 1856 г. разрешалось пребывание русского консула в одном из открытых портов; русским в Японии и японцам в России предоставлялись права экстерриториальности. Русским подданным обеспечивались права наибольшего благоприятствования, о чем была достигнута договоренность еще во времена переговоров в Нагасаки.

В Петербурге деятельность Е. В. Путятина была оценена положительно, хотя он и не проявил достаточных дипломатических талантов и сделал ничем не оправданные уступки в отношении южной части Курильских островов и Сахалина.

В ходе переговоров японские уполномоченные просили Россию оказывать Японии содействие в поддержании ею мирных отношений с США и другими западными государствами. Путятин дал обещание выполнить просьбу японцев путем "посредничества" или "советов" (см. [32, д. 17, ч. 2, л. 317-330, 371]).

Подписав трактат, Е. В. Путятин стал принимать экстренные меры к спасению экипажа корабля и состава посольства.

Командующий английской эскадрой Дж. Стирлинг послал к японским берегам три военных корабля для захвата в плен русских, как только те покинут Симода. План переброски моряков в Хакодатэ на японских джонках пришлось отменить.

14 марта в Симода пришла американская шхуна "Каролина Фут". Помощник Е. В. Путятина капитан Посьет заключил с ее капитаном контракт о перевозке русских моряков в три рейса до Петропавловска-на-Камчатке. Американец потребовал колоссальную по тем временам сумму-11 тыс. долл., т. е. почти столько, сколько стоила сама шхуна. 30 марта 150 матросов и 8 офицеров во главе с капитан-лейтенантом С. С. Лессовским отправились на американском корабле на Камчатку. Совершив один рейс и получив за это 6 тыс. долл., американский капитан отказался от дальнейших рейсов. Он счел невыгодной оплату за второй рейс 3 тыс. и за третий рейс 2 тыс. долл. Не захотел взяться за доставку русских и американский капитан клипера "Янг Америка", хотя Путятин был готов заплатить ему за эту операцию 3,5 тыс. ф. ст. Пришлось рассчитывать главным образом на строившуюся русскими моряками шхуну "Хэда". К счастью для русских, капитан Посьет случайно обнаружил в багаже журнал "Морской сборник" № 1 за 1849 г. В журнале была помещена статья о постройке шхуны для главного командира Кронштадской крепости и приложен чертеж. Е. В. Путятин приказал молодым младшим офицерам - прапорщику Карандашеву и мичману Колокольцеву - составить по этим данным чертеж новой шхуны.

Постройка корабля, начавшаяся в средине января, оказалась трудным делом. "Большую часть нужного леса,- вспоминал Е. В. Путятин,- вырубали мы сами на соседних горах и должны были своими же средствами добывать смолу, прясть пеньку, спускать тросы и пр." [32, д. 17, ч. 2, л. 403]. Не хватало инструментов, рабочих рук. Вначале японских рабочих, помогавших им, было всего 25-30, затем их число увеличилось до 60. Они были хорошими кузнецами и плотниками, но не имели никакого опыта в строительстве больших судов. Основными строителями судна были русские матросы во главе с офицерами Мусиным-Пушкиным и Елкиным.

Русские матросы открыли японцам все секреты строительства судов, показали чертежи, обучали японских плотников кораблестроению. Чиновники, приставленные к японским мастерам, тщательно фиксировали русскую корабельную терминологию, делали чертежи отдельных частей судна или просто их срисовывали. Правда, русские офицеры потребовали, чтобы они сами обучали японских мастеров, без посредничества чиновников. Японские власти неохотно шли на это. Но, заинтересованные в подготовке собственных специалистов, вынуждены были согласиться. С помощью русских японские мастеровые заложили и построили современный по тому времени корабль для дальнего плавания, затем еще два корабля. Этим было положено начало современному японскому судостроению, что признается многими японскими историками (см. [328, с. 271; 306, т. 1, с. 68]). Всего по образцу корабля "Хэда" в течение 50-х годов XIX в. в Японии на воду было спущено шесть кораблей.

14 апреля состоялся спуск судна "Хэда" на воду. На берегу собралась огромная толпа людей, среди которых находились прибывшие из Симода чиновники и секретарь уполномоченных Накамура. И вот наступает торжественный момент. На флагштоках взвиваются два флага - русский государственный андреевский флаг и флаг посла Е. В. Путятина. "Хэда", спущенная на воду, быстро скрылась за первым мысом. Японцы бросились поздравлять Е. В. Путятина и его спутников. На торжественном обеде провозглашались тосты за японо-русскую дружбу.

"Хэда", построенная за два с половиной месяца, оказалась очень удобным и быстроходным судном. Она обошлась в 21,7 тыс. руб. Е. В. Путятин обещал японским уполномоченным после окончания Крымской войны подарить "Хэда" японскому правительству или возместить все расходы, понесенные японской стороной.

26 апреля Путятин со второй партией моряков, насчитывавшей 47 человек, покинул (на шхуне "Хэда") берега Японии и 10 мая благополучно прибыл в Петропавловск.

2 июля последняя партия моряков покинула Японию на бриге "Грета". 20 июля английский военный корабль "Баракота" захватил бриг у северного побережья Сахалина и взял русских моряков в плен, что было грубым нарушением международного права, так как русские моряки не участвовали в войне и являлись к тому же жертвами кораблекрушения. Русских моряков отправили в Гонконг. Вернулись они на родину лишь после заключения Парижского мира в 1856 г.

6 августа К. В. Нессельроде ратифицировал трактат и объяснительные статьи к нему. Японскому Верховному совету было сообщено об этом и указано, что обмен ратификационными грамотами произойдет несколько позже, ввиду "дальности расстояния и ряда обстоятельств".

По предложению Е. В. Путятина японскому правительству от имени Александра II было решено подарить 52 орудия, снятых с фрегата "Диана", шхуну "Хэда" и выразить благодарность за внимание и помощь, оказанную русским морякам, а также вручить губернатору Хакодатэ 30 тыс. руб. серебром для покрытия расходов на содержание экипажа "Дианы".

После окончания Крымской войны и заключения Парижского договора в Японию был направлен ближайший помощник Е. В. Путятина капитан первого ранга К. Н. Посьет, знавший голландский язык, на котором шли переговоры в Симода. Посьет вез ратификационные грамоты и письмо К. В. Нессельроде для Верховного совета. Канцлер выражал надежду на укрепление русско-японских отношений и благосклонный прием русских консулов после обмена ратификационными грамотами, который и состоялся 25 ноября 1856 г. (а также передача орудий фрегата "Диана" и шхуны "Хэда").

В тот же день было заключено соглашение об отводе в Си- мода земельного участка для постройки русских консульских зданий, о временном предоставлении консульству здания храма Фукусэндзи и об устройстве трех пристаней для русских судов в Симода, Какидзаки и на юго-восточной части п-ова Идзу. Было условлено также о курсе обмена валютами.

Таким образом были установлены дипломатические и торговые отношения с Японией. Понадобилось почти столетие усилий русской дипломатии, чтобы пробить стену изоляции, созданную японскими феодалами. Россия рассчитывала поддерживать с Японией добрососедские отношения и развивать экономические связи.

Ознакомление японцев с опытом европейского судостроения, передача шхуны "Хэда" и другие щедрые дары в виде артиллерийского оснащения корабля способствовали созданию доброжелательной атмосферы в русско-японских отношениях.

Англия и Франция, ведшие войну против России, враждебно отнеслись к заключению русско-японского договора. Их пресса развернула антирусскую пропаганду, используя, в частности, китайские газеты в Шанхае и английские издания в Гонконге. Эти целенаправленные измышления об "агрессивных планах" России в отношении Японии выражали раздражение американских, английских и французских кругов провалом планов использования Японии в качестве союзника для борьбы с Россией на Дальнем Востоке. Отдельные иностранные историки, некритически использовавшие эти материалы, повторяют клеветнические измышления американской, английской и французской пропаганды о "русском агрессоре" (см. [372, с. 41-46; 324, с. 21-23, 25, 48-49; 384, т. 2, с. 244; 167а, с. 44-79]).

Следует, однако, заметить, что большинство исследователей как в Японии, так и в западных странах признают, что посольство Е. В. Путятина отражало мирный характер русской политики в отношении Японии и соглашение в Симода заложило основу добрососедских связей между Японией и Россией.

С установлением дипломатических отношений стало развиваться сотрудничество русских и японцев в области изучения природы, быта, нравов народа Японии, архитектуры, живописи, медицины и т. п.

Так, русский художник Леман, участник экспедиции Е. В. Путятина, в 1854 г. помогал японскому любителю живописи Ёкояма Мацусабуро разобраться в технике и особенностях западной живописи; впоследствии он стал авторитетным специалистом в этой области живописи.

Длительное и плодотворное сотрудничество связывало крупного русского ученого-ботаника К. И. Максимовича с японским ботаником-самоучкой Макино Томитаро. Максимович помогал Макино в составлении "Атласа флоры Японии", поощрял его к дальнейшим научным исследованиям. Впоследствии Макино стал всемирно известным ботаником.

Деятельность первого русского консула в Хакодатэ И. А. Гошкевича сыграла большую роль в развитии культурных связей обеих стран. Совместно с Татибана Косай, уехавшим в Россию с Е. В. Путятиным, а затем вернувшимся на родину, И. А. Гошкевич составил японо-русский словарь, прилагал немалые усилия к тому, чтобы на учебу в Россию отправлялись японские студенты, обучил искусству фотографии японца по имени Кидзу Кокити. Искусство фотографии, таким образом, впервые пришло в Японию из России, так же как с помощью русских было открыто первое в Японии ателье по пошиву европейской одежды (см. [270, с. 216-219]).

Врач Зеленский, сотрудник русского консульства в Хакодатэ в 1859 г., начал лечить жителей города. Это был первый случай лечения японцев европейским врачом. Его преемником в этой области стал врач Матвеев. Священник консульства Иван Махов издал японо-русский словарь, а его преемник священник И. Д. Касаткин (отец Николай) прожил в Японии более 50 лет (с 1861 г. до своей смерти в 1912 г.) и много сделал для организации обучения японцев русскому языку, пропаганды русской культуры.

Инженер Назимов построил в Хакодатэ церковь, здания консульства, больницу, тем самым познакомив японцев с русским зодчеством.

В России охотно принимали японцев, приезжавших на учебу в университеты. В 1865 г. И. А. Гошкевич направил в Россию группу из шести человек (пятеро из них были отозваны после прихода к власти правительства Мэйдзи). В 1870 г. из Японии в Россию на учебу были направлены еще два студента - Ниси Токудзиро и Итикава, - поступившие в Петербургский университет, который и закончили в 1875 г. Ниси Токудзиро стал дипломатом и играл активную роль в решении вопросов русско-японских отношений.

Поскольку Россия не вела никаких военных приготовлений против Японии, русское правительство разрешило японскому посланнику Эномото Такэаки возвратиться в 1878 г. на родину сухопутным путем, через Сибирь. Как видно из его "Сибирского дневника", Эномото Такэаки и два его спутника вели наблюдения за обычаями населения, изучали рельеф местности, интересовались промышленными предприятиями, расположением войск, их моральным состоянием, искусством командиров воинских частей и т. п. (см. [270, с. 232-235]). Впоследствии Эномото занимал крупные посты в правительстве - был министром земледелия и торговли, просвещения, связи, иностранных дел.