Русско-японские контакты и западные державы

Серьезным тормозящим фактором для установления торговых и дипломатических отношений России с Японией была активная деятельность западных капиталистических держав, стремившихся к захватам в северо-западной части Тихого океана.

Их активность вызывала озабоченность со стороны феодальных правителей Японии. Попытки русских властей и торговцев к установлению торговых связей они рассматривали как одно из звеньев общей политики иностранных государств, назойливо домогавшихся изменения основных постулатов сёгуната в области внешней политики.

В 90-х годах XVIII в. английская эскадра под командованием Дж. Ванкувера и В. Р. Броутона посетила русские владения и японские гавани. В период войны с наполеоновской Францией англичане, не считаясь с японским нейтралитетом, в прибрежных водах напали на голландские суда под предлогом, что Нидерланды оккупированы французами.

В начале XIX в. в этом районе Тихого океана большую активность стали проявлять и американцы. В 1797-1809 гг. американские корабли под голландским флагом почти ежегодно приходили в Нагасаки с грузами для фактории в Дэсима.

В 20-30-х годах XIX в. американские и английские китобои нередко посещали русские и японские гавани, грабили местное население. Англичане попытались даже создать свою факторию на принадлежавшем Японии о-ве Пиль (архипелаг Бонин), где столкнулись с аналогичными притязаниями американцев.

В американской прессе, в конгрессе развернулась кампания за открытие японских портов для американских судов и обеспечение американских интересов на русском Дальнем Востоке. Президент США Монро в ежегодных посланиях конгрессу "О положении страны" в 1818-1824 гг. отмечал рост американской промышленности, торговли и китобойного промысла и предлагал ассигновать средства на содержание крупной эскадры в Тихом океане. Американское правительство отправляло суда в Японию под предлогом освобождения арестованных моряков.

Приморские гарнизоны Японии были не в силах предотвратить проникновение английских и американских судов в японские гавани. Лишь изредка им удавалось задерживать иностранных моряков. В сентябре 1825 г. японским правительством была издана жесткая инструкция об ограждении страны от проникновения иностранцев. В ней предписывалось захватывать иностранные суда и уничтожать их, а экипажи арестовывать и в случае сопротивления убивать [330, с. 120-121].

Поражение Китая в "опиумных войнах" и опасность открытой конфронтации с могущественными иностранными государствами в результате обстрела их кораблей заставили сёгунат пойти на смягчение правил "обращения" с иностранными судами. Новая инструкция, изданная в августе 1842 г., предписывала удалять иностранные суда от японских берегов мирными средствами и в отдельных случаях снабжать их экипажи необходимыми припасами. В 1843 г. Верховный совет через голландскую факторию известил западные державы, а также Россию, что японцев, спасшихся после кораблекрушений, следует отправлять на родину только на китайских и голландских судах (см. ([330, с. 125-127]).

Инструкция 1842 г. и обращение к другим державам показывают, что сёгунат был серьезно напуган участившимися посещениями иностранных военных кораблей и опасался вызвать вооруженное столкновение. Однако общий курс сёгуната в отношении запрещения внешнеторговых связей (кроме Голландии) продолжал оставаться в силе. Несмотря на финансовые трудности, правительство ассигновало значительные средства на укрепление морского побережья. Сёгунат стал поощрять нарушение некоторыми феодалами законов, запрещавших сооружать форты и строить морские суда. Пользуясь этим, князья стали отливать орудия, закладывать форты и с помощью голландских инструкторов обучать войска.

Все эти меры, однако, не могли спасти Японию от проникновения иностранного капитала. Они могли лишь на короткое время затормозить исторический процесс втягивания Японии в складывающийся мировой рынок. После открытия портов Китая, установления пароходного сообщения с Азией и постепенного превращения Тихого океана в мировой путь торговли политика изоляции стала анахронизмом. Рушилась ее главная опора. Феодализм стоял на краю гибели: его падение диктовалось исторической закономерностью развития общества.

В первой половине XIX в. Япония переживала острый политический и экономический кризис. Одним из симптомов кризиса было резкое снижение темпов роста годового дохода Японии. Так, в среднем в 1596-1615 гг. ежегодный сбор риса равнялся 11 млн. коку. В 1688-1704 гг. этот показатель поднялся до 26 млн. коку, т. е. вырос за 100 лет на 136%. В 1830-1844 гг. ежегодный сбор риса составил 30 млн. коку, т. е. примерно за 150 лет вырос всего на 16% (см. [248, с. 57]). Это свидетельствовало о неспособности сёгуната увеличить производство материальных благ ни за счет освоения новых посевных площадей, пи за счет повышения интенсивности сельского хозяйства.

В конце XVIII в. связи с развитием товарно-денежных отношений и расширением внутреннего рынка в Японии появились предприятия мануфактурного типа. От мануфактуры оставался один шаг до капиталистического фабричного производства. Но совершить этот шаг можно было только путем уничтожения феодальных производственных отношений, которые стали тормозом на пути развития производительных сил. Кризис феодальной системы хозяйства отразился на падении прироста населения в стране в конце XVIII - начале XIX в. Экономическая база феодализма к середине XIX в. необычайно сузилась, и он оказался уже не в состоянии удовлетворить потребности японского общества. Эти обстоятельства не могли не привести к определенной перестройке классовых отношений на политической арене. Усиливая эксплуатацию крестьян, даймё одновременно сокращали численность своих военизированных отрядов. Сотни тысяч самураев лишились привычных источников доходов. Часть из них пыталась заниматься торговлей и ремеслом, другие стали на путь разбоя и грабежа.

Параллельно шло развитие торгово-промышленной буржуазии; к середине XIX в. она сконцентрировала значительную часть денежных богатств страны и стала выдвигать претензии на политические права, соответствующие ее экономической мощи.

Нарастала классовая борьба эксплуатируемого крестьянства против феодалов. Росли масштабы и увеличивалось количество крестьянских восстаний. С середины XVIII в. борьба крестьян приобрела широкий размах. Только крупных восстаний за столетие, с 1704 по 1803 г., было зарегистрировано 254 - в три с лишним раза больше, чем в XVII в. В первой половине XIX в. крестьянские восстания были поддержаны бунтами городской бедноты. Борьба японского крестьянства и городской бедноты ускоряла процесс разложения феодализма, размывала устои: старого общества и его политику как внутри, так и вне страны.

На этой волне всеобщего недовольства токугавским режимом стал складываться союз влиятельных князей, не являвшихся непосредственными вассалами Токугава (тодзама-даймё). Этот союз не был направлен против устоев феодализма. Его участники добивались лишь свержения сёгуна и замены режима Токугава какой-либо иной формой феодальной системы. В качестве идеологического оружия своей деятельности князья использовали императорский двор. Придворная знать не обладала ни силой ни влиянием, чтобы возглавить борьбу против сёгуната. Но для феодальной оппозиции было удобно использовать лозунг "восстановление власти императора" для борьбы с сёгуном. Помимо неудач во внутренней политике страны обнаружилась и полная несостоятельность сёгуната в области внешней политики. Курс на изоляцию и закрытие страны обанкротился. Создавались благоприятные условия для установления торговых и дипломатических отношений между Россией и Японией.