Глава 2. Политика России на Дальнем Востоке. Попытки налаживания контактов с Японией

Первое русское посольство в Японию

Освоение тихоокеанского побережья вплоть до устья Амура, открытие и присоединение Курильских островов и Сахалина утвердили Россию как тихоокеанскую державу. Границы России соприкасались с японскими владениями. Рост потребностей населения русских дальневосточных окраин и тихоокеанских владений, развитие товарно-денежных отношений в России и северных районах о-ва Хонсю создавали объективные условия для товарообмена. Однако политика самоизоляции, которой придерживались японские правители, с одной стороны, отдаленность от центра и неосвоенность русских тихоокеанских владений с другой, создавали огромные трудности для установления торговых и дипломатических отношений между двумя странами.

Со стороны России серьезным тормозом для проведения активной внешней политики на Тихом океане являлась сложная внутриполитическая обстановка в стране.

В основе социально-экономического развития России этой эпохи была борьба нарождающихся капиталистических отношений с отживающими феодальными. Процесс разложения феодально-крепостнического строя в России, наметившийся еще в конце XVIII в., продолжал развиваться с нарастающей интенсивностью. Рост товарно-денежных отношений, развитие промышленности, использование в ней машин, упадок мануфактурного производства, очевидное превосходство труда вольнонаемных рабочих перед крепостным, развитие городов, рост купечества, представляющего ядро нарождавшейся буржуазии, - все это свидетельствовало о том, что в недрах феодальной формации вызревали и развивались элементы нового социально-экономического строя - капитализма.

Развитию новых капиталистических отношений отчаянно противодействовали крепостники-помещики, противившиеся каким бы то ни было преобразованиям в политической и экономической областях. Их поддерживало самодержавие, которое стремилось сохранить старые порядки не только в России, но и во всей Европе, на что затрачивались огромные средства. Это не могло не сказаться на характере внешнеполитических доктрин России и ее международной политике.

Отвлечение сил на борьбу с революционными движениями в Европе, на решение проблем Ближнего Востока соответственно ограничивало возможности России на Дальнем Востоке. В последние десятилетия XVIII в. в Петербурге обсуждались планы отправки посольств в Японию под предлогом возвращения на родину японцев, попавших в Россию в результате кораблекрушений. Такую идею 13 февраля 1790 г. официально выдвинул иркутский и колыванский генерал-губернатор И. А. Пиль, поддержавший планы купцов Г. И. Шелехова и И. И. Голикова.

В августе 1783 г. потерпело крушение у Камчатки японское судно "Синеё-мару". Спаслось 16 человек, в том числе капитан Кодаю Дайкокуя. Русские моряки, потерпевшие крушение у того же острова в 1785 г., построили своими силами баркас и на нем доставили в Нижнекамчатск оставшихся к тому времени в живых японцев. Здесь их обеспечили одеждой, питанием и лечением. В 1789 г. их перевезли в Иркутск. В Иркутске наиболее грамотные из них были определены учителями японского языка [35, д. 1, л. 1]. Кодаю познакомился здесь с профессором Кириллом (Эриком) Лаксманом, который собирался в плавание к устью Амура, Сахалину, Курильским островам, Хоккайдо и берегам Японии. Исходя из бесед с японцами, К. Лаксман 20 апреля 1790 г. представил доверенному советнику Екатерины II А. А. Безбородко доклад о торговле Японии с голландцами и китайцами, рукописную карту Японии, полученную от Кодаю, и проект снаряжения посольства во главе с одним из своих сыновей (см. [231, с. 237-2401).

По распоряжению Екатерины II К. Лаксман доставил потерпевших кораблекрушение в Петербург. По рассказам самих японцев, "их приняли очень хорошо": поместили в "роскошных покоях, обеспечили обильной пищей", теплой одеждой, показывали музеи, обсерваторию, возили в Петергоф к наследнику престола Павлу, высшим чиновникам (см. [330, с. 165]). Были они также приняты Екатериной II. Она расспросила их об условиях торговли с Японией и подчеркнула, что заключение русско-японского торгового договора одинаково выгодно для обеих стран. Если же японское правительство "отклонит предложение", то она "настаивать не будет" (см. [250, т. 2, ч. 2, с. 71]).

На основании записей Кодаю известный японский писатель Иноуэ Ясуси создал документальный роман "Сны о России", где описывает жизнь в России XVIII в., дружелюбное отношение к Кодаю русских людей, которые, по создавшемуся у Кодаю впечатлению, великодушны, деятельны, отважны. Книга рассказывает о зарождении русско-японских связей в XVIII в. [142].

На основе представления И. А. Пиля и проекта К. Лаксмана 13 сентября 1791 г. Екатерина II направила И. А. Пилю указ "О установлении торговых отношений с Японией", отметив, что "случай возвращения сих японцев в их отечество укрывает надежду завести с оным торговые связи". Экспедиция должна была отправиться в Японию от имени генерал-губернатора (дабы не уронить престиж русской императрицы в случае отказа посольству в установлении торговых отношений между двумя странами и не возбудить подозрений Англии и Голландии по поводу целей русской политики на Дальнем Востоке).

И. А. Пиль должен был также убедить кого-либо из богатых иркутских купцов отправиться в Японию или послать приказчиков "с некоторым количеством отборных товаров, для жителей той страны потребных", а взамен "купить японских товаров" для выяснения "будущих... торговых предприятий в Японии". Потерпевших кораблекрушение японцев должен был сопровождать на родину сын К. Лаксмана А. Лаксман. Ему поручалось по пути в Японию вести научные наблюдения и собрать сведения о торговле Японии с другими странами. Двоих японцев - принявших христианство Синдзо (Н. П. Колотыгин) и Сёдзо (Ф. С. Ситников) -предлагалось оставить при иркутском народном училище в качестве учителей японского языка, прикрепив к ним пять-шесть семинаристов, с тем чтобы "они со временем могли служить и переводчиками, когда произойдет желаемая связь с японским государством" [63, т. 23, с. 250-251].

13 сентября 1792 г. транспорт "Екатерина" под командованием 26-летнего поручика Адама Лаксмана покинул Охотск (Подробно о посольстве А. Лаксмана см. также [255].). 7 и 8 октября 1792 г. русские дважды высаживались на северовосточном побережье о-ва Хоккайдо, у устья р. Нисибэцу. Встретившись с японцами, обменялись подарками. 9 октября транспорт прибыл в залив Нэмуро. Японские чиновники встретили русский экипаж приветливо, разрешили построить казарму и домик для зимовки около японских бараков (см. [270, с. 108]). Чиновники сообщили, что на зимовку они обычно возвращаются в Мацумаэ, а в Нэмуро оставляют лишь несколько человек (см. [31, д. 1, п. 22, л. 16-20]). Они не препятствовали научным экспедициям русских в окрестностях Нэмуро, но запретили торговлю с местными жителями.

12 октября японские чиновники отправили губернатору Эдзо свое донесение и письмо А. Лаксмана о приключениях японцев, попавших в Россию в результате кораблекрушения, и гуманном решении императрицы Екатерины II вернуть их на родину с посольством к японскому правительству (см. [282, с. 553]).

13 декабря А. Лаксмана посетили чиновник княжества Мацумаэ-Судзуки Кумадзо и врач Като Кэндо Киотоси, которые сообщили ему об отправке в столицу письма А. Лаксмана и донесения губернатора Эдзо. Во время визита они с интересом выслушали рассказ А. Лаксмана о европейских и азиатских государствах, осмотрели большой глобус, который казался им диковинным.

В конце декабря прибыли столичные чиновники Танабэ Ясудзо, Тагусагава Дэндзиро и врач Гэннан. В ходе беседы все с большим "прилежанием и трудолюбием", как отмечал А. Лаксман, интересовались географическим положением России, фабриками и их изделиями, осмотрели золотые, серебряные и медные монеты, сделали модель судна, сняли чертежи с инструментов и токарного станка и т. п. По просьбе японцев участник экспедиции переводчик Е. Туголуков на копиях русских карт, снятых японцами, написал латинскими буквами географические названия (см. [31, д. 1, п. 22, л. 20-24]). Но не это больше всего интересовало чиновников. В ходе беседы с А. Лаксманом они признали, что приехали "установить контроль над сношениями русских с княжеством Мацумаэ, которое пыталось вести собственную политику".

Что же касается установления торговых отношений, Танабэ Ясудзо отметил, что, если правительство Японии разрешит торговлю с русскими, "голландцам не вельми оное понравится", поскольку, "как мы видим у вас все то же, что и оне к нам привозят... [с той лишь разницей, что] Российское государство весьма в близком расстоянии от нас, нежели в какой отдаленности Голландия" [31, д. 1, п. 22, л. 25-26].

Начальник голландской фактории на о-ве Дэсима систематически строил козни против России, опасаясь потери Голландией монопольного права на торговлю с Японией. Он убеждал японцев, что "экспансия" России на Дальнем Востоке является угрозой для северных владений Японии. Голландцы, в частности, ссылались на пресловутое "предостережение" авантюриста М. А. Беневского (М. А. Беневский (барон) родился в Венгрии, но затем, участвуя в разного рода авантюрах, оказался в Азии - сначала в камчатской ссылке (1770- 1771), потом у берегов Японии и Китая, куда он добрался на похищенном судне. Позднее судьба забросила его в Америку и Европу. Свой жизненный путь он закончил на Мадагаскаре.

В мае 1771 г. М. А. Беневский, находившийся в ссылке на Камчатке, подговорил заключенных устроить бунт. Они захватили небольшое судно, стоявшее в гавани, и вышли в море. Добравшись до Японии, М. А. Беневский через японских чиновников направил несколько писем директору голландской фактории в Нагасаки. Одно из этих писем получило впоследствии широкую огласку как пресловутое предостережение Беневского.).

М. А. Беневский утверждал, что "два русских галиота и один фрегат, выполняя тайный приказ, совершили плавание вокруг берегов Японии и занесли свои наблюдения на карту, готовясь к наступлению на Мацумаэ (Хоккайдо) и прилегающие к нему острова, расположенные на 41°38' северной широты, наступлению, намеченному на будущий год". И будто бы с этой целью на одном из Курильских островов, находящихся ближе других к Камчатке, "построена крепость и подготовлены снаряды, артиллерия и провиантские склады" (цит. по (214, с. 37]).

В недостоверности этих сведений не может быть ни малейших сомнений. Россия направляла все усилия лишь к тому, чтобы сохранить свои тихоокеанские владения, состоявшие из колонии на Камчатке, поселений на Курилах и цепочки постов на Аляске. М. А. Беневский, несомненно, знал действительное положение дел, но любовь к правде никогда не входила в число его добродетелей. Возможно, он рассчитывал на благосклонное отношение голландцев или же пытался насолить русским властям, не давшим развернуться авантюристическим способностям самозваного офицера Священной Римской империи (На Камчатке М. А. Беневский выдавал себя за французского офицера.).

Не имея возможности прочесть написанный по-немецки текст, японские власти переслали письмо голландцам для перевода. Голландцы и японские переводчики рассказали содержание письма М. А. Беневского "заинтересованным людям" в Нагасаки.

Внезапно обнаруженная "угроза" безопасности Японии со стороны иностранного государства служила серьезным аргументом в пользу усиления военных приготовлений. Хиродзава Кёкудзан (1733-1791) в 1777 г. отправился на Хоккайдо, очевидно, чтобы проверить правильность слухов о проникновении русских. Он рассказал представителям клана Мацумаэ, имевшим владения на острове, о "страшном предостережении" Беневского, но те не разделили его тревоги. Правда, лишь потому, что были твердо уверены в храбрости японских воинов и в том, что они по-прежнему могут с успехом противостоять огнестрельному оружию иностранцев (см. [333, с. 29-33]).

В 1780 г. Нагасаки посетил врач Кудо Хэйскэ (1734-1800). Директор голландской фактории "доверительно" поведал ему множество "государственных секретов". По мнению голландцев, сказал директор, японцы очень плохие политики, раз они позволили русским постепенно завладеть всеми Курильскими островами. Кудо, однако, отнесся с недоверием к сообщению о русских посягательствах на Японию. Он высказал верное предположение, что голландские купцы нарочно распространяют подобные сведения, чтобы сохранить за собой торговую монополию. "Я не могу поверить, что Россия собирается воевать с нами,- писал он. - Не может быть, чтобы русское правительство придавало значение инциденту на о-ве Эдзо, который случился несколько лет назад" [311, с. 217]. Все же Кудо в опубликованной им в 1781 г. книге "Изучение сообщений о рыжих айну на Эдзо" (т. е. русских) предложил расследовать "все, что связано с визитом М. А. Беневского" [311, с. 218].

Труд Кудо привлек внимание Танума Окицугу, фактического диктатора Японии, который, не удовлетворившись докладом клана Мацумаэ о "положении на севере", распорядился снарядить небольшую экспедицию на Хоккайдо, Курилы и Сахалин, с тем чтобы "получить достоверную информацию".

Экспедиция состоялась в 1785-1786 гг. Ее результаты были опубликованы в "Эдоском альманахе". Участники экспедиции подтвердили слухи о деятельности русских на Курилах, но совсем не в области военных приготовлений. На о-ве Уруп они встретили группу "рыжих айну", которые жили там уже шесть лет и занимались мирными промыслами. Слухи о "страшной русской угрозе" оказались злонамеренным вымыслом. Отчет экспедиции был отправлен пылиться в правительственный архив.

В эти годы (1787-1793) правительство сёгуна возглавлял Мацудайра Саданобу, по оценкам японских историков, один из наиболее способных и энергичных представителей правящей феодальной верхушки. До 1812 г. он руководил созданным им управлением по охране морского побережья и разделял мнение тех представителей правящих кругов, которые считали, что развитие внешней торговли может привести к вывозу драгоценных металлов, меди и других "необходимых материалов", обогатить лишь купцов-посредников. Его страшила возможность проникновения западной идеологии в японское общество, вмешательства иностранцев во внутренние дела Японии. Все это он рассматривал как угрозу феодальному режиму. Пытаясь задержать процесс разложения феодализма, Мацудайра Саданобу осуществил ряд реформ, направленных на восстановление старых японских обычаев, на осуществление экономии в расходовании государственных средств, оказание помощи самураям, прекращение процесса разорения деревни. Принял он и ряд мер против проникновения в страну иностранцев. Именно при нем в сентябре 1791 г. был издан указ об уничтожении чужестранных судов, появляющихся в японских водах и пленении их экипажей (см. [318, т. 2, с. 10]).

Авантюры М. А. Беневского в известной мере подтолкнули Хаяси Сихэя подготовить исследование "Военные беседы для морской страны". Книга вышла в свет в 1791 г. В ней Хаяси поставил вопрос о необходимости создания военно-морского флота и укрепления береговой линии морскими батареями, способными отразить нападение иностранцев на Японию. Японцы, писал Хаяси, были "совершенно не осведомлены, в чем суть подлинной обороны, необходимой морской стране" [345, с. 9].

В то время Япония не имела не только ни одного военно- морского судна, но и вообще ни одного большого корабля. Военная наука следовала китайским военным доктринам и концепциям. Хаяси считал ошибочным следовать курсу военных доктрин Китая. Японцы прилежно штудировали правила, изложенные в древних китайских трудах, таких, например, как знаменитый трактат "О военном искусстве" Сун Цзы. Но для Китая того времени основной проблемой были взаимоотношения с кочевыми племенами у его границ. Поэтому военная наука рассматривала способы ведения войны только в горах и долинах внутри страны. Возможность же нападения неприятельского военно-морского флота в трудах китайских военных теоретиков вообще не рассматривалась.

В качестве потенциальных врагов Японии Хаяси называл китайцев и русских. Маньчжурская династия, утверждал он, свела на нет добрые нравы китайского народа и китайцы уже не являются теми носителями просвещения, которыми их было принято считать в силу давних традиций. Но из двух врагов основным Хаяси считал Россию. Визит М. А. Беневского в Японию он рассматривал как рекогносцировку действий со стороны России [345, с. 11-12].

Вскоре после публикации книги по приказу Мацудайра Саданобу Хаяси Сихэй был арестован, просидел полгода в заточении, а затем был сослан и прожил еще год под надзором до самой своей смерти.

Преступление Хаяси, с точки зрения правящих кругов Японии, состояло не в том, что он отважился критиковать правительство, а в том, что он посмел обнародовать взгляды, которые считались опасными для внутреннего спокойствия государства. Мацудайра Саданобу, по существу, не был против новых идей и предложений Хаяси Сихэя, что подтверждается тем фактом, что он приказал усилить береговую оборону и сам совершил инспекционную поездку по восточному побережью. Просто он не мог оставить безнаказанной дерзость Хаяси, который открыто апеллировал к народу.

Когда до Мацудайра Саданобу дошло письмо А. Лаксмана, он растерялся. Смысл написанного по-японски послания был для него ясен. Россия хотела начать переговоры о торговле. Последние попытки европейских стран добиться торговых привилегий в Японии были предприняты Англией в 1674 г. и Португалией в 1685 г. И Англии и Португалии было отказано: англичанам - потому что их королева по происхождению была португалка, португальцам - потому что их считали главным источником христианской ереси. Как поступить с Россией?

Советники Мацудайра Санадобу разошлись во мнениях. Один из них считал, что надо принять потерпевших бедствие японских моряков и затем велеть русским немедленно покинуть Японию. Другой настаивал на том, чтобы торговые переговоры с русскими вести в Нагасаки. Третий предлагал открыть для торговли о-в Хоккайдо (см. [300, с. 1367]). Мацудайра Саданобу, будучи конфуцианцем, стал искать прецедент в истории. И нашел его. В 1727 г. король Камбоджи прислал подарки сёгуну и предлагал начать торговлю. Подарки были отвергнуты, но камбоджийцам разрешили посетить Нагасаки. Мацудайра Саданобу считал, что предложение русских о торговле напоминает камбоджийское. Он также по достоинству оценил великодушие русских, возвративших на родину японских моряков, что обязывало его относиться к русским и по закону, и с соблюдением подобающих правил вежливости, не оскорбляя Россию прямым отказом. Поэтому-то он и отверг предложения некоторых сановников, и наиболее агрессивных представителей самурайства применить к русским указ 1791 г., сознавая, что Япония не подготовлена, к столкновению с могущественной Россией, и разрешил одному русскому кораблю отправиться в порт Нагасаки, где над его" командой учреждался такой же строгий надзор, как и над голландцами (см. [324, с. 107]). Он и позднее, в апреле 1793 г., во" избежание конфликтов с русскими дал указание береговой охране и властям приморских провинций "не применять решительных мер без достаточных на то оснований" (цит. по [318, ч. 2,. с. 107]).

2 марта 1783 г. высокопоставленные эдоские чиновники, уполномоченные вести переговоры с русскими, прибыли в г. Мацумаэ и направили своих представителей (Мурата Хёдзаэмон, Ота Хокобэй и Иноуэ Тацуноскэ) в Нэмуро, где те встретились с А. Лаксманом и задали обычные вопросы: каковы причины прибытия русского корабля, от кого они прибыли, от императрицы или кого-либо из сановников? и т. п. Затем чиновники предложили русским представителям отправиться сухим путем в Мацумаэ, на что А. Лаксман ответил отказом и стал добиваться отплытия на судне "Екатерина", поскольку долгий сухопутный путь вынудил бы их зимовать второй год в Нэмуро. И без того команда была сильно истощена из-за отсутствия свежей пищи и овощей, 15 человек заболели цингой. Длительное бездействие и пребывание на чужбине, распри среди командования (молодой начальник экспедиции не пользовался достаточным авторитетом) привели к деморализации команды. После многочисленных и долгих проволочек японцы наконец дали свое согласие, и 4 июня 1793 г. русское судно покинуло Нэмуро. 8 июня оно прибыло в Хакодатэ (см. [270, с. 110]).

В сопровождении большого военного эскорта (около 450 человек) и 16 чиновников А. Лаксман и десять его спутников, а также японцы Кодаю и Исокити 16 июля были доставлены в г. Мацумаэ в новое здание с вывеской "Русский дом". Около дома был выставлен караул. От А. Лаксмана и его спутников потребовали, чтобы при входе в зал для приемов они сняли обувь, а затем стали на колени перед уполномоченным сёгунского правительства, что А. Лаксман решительно отверг и заявил, что такие формальности не соответствуют одежде, обычаям и достоинству русских представителей.

17 июля состоялась его встреча с японскими уполномоченными. А. Лаксман сообщил им о поручении И. А. Пиля отправиться в Эдо, с тем чтобы вручить правительству письмо, передать привезенных японцев, и подчеркнул также желание договориться о будущем сотрудничестве России с Японией.

Действуя в соответствии со своей политикой (самоизоляции) и страшась серьезных переговоров с иностранцами, японцы прибегали ко всевозможным уловкам, чтобы только избежать переговоров: они вернули письмо А. Лаксмана от 12 октября 1792 г. якобы из-за невозможности прочитать японский перевод письма, а затем отказались принять и исправленный перевод. 19 июля эдоские чиновники сообщили А. Лаксману, что уполномоченные не могут принять и письмо И. А. Пиля, поскольку оно не им адресовано и т. п. (см. [270, с. 113]).

В ответе же сёгунского правительства на письмо А. Лаксмана, зачитанного в присутствии японских уполномоченных, указывалось, что другим иностранным державам сношения с Японией строго запрещены, что иностранцы, высадившиеся в Японии, будут схвачены и посажены в тюрьму, что торговать разрешено лишь голландцам и только в Нагасаки. Учитывая же, что русские проделали опасный путь и были незнакомы с этими законами, они могут "сдать" привезенных японцев уполномоченным и получить письменное разрешение посетить Нагасаки для переговоров о торговле.

Повторные встречи не изменили позиции японцев. Уполномоченные, заслушав наконец перевод письма И. А. Пиля, повторили, что вопрос о договоре не может обсуждаться в Мацумаэ, для этой цели русским предлагалось прибыть в Нагасаки. 23 июля 1793 г. было передано разрешение на посещение Нагасаки только одним русским судном и высадку там экипажа при условии соблюдения установленных в Японии правил, в частности закона о запрещении проповеди христианства (см. [31, д. 1, п. 22, л. 59-62, п. 26, л. 49 и др.]).

Пожелание А. Лаксмана нанести визит губернатору Мацумаэ было отклонено: в Эдо не хотели установления прямых контактов княжества с Россией. Не была удовлетворена и просьба А. Лаксмана о продаже или хотя бы показе русских товаров населению. Более того, чтобы не допустить обмена русских товаров на японские продукты, японские власти сами снабдили команду припасами, доставленными для нее в Хакодатэ (см. [270, с. 115]).

11 августа "Екатерина", дав прощальный салют (чем вызвала недовольство японских властей), покинула негостеприимные японские берега. На обратном пути, проходя мимо о-вов Итуруп и Уруп, русские сделали описание их берегов; осмотрели также и другие острова Курильской гряды.

После годового путешествия, 8 сентября 1793 г. экспедиция вернулась в Охотск.

Генерал-губернатор И. А. Пиль положительно оценил результаты экспедиции. Однако в правительстве считали, что А. Лаксману не удалось установить отношения с Японией из-за того, что он не получил полномочий выступать от имени императрицы, занимал невысокое служебное положение, не обладал дипломатическими способностями (вместо открытого порта Нагасаки посетил гавани Хоккайдо). Нам представляется, что, несмотря на недостаток опыта, работая в трудных условиях, созданных японскими властями, А. Лаксман добился все же некоторых успехов: сёгунское правительство приняло его как официального представителя России, допустило пребывание русских в Японии в качестве гостей; ответ ему был вручен официальными японскими уполномоченными. Большое научное значение имели также сведения о Хоккайдо (Эдзо) и южных Курильских островах, составление более точных карт Кунашира и Итурупа, а также привезенные коллекции образцов фауны и флоры Северной Японии, семена сельскохозяйственных культур, зарисовки и чертежи местностей, где до того не бывали европейцы и т. п.

Экспедиция продемонстрировала мирные намерения России в отношении Японии, посещение Японии русскими кораблями послужило толчком к изучению русского языка, нравов русского народа. Карты, подаренные А. Лаксманом (А позднее Н. П. Резановым.), оказали свое влияние на японскую картографию. В Японии стали появляться новые книги о России, содержавшие и доброжелательные отзывы (см. [31, д. 1, п. 45, л. 11-12; 110, ч. 1, с. 65-69, 89; 386, с- 7]).

Однако основной цели экспедиции - установления торговых отношений с Японией - достичь не удалось. Екатерина II была разочарована результатами миссии А. Лаксмана, о чем она сообщала своим европейским друзьям, в частности Ф. М. Гримму [62, с. 609, 661] (в 1792-1796 гг. являлся русским посланником в Нижней Саксонии), но интереса к Японии и выяснению возможностей установить с ней торговые отношения не потеряла. Так, 3 ноября 1795 г. императрица просила Ф. М. Гримма отправить для нее с русским курьером в Петербург записку французского генерального консула в Малой Азии эмигранта д'Огара о торговле с Россией [62, с. 661] (Екатерина II о проекте д'Огара позднее, в августе 1796 г., писала Гримму: "Его проект о Японии был бы хорош, если бы он знал местность" [62, с. 683].).

Позднее полученная А. Лаксманом лицензия на посещение Нагасаки явилась юридическим основанием для пребывания в Японии русского посольства Н. П. Резанова в 1803 г.