Первые контакты

Основным препятствием к установлению экономических и политических связей между Россией и Японией являлась политика самоизоляции страны, проводившаяся японским правительством более двух столетий (была провозглашена сёгунами Токугава (Токугава Иэясу, разгромив всех своих противников, в 1603 г. провозгласил себя сёгуном. Этот титул, в древности означавший "военачальник", "главнокомандующий", давался командующему императорской армией. С XII в сёгуны постепенно концентрируют всю власть в своих руках и изолируют императорский двор от политической жизни.) в 30-40-е годы XVII в.).

Сёгунат стремился сохранить незыблемость установившихся порядков и традиций, предотвратить разложение феодальных отношений и не допустить каких-либо перемен в социальной, экономической и политической жизни страны, которые могли быть вызваны любыми контактами с другими странами.

Еще в середине XVI в. на юге Японии, на о-ве Кюсю, в княжестве Бунго появились португальцы и испанцы. Вслед за купцами на Кюсю прибыли португальские иезуиты, которые стали проповедовать христианство.

Новая вера и новая культура вызывали растущий интерес в японском обществе. С большим энтузиазмом некоторые его представители обращались к трудам европейских ученых философов и историков, инженеров, стремясь к новым знаниям.

В результате почти столетнего общения с португальцами и испанцами, а затем и с голландцами появилось немало японцев, знакомых с культурой этих западных стран. В это время в Европе (в эпоху Возрождения) передовые позиции в науке занимало естествознание. Открытия Кеплера и Галилея стали известны в Японии наряду с достижениями в области ботаники и медицины. Энгельс назвал эпоху Возрождения величайшей из революций, какие до этого пережила планета.

Влияние европейской культуры и идеологии эпохи Возрождения стало проникать в передовые слои японского общества. Именно революционный дух этих знаний заставил реакционных феодалов пресечь их доступ в страну.

Уже к концу XVI в. около 3 тыс. японцев приняли христианство, в том числе ряд даймё и князь Бунго-Сорин Отомо (см. [405, с. 55-56]) (Сорин Отомо был ревностным приверженцем католической церкви в Японии, и проникавшие в страну миссионеры-иезуиты всегда находили приют в его замке. Прибывавшие в Бунго испанские и португальские купцы дарили князю ружья, часы, изделия из стекла, музыкальные инструменты, пряности и благовония, шерстяные ткани и другие заморские товары. Они также доставляли князю редкостных зверей: слонов, тигров, леопардов, верблюдов. При замке был устроен прекрасный зверинец. До настоящего времени сохранились католическая церковь и развалины замка Сорин Отомо.). В южных и западных районах о-ва Кюсю появились и другие "христианские князья". Само же княжество Отомо становится одним из крупнейших центров торговых и культурных связей Японии с Западом.

Феодальные князья принимали христианство в расчете на привлечение торговых кораблей западных держав именно в свои владения.

Кроме того, у иностранцев находили поддержку сепаратистские тенденции отдельных феодалов юга и юго-запада страны. Иностранцы поставляли этим феодалам огнестрельное оружие. Португальцы и испанцы, затем англичане и голландцы стремились усилить свое влияние на юге Японии, на о-ве Кюсю, что не могло не вызывать все возрастающее беспокойство у центральных властей. К политическим проблемам прибавились и идеологические разногласия. В христианских миссионерах религиозные деятели Японии, в том числе и буддисты, видели угрозу своим позициям и убеждали сёгуна в том, что иезуитские проповедники - передовой отряд иностранного вторжения в страну.

Интерес к новой вере стали проявлять и поднимающиеся на борьбу против феодалов крестьяне, которых перестали удовлетворять буддийские каноны. Их борьбе требовалась другая идеология. Таким путем, по-своему осознанное, христианство в начале XVII в. соединилось с идеологией борющегося крестьянства (и других недовольных слоев населения).

Особенно широко распространилось христианство среди крестьян Симабара (о-в Кюсю). Из истории Запада известно, что крестьянские восстания в середине XVII в. обычно воспринимали ту или иную религиозную идеологию (лютеране в Германии, гуситы в Чехии, протестанты-гугеноты во Франции и др.). Восстание в Симабара, вспыхнувшее в 1637 г., при всей его национальной специфике стоит в одном ряду с крестьянскими войнами, охватившими в первой половине XVII в. почти весь феодальный мир.

Напуганные размахом и ростом иностранного влияния, сёгуны Иэясу, Хидэтоми и Иэмицу встали на путь ограничения, а затем и запрещения каких бы то ни было связей с иностранцами. В 1637 г. японцам под страхом смерти было запрещено покидать страну. Смерть грозила и тем, кто, покинув страну, возвращался обратно. Было также запрещено и строительство больших судов для заморских плаваний. Резрешалось строить лишь джонки.

Во время самого крупного крестьянского восстания на о-ве Кюсю (в Симабара) португальцы, рассчитывая на сохранение своих привилегий, оказывали поддержку восставшим, тогда как голландский корабль участвовал в бомбардировке центра восставших - замка Хара. После разгрома восстания всем португальцам, а затем и другим иностранцам было предложено покинуть страну. И когда в 1640 г. португальский корабль прибыл из Макао с депутацией для переговоров с сёгуном Иэмицу, команда и члены делегации были обезглавлены, а корабль сожжен. Из всей команды было оставлено в живых лишь 13 человек. Они были посланы обратно в Макао, с тем чтобы сообщить о судьбе их соотечественников и предупредить, что так будут поступать с любым из португальцев, если он появится у берегов Японии (см. [405, с. 63-65]).

Лишь голландцам было разрешено сохранить свою факторию на о-ве Дэсима в районе Нагасаки и раз в год присылать в этот порт свой корабль. (Японское правительство учитывало, что голландцы помогли сёгунату в борьбе с его противниками. К тому же Голландия, по мнению японцев, была слабее других западных держав и представляла несравненно меньшую угрозу японской независимости.)

Строжайшим образом были также запрещены и проповедь и исповедание христианства. Тех, кто не хотел отказываться от своей веры, распинали на крестах (Впоследствии, даже в XIX в., на переговорах с представителями иностранных государств японцы неизменно сообщали о запрещении проповеди и исповедания христианства в стране.).

Изоляция от европейских стран расширила возможность проникновения в Японию китайской культуры. Ее распространение пользовалось поддержкой со стороны государства. Ученые-китаеведы (кангакуся) изучали китайскую философию, историю и литературу: особое место занимало изучение различных течений конфуцианства.

Преобладающее влияние конфуцианской идеологии в правящих кругах Японии, преклонение перед всем китайским, несомненно, оказало свое влияние и на внешнюю политику сёгуната, что сказалось и на отношении сёгунского правительства к России, которая рассматривалась им как варварское государство. А господство конфуцианства в идеологической жизни японского общества (наряду с политикой самоизоляции) оказывало тормозящее влияние на интерес японских передовых людей к России и ее культуре.

Токугавское правительство строго следило за соблюдением самоизоляции страны. Судов, пригодных для дальнего плавания, не строили. Разрешенные к строительству джонки (о чем говорилось выше) могли обеспечить лишь каботажное плавание (их грузоподъемность не превышала 50 т). Во время штормов нередко их уносило в открытое море и прибивало к Курильским и Алеутским островам или к побережью Камчатки.

Жертвы кораблекрушений попадали в Россию. Их гостеприимно принимали, через них узнавали о жизни японского народа, часто отправляли в Иркутск, затем в Петербург, с их помощью изучали японский язык. Те японцы, которые возвращались на родину, как правило, сообщали объективные сведения о России, о стремлении народа и правительства к установлению торговых связей и добрососедских отношений. Однако эти сведения были доступны лишь узкому кругу лиц из окружения сёгуна. Прибывших из России японцев содержали в строгой изоляции. Записи их рассказов были погребены в секретных архивах.

С конца 30-х годов XVIII в. эпизодические контакты между русскими и японцами осуществлялись во время русских экспедиций к берегам Японии и на Тихий океан.

В 1695 г. небольшое японское торговое судно, направлявшееся из Осака в Эдо (теперь Токио), попало в шторм. После шестимесячных блужданий в океане судно разбилось у побережья Камчатки. Из всей команды спастись сумел лишь один приказчик Дэнбэй (Недавно стало известно, что первый японец посетил Россию за 100 лет до Дэнбэя - в 1600 г. Его подлинное имя установить не удалось. Известно только, что он родился в конце XVI в. в небольшой колонии японцев в Маниле, на Филиппинах; в юности он принял католичество и христианское имя Николай. В 1599 г. вместе со своим духовным наставником Николаем де Мело отправился в Рим. В Европу они добирались через Индию, Персию и Россию. В Россию Николай попал в составе персидского посольства, оказался замешанным в делах Лжедмитрия и был отправлен в ссылку на Соловецкие острова, а затем в Борисоглебский монастырь под Ростовом. В 1611 г. был казнен в Нижнем Новгороде.

В России Николай появился как "индусский принц". Русские не подозревали, что имеют дело с японцем, и сам он не раскрыл своей тайны. К сожалению, пребывание этого первого японца в России никак не обогатило представлений русских о Японии (см. [297а]).). В 1699 г. в сопровождении казачьего пятидесятника Владимира Атласова Дэнбэй был отправлен в Якутск, а затем и в Москву (см. [244, с. 12-14]).

В начале 1702 г. в Сибирском приказе со слов Дэнбэя была составлена запись, подписанная им самим. В ней содержались данные о географическом положении Японии, золотых и серебряных рудниках, системах управления и вооружения, религии, занятиях населения и пр. Так как Дэнбэй был малограмотен и плохо знал русский язык, он мог сообщить лишь приблизительно достоверные сведения о своей стране. Но тем не менее это были первые сведения о Японии, полученные от ее жителя.

Перенесение столицы в Петербург при Петре I, как известно, превратило Россию в морскую державу. Русское правительство и сам Петр I стали проявлять интерес не только к Балтийскому и северным морям, но и Восточному (как называли тогда Тихий океан) океану.

В январе 1702 г. Петр I лично беседовал с Дэнбэем и распорядился содержать его за счет казны, не принуждать к принятию православия и отправить на родину после того, как тот изучит русский язык, и в свою очередь, обучит трех-четырех русских "робят японской грамоте" (см. [244, с. 16-24]). При Посольском приказе открылась школа для изучения иностранных языков. В 1705 г., когда при Петербургской мореходной математической школе была открыта школа японского языка, преподавателем был назначен Дэнбэй. Петр I интересовался успехами Дэнбэя. Так, известно, что в октябре 1705 г. он приказал генерал-майору Я. В. Брюсу выяснить, выучился ли он русскому языку, и "своему языку и грамоте робят сколько человек выучил, и ныне учит ли?" (цит. по [210, с. 41]). В 1710 г. Дэнбэй был крещен и при крещении получил имя Гавриил. Он не мог быть отправлен в Японию, ибо путь в Японию в то время не был известен. Помощником Дэнбэя в школе с 1711 г. стал японец Санима, попавший в плен к камчадалам после кораблекрушения и освобожденный из плена казачьим атаманом Чириковым. Санима женился на русской девушке. Его сын Андрей Богданов работал в библиотеке Академии наук, затем стал преподавателем японского языка.

В тот же, 1702 г. по поручению Петра I Якутской воеводской канцелярии было предписано послать в Камчадальский острог сотню "искусных в военном деле" людей во главе с приказчиком, разведать путь в Японию, выяснить состояние японского вооружения, узнать о японских товарах, возможном спросе в Японии на русские товары, а также попытаться установить русско-японские торговые связи. Намечалась также отправка на Камчатку высокопоставленного чиновника-спальника (см. [60, кн. 1, с. 417-419]).

Якутский воевода Д. А. Траурнихт, посылая в сентябре 1710 г. на Камчатку казачьего десятника Василия Савостьянова, наказывал ему руководствоваться указаниями Петра I, в частности "о проведываньи Японского государства и об учинении с ним торгов". В. Савостьянову предписывалось обследовать остров "против Камчадальского Носа", о котором сообщал приказчик В. Колесов в 1706 г., принять жителей в русское подданство и "той земле учинить особой чертеж" [60, с. 420-423].

Надо сказать, что поездки русских землепроходцев к Курилам, Сахалину и другим северо-западным территориям Тихого океана, о которых говорилось выше, обычно сопровождались указаниями о "проведываньи" пути в Японию. Правительство неоднократно напоминало якутским властям о необходимости сбора сведений о Японии.

В 1712 г. Сибирский приказ велел якутскому воеводе разузнать, "какими путями в сию землю (в Японию. - Л. К. ) проезд. Какое там в употреблении оружие, могут ли жители оной иметь дружбу и торговлю с русскими, подобно китайцам, и что им годно из Сибири" (цит. по [275, с. 29]). Во исполнение этого указания в апреле 1713 г. Ивану Козыревскому был предоставлен отряд из 55 служилых людей и 11 местных жителей с поручением "проведать от Камчадальского Носу за переливами морские острова и Апонское государство" [60, кн. 1, с. 542, 543].

Русские экспедиции, посланные для установления связей с Японией, для обследования и освоения Курильских островов и других земель в северо-западной части Тихого океана в 20-40-х годах XVIII в., усиливали заинтересованность русских помещиков, русского правительства, а также промысловых людей в установлении торговых отношений с этой страной. В 1716 г. два торговых дома в Петербурге просили сенат разрешить торговлю с Японией и Ост-Индией северо-восточным путем - через сибирские реки и Амур.

Получив это прошение, генерал-фельдцейхмейстер русской армии Я. В. Брюс запросил у сибирского губернатора князя М. П. Гагарина сведения о судоходстве по Амуру и морском пути в Японию, а также информацию о положении дел в японском государстве, японских вооруженных силах и т. п. (см. [240, с. 9, 14]).

По представлению Я. В. Брюса сенат в 1716 г. предписал организовать первую правительственную экспедицию - Большой камчатский наряд. Возглавил экспедицию полковник Я. А. Ельчин (см. [206, с. 111 - 112]). Князь М. П. Гагарин предложил Я. А. Ельчину обследовать острова к югу от Камчатки (Шантарские, Курильские и др.) и "прилагать старания" к установлению торговых отношений с Японией. Однако экспедиция не достигла берегов Японии.

Некоторые сведения о Японии царское правительство получало из дипломатических и коммерческих кругов. Так, известно, что 25 апреля 1722 г. русский торговый агент в Китае Николай Христиани (Крисниц) сообщал в коммерц-коллегию, что в Японии изданы указы, запрещающие торговать с европейцами, кроме голландцев, которым разрешено приезжать в Нагасаки. Н. Христиани сообщал также ряд полезных сведений о географическом положении Японии, расстоянии от ее северных границ до России и т. п. (см. [60, кн. 2, с. 374, 383-384]).

Сведения русских о Японии продолжали дополняться и уточняться рассказами потерпевших кораблекрушение японцев. Так, в 1719 г. Петр I принимал и длительно беседовал с Санима (о нем говорилось выше). Японцы Сози (Кузьма Шульц) и Гонза (Демьян Поморцев), потерпевшие в 1729 г. кораблекрушение у берегов Камчатки, в 1734 г. были доставлены в Петербург и приняты императрицей Анной Иоанновной. Для изучения русского языка их направили в Академию наук.

В 1736 г. при Академии наук была создана школа японского языка, где К. Шульц и Д. Поморцев обучали языку солдатских детей. После смерти К. Шульца (в 1736 г.) и Д. Поморцева (в 1739 г.) преподавать японский язык в школе стал помощник библиотекаря Академии наук Андрей Богданов (о нем также говорилось выше). Еще при жизни Д. Поморцева А. Богданов вместе с ним составил первое в России учебное пособие по японскому языку (см. [240, с. 15; 282, с. 25-26]). В 1753 г. школа японского языка была переведена в Иркутск и стала считаться отделением Навигационной школы. Ее преподавательский состав пополнялся за счет спасшихся от кораблекрушения японцев. В 1761 г. в школе преподавали уже семь японских учителей и обучалось 15 слушателей. Японские учителя - бывшие рыбаки или матросы, как правило, не знали иероглифику и грамматику, поэтому не могли составить сколько-нибудь удовлетворительные учебные пособия. В результате выпускники школы языком владели слабо (В июне 1816 г. школа японского языка по предложению иркутского губернатора была закрыта.). Все же они содействовали установлению контактов с японцами во время экспедиций на Курильские острова и о-в Хоккайдо (Эдзо).

2 мая 1732 г. сенат издал указ об организации второй Камчатской экспедиции, на которую возлагалась задача открытия земель между Америкой и Камчаткой, а также между мысом Лопатка и Японией, описание побережья Северо-Восточной Азии от устья р. Уда до устья Амура. Сенат предписывал мирными средствами добиваться установления торговых отношений с Японией; запрещалось прибегать к насилию в отношении японцев (см. [63, т. 8, с. 773-775]).

"Правила, данные капитану-командору Берингу относительно плавания в Восточном океане", утвержденные императрицей Анной Иоанновной, предлагали содействовать возвращению на родину японцев, потерпевших кораблекрушение в море или у русских берегов, этим "давая знак дружбы соседства... всякое вспоможение чинить дружески и потом отсылать спасенных людей или и суда их, буде лично, при своих судах, к японским же берегам и отдавать или людей на берег спускать, как выше означено, дабы своею дружбою перемогать их застарелую - азиатскую нелюдимость..." Во время пребывания в японских водах рекомендовалось соблюдать осторожность во избежание нападения, не захватывать японские суда и не наносить обид жителям побережья Японии, ибо "невозможно будет сыскать дружбы на земле, ежели в море хотя малое озлобление показать" [63, т. 8, с. 1008-1009]. Эти же пункты были включены и в инструкцию адмиралтейств-коллегии капитану Мартину Петровичу Шпанбергу - начальнику экспедиции на Курильские острова и в Японию. Экспедиция М. П. Шпанберга, о которой говорилось выше, 16 июня 1739 г. впервые достигла северо-восточного побережья о-ва Хонсю. 18 июня русские бросили якоря на 38° 52' с. ш. Японцы на двух лодках подошли к судам и знаками пригласили русских на берег. Однако, опасаясь нападения скопившихся па берегу вооруженных людей, М. П. Шпанберг поднял якоря и продолжил путь на юг. 22 июня суда остановились в бухте Тасирохама, у деревни Исомура (уезд Одзика, провинция Рикудзэн) (см. [270, с. 50-51]).

Произошел обмен: русские угостили рыбака Кисабээ хлебом и передали ему игральные карты, а тот, в свою очередь, угостил моряков табаком. Староста деревни Дзэнбээ посетил судно "Архангел Михаил", где ему было разрешено "все осмотреть". Затем японцы доставили на корабль рыбу, рис, листовой табак, редьку, соленые огурцы, сакэ (рисовая водка) и другие товары. М. П. Шпанберг передал японцам сухари, вино, табак, одежду и русские монеты. Обмен велся с большой охотой обеими сторонами. Но объясниться не удалось; взятые на Курилах в качестве переводчиков трое айну (коренные жители Курил) японского языка не знали (см. [250, т. 2, ч.2, с. 18-19]).

Вскоре корабль М. П. Шпанберга посетил прибывший из Сэндая (административный центр княжества Датэ) чиновник Тиба Канситиро в сопровождении трех местных чиновников. Начальник экспедиции разрешил японцам все записать, "угостил их", подарил меха и монеты, показал на карте Россию и другие страны, а японцы на карте показали ему Сонгарский пролив (пролив Цугару) и Японию. Без переводчика М. П. Шпанберг не смог объяснить цели прибытия русских к берегам Японии, но понял, что чиновники настаивают на уходе кораблей. Вокруг русских судов собралось 79 сторожевых лодок. Опасаясь нападения, М. П. Шпанберг приказал поднять паруса и взять курс на север. Через день экспедиция посетила восточное побережье о-ва Хоккайдо (Эдзо), однако никого из жителей не обнаружила. Затем участники экспедиции начали описание южной части Курильских островов. Приняв подарки, местные жители айну заявили, что никому не подчиняются (см. [282, с. 28-29]).

Лейтенант В. Вальтон на корабле "Св. Гавриил", отставшем от корабля М. П. Шпанберга, посетил о-в Хонсю. Русские моряки высадились у большой деревни Амацумура (уезд Нагаса, провинция Ава), зашли в два дома рыбаков, которые помогли им набрать пресной воды, угостили рисом, редькой, сакэ, подарили табак и трубки. За это штурман Казимиров дал японцам бусы и серебряные монеты. Но, опасаясь наказания за связь с чужеземцами, рыбаки отдали подарки старосте деревни и его помощнику, которые отправили русские монеты вместе с донесением чиновнику Хара Сингоро.

Японский чиновник посетил каюту В. Вальтона, и тот принял его с почетом. Чиновник привез подарки, держался дружелюбно. Но, не зная языка, В. Вальтон, как и М. П. Шпанберг, не мог объяснить целей своего прибытия. Корабль "Св. Гавриил" подошел к гавани Симода, но японцы воспрепятствовали его заходу в бухту (см. [282, с. 29-30]).

С большой наблюдательностью русские моряки в своих журналах и отчетах подробно описали японские селения, встречи с местными жителями, их внешность, суда, товары и т. п. (см. [270, с. 53-55]). Огромное значение экспедиции 1739 г. заключается в том, что русские мореплаватели открыли северный путь в Японию; была выполнена и большая картографическая работа - описано северо-восточное побережье о-ва Хонсю и проложен по карте путь в Японию.

Однако в сведениях М. П. Шпанберга и В. Вальтона были определенные противоречия. К тому же отсутствие переводчиков помешало им объяснить японским чиновникам заинтересованность русского правительства в установлении торговых и других отношений с Японией.

В соответствии с инструкциями, русские суда удалялись, как только замечалось скопление вооруженных людей на берегу и сторожевых лодок около судов. Вывод был сделан один - японские власти не хотят допустить высадки чужестранной команды на берег и добиваются ухода их кораблей.

В 1725-1730 гг. и 1732-1743 гг. были организованы две экспедиции Беринга, давшие обильный материал по исследованию берегов Северной Азии, Камчатки и Сибири. Они сыграли важную роль в освоении русскими Курильских островов, Сахалина и Северной Америки. Экспедиции собрали богатейшие сведения и коллекции по зоологии, ботанике, географии, минералогии, этнографии, истории, лингвистике. В них приняли участие русские и иностранные географы, естествоиспытатели, историки: С. П. Крашенинников, И. Г. Гмелин, С. И. Челюскин, Ф. И. Миллер и др. Русские мореплаватели Дмитрий и Харитон Лаптевы, С. Г. Малыгин, Л. И. Чириков, участвовавшие в экспедициях, сделали много географических открытий. Не случайно ряд географических наименований связан с именами участников этих экспедиций: Берингов пролив, мыс Челюскина, море Лаптевых и др.

Третья Камчатская экспедиция М. П. Шпанберга в 1744 г. имела в своем составе переводчиков, знавших японский язык, но не смогла достичь берегов Японии; экспедиция произвела обследование северо-восточного побережья Сахалина и материка почти до устья Амура.

Между 1768 и 1774 гг. были совершены так называемые академические экспедиции, в которых приняли участие П. С. Паллас, И. Г. Гмелин, И. И. Лепехин, Н. Я. Озерецковский, Н. П. Соколов и др.

Собранные экспедициями материалы не потеряли значения и до нашего времени. Морские промышленные экспедиции П. К. Криницына, М. Д. Левашова, Г. И. Шелехова и др. имели важное значение для изучения России и омывающих ее морей и океанов. Многочисленные исследования в области географии России дали возможность Академии наук еще в 1745 г. издать "Атлас Российский", составленный из 19 больших карт. Выход в свет этого атласа был событием мирового значения: к середине XVIII в. лишь одна Франция имела атлас, подобный русскому. В Японии такого атласа не было.

Вся эта огромная работа, проделанная правительством России в XVI-XVIII вв. по организации экспедиций, свидетельствовала о большом интересе России к Востоку. Но в центре внимания русского правительства в области внешней политики в XVII - начале XVIII в. оставались две основные проблемы - польская и турецкая; шведская проблема была разрешена при Петре I. Вместе с тем вопрос "европейского баланса" и стремление играть решающую роль в делах Европы и за ее пределами (отсюда и интерес к Дальнему Востоку), а также поддерживать международный престиж, приобретенный Россией при Петре I, определяли ряд других внешнеполитических мероприятий российского правительства при Анне Иоанновне и Елизавете. В середине 20-х годов XVIII в. Западная Европа разделилась на две враждовавшие группы: Франция, Англия и Пруссия в 1726 г. заключили договор, направленный против Австрии и Испании. Господство России над Прибалтикой, движение на восток вызывали беспокойство Англии, стремившейся господствовать как в Европе, так и за ее пределами. В этой сложной международной обстановке России ничего не оставалось, как примкнуть к союзу с Австрией, которая к тому же являлась ее естественным союзником в борьбе против Турции. Оборонительный союз с Австрией был заключен в 1726 г. Впоследствии правительству Анны Иоанновны удалось заключить "вечный мир" с шахом Надиром, направленный против турецкого султана. В 1735 г. началась тяжелая война в союзе с Австрией против Турции и Крыма.

В середине 40-х годов XVIII в. Россия приняла участие в войне против Франции и Пруссии на стороне Австрии и Англии. В 1750 г. Англия даже присоединилась к австро-русскому союзу в борьбе против Пруссии. Резкое изменение международной ситуации в Западной Европе - война между Англией и Францией - побудило Англию заключить союз с Пруссией. Русское правительство ввиду опасности, которую представляло для России чрезмерное усиление Пруссии, примкнуло к австро-французскому оборонительному союзу. Намечался раздел Пруссии, в результате которого должны были получить разрешение насущные вопросы внешней политики России - турецкий и польский. Несмотря на смену лиц на престоле, правительство России вело довольно решительную и определенную политику. Лишь неожиданная смерть Елизаветы в 1762 г. спасла Пруссию от разгрома, а приход к власти Петра III ненадолго повернул политику России в сторону сближения с Пруссией.

Сказанное выше свидетельствует о том, что основное внимание России было приковано к Европе и частично к Средней Азии (Турции и Персии). Однако и преемники Петра I сохранили интерес к странам Восточной и Южной Азии, к освоению дальневосточных окраин.

Успехам России на международной арене, укреплению ее позиций способствовало наличие в составе правительства выдающихся дипломатов, каким, напрмер, был А. И. Остерман, начавший свою карьеру еще при Петре I.

Екатерина II с первых же шагов приняла большое и активное участие во внешней политике своего государства. Она выставляла себя поборницей национальной политики, и это придавало всем ее действиям большую силу. Во главе ведомства иностранных дел в течение почти 20 лет фактически находился один из наиболее образованных и умных государственных людей того времени - Н. И. Панин. Екатерина II писала, что он "самый искусный, самый смышленый, самый ревностный человек при... дворе" [212, с. 285]. Н. И. Панина сменил "полномочный для всех негоциаций" князь А. А. Безбородко, даровитый и работоспособный, исполнительный чиновник. Поскольку Екатерина II сама занималась международными делами, он, в сущности, являлся только прекрасным исполнителем воли императрицы. Непосредственное участие во внешнеполитических делах принимал Г. А. Потемкин. В последней трети XVIII в. Россия в основном разрешила внешнеполитические задачи, унаследованные ею от XVII в.: были закреплены достижения Петра I в Прибалтике, воссоединена большая часть земель, населенных родственными русскому народу белорусами и украинцами. Россия также укрепила свои позиции на Черном море, завоевала определяющий голос в решении общеевропейских проблем. Важные мероприятия были осуществлены и на Тихом океане. Владениями России стали земли Северной Америки, Курильские, Алеутские и другие тихоокеанские острова, начато их освоение. Возросшее международное значение России сказалось и в том, что постепенно за ее правителями стал признаваться императорский титул. В то время как Западная Европа раздиралась противоречиями и между западноевропейскими государствами шла непрерывная борьба, "единая, - по выражению Энгельса, - однородная, молодая, быстро растущая Россия, почти неуязвимая и совершенно недоступная завоеванию" [6, с. 21], сумела занять выдающееся положение среди прочих европейских держав.

Что касается Японии, то первое появление русских судов у ее берегов было зафиксировано в японских хрониках и осталось в памяти японского населения. Голландцы в Нагасаки, ознакомившись с монетами и другими предметами, подаренными русскими во время второй Камчатской экспедиции, установили национальную принадлежность судов (см. [336, с. 56-62; 270, с. 52-55]). Боясь потерять свою монополию на торговлю с Японией, они старались убедить японское правительство в том, что Россия угрожает безопасности японских владений.

13 июля 1739 г. сегунское правительство издало новую, более жесткую инструкцую об охране морского побережья Японии, которая предписывала насильственно удалять иностранные суда из японских гаваней. Инструкция отражала ужесточение правительственного курса на самоизоляцию страны, который являлся основной помехой в установлении связей между Японией и Россией. Между тем условия экономического развития обеих стран создавали определенную возможность и необходимость взаимовыгодного обмена.