Эволюция американских представлений о Японии (М. Г. Носов) [1991 -

Отношение США к другому государству определяется главным образом политической, экономической и военной оценкой партнера, преломленной через призму собственных интересов. Немалую роль, однако, играют и стереотипы, утвердившиеся в национальной психологии, представления о стране и ее народе. Получившие в этнопсихологии название "перцепции", эти представления могут быть субъективными, основанными на том, что А. Блок метко назвал впечатлениями, "нахрюканными обывателю в семье и школе"^*, или объективными, опирающимися на серьезные исследования страны.

^* (Блок. А. Интеллигенция и революция. - СОбрание сочинений. Т. 6. М., 1962, с. 17.)

Как правильно подметил американский политолог Р. Гартхоф, "перцепции являются одним из элементов в сложном взаимодействии различных факторов, и в большинстве случаев, если не всегда, международные проблемы находятся под их влиянием"^*. С данной точки зрения исследование эволюции американских представлений о Японии имеет большое значение как для понимания истоков формирования политики США в отношении этой страны, так и для попыток ее прогнозирования.

^* (Garthoff R. L. Detente and Confrontation. American - Soviet Relations from Nixon to Reagan. Wash., 1985, c. 18.)

Фундамент нынешнего восприятия Японии и японцев в США был заложен еще в тот период, когда расширение японской иммиграции в США в начале века стимулировало рост расизма, а развитие японского военного потенциала порождало страх перед экспансией Японии в Тихом океане. В дальнейшем рост соперничества двух стран на Тихом океане привел к росту антияпонских настроений в Соединенных Штатах.

После нападения Японии на Пёрл-Харбор антияпонская пропаганда достигла своего апогея.

Быстрому превращению этнического стереотипа в предубеждение способствовало отсутствие сколько-нибудь серьезных знаний о японской культуре, истории, нравах и обычаях. Американские ценности возводились в абсолют, японские рассматривались только как отрицательная величина. Христианство противопоставлялось "варварству", демократия - тоталитаризму, либерализм - деспотизму и т. д. При этом многие негативные черты, характерные для американского общества, автоматически переносились на японцев. В рамках психологии культурного высокомерия американцы, считая себя носителями морали и справедливости, даже не предполагали наличия подобных качеств у японцев. Как писал видный американский историк Габриель Альмонд, "американцам весьма трудно принять концепцию культурных и национальных различий. Тем или иным образом культурные ценности должны быть конвертируемы в американскую валюту, для того чтобы в соревновании национальных культур Соединенные Штаты могли быть признаны "лучшей культурой года""^*.

Культурный шовинизм вел к формированию ненависти к нации, а не к политике правительства. Характерно, что даже в годы второй мировой войны в американском общественном мнении существовали серьезные различия в подходе к Японии и Германии. В Германии, с которой у США существовала определенная культурная общность, было "плохое правительство", но в целом "неплохой народ", в Японии "весь народ был агрессивен и милитаристски настроен".

В одной из наиболее популярных книг о войне на Тихом океане, "Спуск в долину", Дж. Херси писал о чувствах американских солдат: "Лучше бы мы дрались с немцами. Они такие же люди, как и мы. Сражение с ними это как соревнование - ты противопоставляешь силу против силы. Немцев завели не туда, но по крайней мере у них человеческие реакции. Япошки же животные. Сражаясь с ними, ты должен иметь абсолютно другой набор реакций. Ты должен приспособляться к их упорству и цепкости. В джунглях они чувствуют себя так, словно родились там, и, так же как некоторых животных, ты никогда не увидишь их, пока не убьешь"^*.

Созданные стереотипы, и позитивные и негативные, могут повлиять на восприятие страны, однако дать объективную и реальную картину происходящего они не могут из-за своей одномерности, привязанности к конкретным людям или событиям. В то же время, если попытаться осмыслить те негативные стереотипы, которые столь долго определяли отношение американцев к японцам на уровне массового восприятия, то можно сказать, что, появившись как реакция на соперничество между США и Японией, в дальнейшем они, так или иначе воздействуя на представления правящих кругов США, способствовали усугублению вражды между странами.

Первые этнопсихологические исследования в США были проведены в марте 1942 г. в лагере для интернированных американцев японского происхождения. Одной из целей исследований явился "сбор общих данных, которые могут оказаться ценными для администрации на оккупированных территориях"^*. В дальнейшем указанная проблема изучалась в рамках организованного в 1944 г. "Проекта по изучению Японии" под руководством Отдела анализа морального состояния противника и военной разведки. Работа велась на основе допросов японских военнопленных, анализа литературы, радиоперехватов и т. д. Интереснейшим итогом этой работы стала книга американского антрополога Руфь Бенедикт "Хризантема и меч"^**, до сих пор рассматривающаяся в США как своего рода энциклопедия японского характера.

^* (Lyons М. The Uneasy Partnership. Social Science and the Federal Government in XX Centry. N.Y., 1969, с. 109.)

Отдавая дань "культурному шовинизму", Бенедикт отмечала: "Японцы были наиболее враждебной нацией, с которой Соединенные штаты когда-либо воевали... Мы сражались с нацией, вооруженной до зубов и подготовленной, с нацией, не принадлежащей к западной культуре. Традиционные правила войны, которые для стран Запада в порядке вещей и признаются как часть человеческой природы, очевидно, не существуют для японцев"^*. Однако, пожалуй, впервые в американской научной литературе была предпринята попытка дать более многостороннюю оценку черт японского национального характера. Бенедикт описывала японцев как нацию людей "агрессивных и неагрессивных, одновременно милитаристски настроенных и эстетов, наглых и вежливых, негибких и хорошо приспособленных, покорных и злопамятных, преданных и готовых к предательству, смелых и трусливых, консервативных и воспринимающих новое"^**.

Подобный анализ показал, что японцы могут, оказывается, иметь положительные качества. Но, не давая ответа на вопрос, почему столь противоречивые черты сочетаются в одном народе, он способствовал восприятию Японии как чего-то загадочного и странного. Вместе с тем с известной степенью упрощения можно сказать, что в послевоенный период на фоне новой смены психологической установки, т. е. возвращения к восприятию Японии как страны дружественной, что было характерно для американской перцепции XIX в., когда эта страна рассматривалась в качестве примерного ученика американской цивилизации, появилась возможность выбора позитивных качеств для характеристики японцев.

Рост цен в Японии тяжелым бременем ложится на плечи малообеспеченной части населения - престарелых и инвалидов. Поэтому пенсионеры приняли активное участие в сборе подписей против 3%-ного косвенного налога на товары и услуги

В годы оккупации Японии (1945-1952) американцы достаточно кардинально изменили свои представления об этой стране. Как справедливо отметил видный американский социолог Э. Сейднстикер, после второй мировой войны "американское восприятие Японии колебалось между почти безоговорочной любовью и столь же безоговорочной антипатией"^*. Общественное мнение быстро переориентировалось в сторону позитивного восприятия Японии и всего японского.

^* (Dunn F. S. Peace-Making and the Settlement with Japan. Princeton, 1963, c. 203.)

Такой поворот можно объяснить несколькими причинами. Прежде всего Япония перестала восприниматься в качестве врага и, что еще более важно, в качестве конкурента. Определенную роль сыграла и готовность японцев к сотрудничеству с оккупационными войсками. Американцы психологически воспринимали этот период как своего рода возврат к патерналистским отношениям между японским учеником и американским учителем, существовавшим во второй половине XIX в. Фактически передоверив управление Японией командующему оккупационными войсками генералу Д. Макартуру, администрация США не слишком вникала в то, что там происходило. Поэтому, поставив перед собой задачу "искоренения зла", генерал пошел в реформах японского общества дальше того, чего ожидали от него в Вашингтоне. Макартур всегда рассматривал свою деятельность в Японии как христианскую миссию. "Если историк будущего сочтет мою деятельность достойной хоть какого-либо упоминания, мне хотелось бы, чтобы меня упомянули не как командующего, участвовавшего в битвах и кампаниях, победных для американского оружия, а как человека, для которого, после того как умолкли пушки, стало священным долгом принести поверженному врагу утешение, надежду и веру в христианскую мораль"^*.

Психологической основой реформы оккупационной администрации был опять же "культурный и политический шовинизм", т. е. сумма представлений о Японии как о средоточии всего плохого и идеализация американской демократии. По остроумному замечанию Э. Рейшауэра, "революционные реформы было легче и интересней проводить в чужой стране"^*. В Вашингтоне вызвали нарекания проведение Макартуром земельной реформы, предпринятый им роспуск концернов и даже подготовка конституции, в которую была включена статья, декларировавшая "отказ от войны как средства разрешения конфликтов".

Китайская революция 1949 г. существенно изменила и американскую политику в отношении Японии, и восприятие американцами последней. Китай был потерян, и теперь Япония рассматривалась в качестве главного союзника США на Дальнем Востоке, как часть западной системы, противостоящей социализму. Зимой 1949 г. Джон Ф. Даллес заявил: "Если японская промышленная мощь и техническое мастерство попадут в руки коммунистов, это приведет к изменению силового баланса в мире"^*.

До сегодняшнего дня в основе американского подхода к Японии лежит осознание ее в качестве союзника США. Именно это и явилось причиной длительного процесса пересмотра американского восприятия Японии и японцев, который в целом носил характер позитивного поворота, однако не был лишен рецидивов возвращения к негативным оценкам прошлого.

Отношение к японцам менялось и в результате появления у части либерально настроенной американской интеллигенции комплекса вины за атомную бомбардировку Японии. Уже цитировавшийся выше Джон Херси опубликовал в августе 1946 г. в журнале "Нью-Йоркер" репортаж "Хиросима", вызвавший широкое сочувствие к жертвам бомбардировки. Подобный переход от воспевания ненависти к японцам к раскаянию за содеянное в Хиросиме был характерен для многих американцев.

В США появился ряд аналогичных публикаций, стимулировавших национальную кампанию помощи жертвам атомных бомбардировок. В частности, видный американский публицист Норман Казинс в начале 50-х годов возглавил кампанию по сбору средств для лечения в США 25 японских девушек - жертв атомной бомбардировки. Их приезд, лечение и дальнейшая судьба после возвращения на родину были объектом пристального внимания средств массовой информации США, что не могло не способствовать улучшению американских представлений о японцах и было основано в первую очередь на пробуждении сострадания к конкретным жертвам, которые, по определению Ш. Джонсон, стали "частью американской семьи"^*.

^* (Johnson Sh. K. American Attitudes Toward Japan. 1941-1975. Stanford (California), 1975, c. 42.)

В эволюции отношения к Японии наблюдались и крайности. Процесс частичного перехода от "культурного шовинизма" к поверхностному восприятию японской культуры привел к преувеличенному восхищению ее экзотическими чертами, которые еще так недавно воспринимались как "варварские и безнадежно отсталые". Дж. Эммерсон писал, что после войны "американцы неожиданно увидели в японцах дружественных, привлекательных и гостеприимных людей. Представления о Японии трансформировались в романтическую комбинацию цветов, храмов, красавиц в кимоно, дзэн-буддизма и грациозности"^*.

^* (Emmerson J. Arms, Yen and Power. The Japanese Dilemma. N. Y., 1971, c. 377.)

Позитивный характер отношения к японцам определялся и тем местом, которое отводилось Японии в американской послевоенной стратегии. Начиная с 50-х годов Япония воспринималась с позиций традиционного превосходства и снисходительности. Не отказывая японцам в определенных успехах в демократизации и восстановлении экономики, в США, однако, считали, что это произошло в результате их помощи. Отношения с Японией рассматривались с точки зрения ее неизбежной подчиненности американским интересам, поскольку существовала непоколебимая уверенность в том, что это подчинение служит интересам Японии. Любой выход последней за рамки стереотипа поведения, определенного американцами, воспринимался как неблагодарность, а возможность иметь собственные национальные интересы полностью игнорировалась. Между двумя странами, писал Дональд Хеллман, установились особые эмоциональные отношения, которые "имеют патерналистский оттенок. США, как отец, узнающий себя в удачливом сыне, до последнего десятилетия (т. е. до 80-х годов. - М. Н.) считали, что союз основан на принципах, стоящих выше узкоэгоистических расчетов"^*. Хотя формально период оккупации закончился, когда был подписан Сан-Францискский мирный договор с Японией (1951 г.), восприятие Японии в США еще долго определялось тем, что американские исследователи П. Клан и М. Гальперн образно назвали "чувством неизбежной гармонии"^**.

В начале 60-х годов реалии политического и экономического развития Японии заставили американцев задуматься о необходимости более равноправных отношений. Процесс перехода к восприятию Японии в качестве равного партнера не закончен и до сих пор, хотя бы из-за сохраняющейся асимметричности американо-японского военно-политического союза, однако необходимость понимания, а иногда и принятия во внимание национальных интересов Японии, пусть даже не всегда совпадающих с американскими, стала на повестку дня американо-японских отношений именно в 60-е годы.

Развитию данного процесса способствовало более широкое и глубокое узнавание Японии за счет как резко возросшего числа американцев, побывавших в этой стране, включая офицеров и солдат армии США, размещенной в Японии, так и серьезного изучения различных аспектов японской культуры, политики и экономики. Это не означает, что американский "культурный шовинизм" в отношении Японии абсолютно исчез, но наряду с традиционным взглядом, сосредоточенным на экзотике японской жизни, появился и новый, пытающийся непредвзято проанализировать процессы, происходящие в стране. Обосновывая необходимость всестороннего изучения особенностей национального характера японцев, американский психолог Дж. Молони писал, что "японцы не являются загадочными, непостижимыми или непредсказуемыми; если полностью осознать все те ограничения, которые были наложены на их индивидуальное и коллективное поведение вековыми традициями, то они окажутся абсолютно разумными, понятными и предсказуемыми"^*.

Вместе с тем неадекватность восприятия Японии политической элитой США сохранялась, и особенно четко это проявилось в период президентства Р. Никсона. Принятая администрацией "гуамская доктрина" в целом отражала переход от "биполярного" восприятия мира к многополярности, что в значительной степени снижало роль Японии в приоритетах американской политики. Она оставалась ключевой страной для дипломатии США, но лишь одной среди ряда других. "Шоки Никсона", т. е. решения о нормализации отношений с КНР и о введении дополнительной 10%-ной таможенной пошлины, принятые в 1971 г. без предварительных консультаций с Токио, нанесли тяжелейший удар по той системе политической психологии, сквозь призму которой японские политики воспринимали свои отношения с Вашингтоном. Покровительство сильного сюзерена и преданность вассала-самурая - таков характерный тип социальных отношений в Японии. Особым патерналистским отношением феодал оплачивает преданность самурая, обозначаемую в японской психологии термином "амаэ", что более или менее точно, хотя и описательно, можно перевести как "детское стремление к родительской любви"^*.

^* (Видный японский психолог Такэо Дои писал, что "поведение человека из мира "амаэ" подобно поведению ребенка, ищущего постоянной опоры и поддержки у родителей и в то же время полагающегося на их снисходительность и благожелательность". Дои Т. "Амаэ"-но кодзо (Структура "амаэ"). Токио, 1974, с. 3.)

Развитие послевоенных американо-японских отношений во многом способствовало убежденности японцев в том, что подобная система связей будет сохраняться всегда. Отказ никсоновской администрации от учета интересов Японии вел к слому психологической зависимости Японии от США, низводил отношения между двумя странами на уровень более равных, обычных отношений между союзниками, что вызвало в Японии настоящий шок. Поведение Японии в период "никсоновских шоков" являет собой классический пример изменения психологического климата в двусторонних отношениях. Внешне они остались прежними, и на уровне поведения, и на уровне официальных заявлений. Однако начался очевидный процесс переосмысления таких ключевых вопросов, как место Японии в современном мире, безопасность страны. Никсону действительно удалось подорвать психологическую зависимость Японии от США и поставить Токио перед необходимостью принимать самостоятельные решения. По его собственному выражению, "шоки подвигнули Японию к действиям"^*, показали ей, что она должна опираться прежде всего на свои силы.

"Шоки Никсона" хорошо продемонстрировали уязвимость отношений с Японией, недостаточный учет лидерами США реалий ее политической культуры. Как признавал Г. Киссинджер, "когда я впервые появился в Белом доме, не было ни одной крупной страны, которую я знал бы меньше, чем Японию"^*. И не случайно в 1974 г. З. Бжезинский, оценивая внешнеполитическую деятельность никсоновской администрации, дал американо-японским отношециям наиболее низкий балл, назвав их "постоянно ухудшающимися и бессмысленно осложняемыми личностными соображениями"^**.

Период правления рейгановской администрации не внес особо серьезных изменений в восприятие Японии американской правящей элитой: Япония традиционно рассматривалась в качестве одного из важнейших союзников США.

На восприятие Японии рейгановской администрацией серьезное воздействие оказал тот факт, что в середине 80-х годов японское правительство во главе с премьер-министром Я. Накасонэ приступило к проведению так называемой политики интернационализации. По сути, она сводилась к поддержке американских внешнеполитических позиций, что вполне вписывалось в рейгановскую концепцию единого западного мира во главе с США. Имидж Японии как надежного и важного союзника укрепился и в контексте активизации политики США в азиатско-тихоокеанском регионе (АТР). После того как в 1982 г. госсекретарем США стал Дж. Шульц, борьба между сторонниками китайского и японского приоритетов в политике в АТР закончилась в пользу последнего.

Участники манифестации инвалидов в Токио, потребовавшие сократить военные расходы и направить высвободившиеся средства на помощь неимущим слоям населения

Одним из средств улучшения взаимного образа явилось придание отношениям между Рейганом и Накасонэ подчеркнуто личностного и дружественного характера. Средства массовой информации обеих стран приложили немало усилий, чтобы характер отношений между "Роном и Ясу" был перенесен на межгосударственные контакты. Однако этот фактор больше повлиял на восприятие США в Японии, для которой "президентский" стиль Накасонэ был чем-то новым и необычным, что в глазах японцев делало связи между странами более равноправными. Американцы, для которых неформальность общения в общем-то норма, не воспринимали эти отношения как символ серьезных изменений в системе японо-американского партнерства.

Однако нарастание противоречий, в первую очередь в сфере экономических связей, вновь формирует стереотипы взаимной враждебности. Возможность доминирования или исчезновения негативных образов в американо-японских отношениях зависит от их эволюции.

До недавнего времени Японию вполне устраивало ее неравноправное положение, тем более что согласно японскому традиционному политическому мышлению равноправные отношения являются трудноуправляемыми. В конце 80-х годов стало очевидным, что стремление Японии к повышению своего международного статуса требует создания собственной концепции развития и отхода от системы неравенства в отношениях с США. В какой форме будет проходить поиск места Японии в системе международных связей, зависит от множества факторов.

В США до сих пор сохраняются черты традиционного превосходства над Японией, которую они приобщили к западной цивилизации, способствовали ее послевоенному экономическому возрождению, привили ей основы буржуазной демократии. Это порождает ожидание подчинения, обусловливая различия в подходах Вашингтона к действиям Японии и, скажем, стран Западной Европы. Так, Англия и Франция в отличие от США поддерживали нормальные дипломатические связи с КНР соответственно с 1950 и 1964 гг. Япония же смогла установить дипломатические отношения с КНР лишь в 1972 г. после визита Р. Никсона в Китай.

Подобное поведение Токио воспринимается в Вашингтоне как естественное, любой же шаг Японии в сторону самостоятельности вызывает раздражение. Попытка Японии в 1973 г. несколько отойти от американской линии в вопросе об отношениях с арабскими странами, от которых зависит японский нефтяной импорт, вызвала резкую отповедь госсекретаря Г. Киссинджера, который заявил, что "более четкая позиция Японии в пользу арабов спровоцирует евреев в Соединенных Штатах и создаст препятствия улучшению политических и экономических связей между Японией и США"^*.

В формировании восприятия Японии в США значительную роль играет сохраняющаяся несбалансированность связей. Речь идет об "асимметрии", когда Вашингтон выступает гарантом безопасности Японии, а она одерживает победу за победой в экономическом соревновании с Соединенными Штатами.

Нарастание взаимных претензий в сфере экономики, многие из которых проистекают уже не из конкретных конфликтных ситуаций, а из враждебного восприятия друг друга, ведет к закреплению "образа врага". В Японии резкой критике подвергаются решения администрации и конгресса, продиктованные не прецедентом или законом, а стремлением дискриминировать Японию. Так, например, в 1986 г. министерство торговли США отказало японской компании "Фудзицу" в праве покупки американской фирмы по производству полупроводников "Фэйрчайлд" на основании того, что сделка представляет угрозу для национальной безопасности. В Японии в связи с этим было отмечено, что подобный вопрос совершенно не поднимался тогда, когда фирмой владела французская акционерная компания. Настроения, характерные для многих американских конгрессменов, отразил республиканец сенатор Р. Пэквуд. Комментируя принятие сенатом очередного протекционистского билля, он сказал, что если для такого шага "есть основания и если мы собираемся кого-либо наказать, то, вероятно, Япония заслуживает этого более, чем кто-либо другой"^*.

^* (The United States and Japan in 1988; A Time of Transition. Wash., 1988, c. 81-82.)

Созданию негативных стереотипов как Японии в США, так и США в Японии способствуют различия в национальных типах поведения. Японский стиль общения, когда на прямые вопросы часто даются уклончивые ответы, а в переговорах избегают прямого отказа или немедленного согласия, американцы считают хитростью и тактикой затягивания переговоров. В свою очередь, американская прямота и напор рассматриваются в Японии как грубость и шантаж, что, естественно, значительно затрудняет поиск консенсуса в переговорах.

Уже давно существуют сферы борьбы между Японией и США, воспринимающиеся специалистами лишь как ритуал, фактически не имеющий почти никакого материального или политического содержания. Тем не менее различного рода мелкие конфликты в освещении средств массовой информации становятся источником нагнетания напряженности в отношениях между двумя странами, которая прежде всего проявляется на уровне восприятия. В течение многих лет, например, США с переменным успехом ставит перед Токио вопрос о расширении японской квоты на закупки американских цитрусовых. Этот вопрос из года в год служит темой обсуждения на страницах американской печати, возбуждая антияпонские чувства. В Японии соответственно пишут о стремлении США задушить японское сельское хозяйство. Однако, чтобы представить себе реальные масштабы конфликта, достаточно привести слова члена палаты представителей от Флориды А. Эйрлэнда, который в мае 1984 г. заявил, что "достигнутое после длительных и сложных переговоров увеличение квоты цитрусовых равно... однодневному сбору на одной из плантаций в моем изби-рательном округе"^*.

^* (United States - Japan Relations. Hearings before the Subcommittees on Asian and Pacific Affairs, Committee on Foreign Affairs. 98 th Congress, 2 nd Session, 1984, May - June, c. 231.)

Между японцами и американцами даже в вопросе о том, что стоит за понятием "восприятие", существуют серьезные различия, основанные на несходстве культур. Если в западной культуре восприятие есть отражение реальности, прошедшее сквозь призму собственных представлений о предмете, то в понимании японца - это скорее принятие явления или образа таким, каким его представляет другая сторона. К. Ванволфен, голландский журналист, проживший в Японии более четверти века, писал: "Множество раз отмечалось, что японцы не в восторге от идеи быть действительно понятыми, ибо в их представлении "взаимопонимание" предусматривает необходимость восприятия иностранцами той картины Японии, которая видится самими японцами"^*.

Немалое воздействие на американское восприятие Японии оказывает расизм, который в разные времена принимал различные формы, но всегда зримо или незримо присутствовал и присутствует в отношениях между двумя странами. США далеко ушли от откровенно расистских антияпонских законов начала века, однако, как признавал в своей книге "Кризис понимания" Дж. Паккард, "когда речь идет о японцах, такая американская прирожденная добродетель, как трудолюбие, превращается в "фанатизм", хорошие манеры - в "лицемерие", рациональность в экономике - в "нечестную торговлю", а сильные конкуренты становятся "экономическими животными" и "маленькими желтыми человечками""^*.

^* (Цит. по: Schlosstein S. Trade War, London and Weed. N. Y., 1984, c. 174.)

Не следует думать, что подобный расизм является исключительной прерогативой американцев. Как писал известный японский радиокомментатор К. Такэмура, "японцы просто не считают иностранцев людьми"^*.

Корни американского расизма в отношении Японии лежат прежде всего в традиционном подходе к "небелым", "неевропейцам" и "нехристианам". Однако в списке объектов американского расизма сегодня японцы занимают особое место, определяемое сложным комплексом факторов. Разумеется, американцы прекрасно осведомлены о японских экономических достижениях и сплошь и рядом предпочитают японские товары отечественным. Это создает своего рода комплекс неполноценности, компенсируемый возникновением таких расхожих оправданий, как подчеркивание различий культур, особых и загадочных свойств японского менталитета, что якобы и дает японцам преимущества в конкурентной борьбе. Спокойный анализ различий в функционировании экономик обеих стран зачастую подменяется мистическим страхом перед японцами, для которых "нет ничего невозможного". Культивирование антияпонских настроений стало частью американского политического процесса. Как писал журнал "Фар истерн экономик ревью", в США "кандидат не теряет голосов, если он поносит японцев, он, может быть, не одержит победы, прибегая к этой тактике, но, безусловно, не проиграет"^*.

Анализ сегодняшнего массового восприятия Японии в США позволяет говорить о его двойственности. С одной стороны, несомненно позитивное восприятие Японии американскими потребителями. Когда одна из японских компаний решила открыть свой филиал в США, ее контору засыпали вопросами о том, будет ли качество выпускаемой в США продукции столь же высоким, как у аналогичных товаров, произведенных в Японии. С другой стороны, сохраняется неуловимое ощущение ускользающего превосходства, которое весьма точно передал в 1978 г. Р. Рейган, когда еще в качестве губернатора Калифорнии он посетил Японию: "Вы покидаете эту страну с беспокойным чувством. Они (японцы. - М. Н.) имеют нечто такое, что имели и не ценили мы, и если это уже не потеряно, то угроза потери очевидна"^*.

Японию обвиняют в экономической экспансии, ведущей к дефициту бюджета и потере рабочих мест в США, в "закрытости" собственного рынка и во множестве других реальных и мнимых грехов. Трезвый экономический анализ как на бытовом, так и на профессиональном уровне зачастую подменяется эмоциями. В то же время, например, селективное поощрение японским государством экспортных отраслей на поверку оказывается обычный практикой, применяемой большинством развитых стран. Доклад Комиссии по международной торговле США о роли государства в экономике Японии, который был опубликован в 1983 г. и в котором говорилось, что развитию таких отраслей, как радиоэлектроника или автомобилестроение, в основном способствовали высокая производительность труда и благоприятная рыночная конъюнктура, а промышленная политика государства играла в этом небольшую роль^*, был отмечен лишь специалистами. На уровне же массового сознания образ готовящего экономический "Пёрл-Харбор" японского государства остается одним из наиболее популярных клише, идентифицирующих Японию.

^* (Игнатущенко С. К. Японо-американские торговые противоречия. - Япония 1984. Ежегодник. М., 1985, с. 198.)

Американское восприятие Японии в поиске ответа на вопрос о причинах торгового дефицита, давно уже ставшего ключевым в отношениях между двумя странами, подсказывало образы таких "чудовищ", как "Джапан инкорпорейтед" или министерство внешней торговли и промышленности Японии, неподвластных цивилизованным условиям конкуренции. Подобный подход практически освобождал от размышлений по поводу собственных экономических просчетов, а главное, объяснял неизбежность происходящего. Как писал американский экономист Сол Чайкин, "против американской промышленности правительство Японии ведет выверенную и координированную торговую войну, не имеющую аналогов в мировой истории"^*. Япония в целом однозначно воспринимается как экономический агрессор, сильный, дисциплинированный, подчиненный единой воле, стремящийся получать дивиденды за счет "честной, индивидуалистической Америки", которая пытается придерживаться патриархальных, но джентльменских правил ведения торговли.

Антияпонская риторика американской печати или сцены, когда американские конгрессмены молотками разбивают японский магнитофон перед зданием Капитолия, мгновенно обнародуются японскими средствами массовой информации и, естественно, не способствуют росту проамериканских чувств в Японии. Не случайно именно в конце 80-х годов, когда обострились американо-японские экономические противоречия и соответственно усилились американские обвинения в адрес Токио, в Японии все чаще и чаще стали появляться книги и статьи с такими откровенно антиамериканскими названиями, как "Американская ловушка", "Японо-американская война не кончилась", "Можно ли доверять Америке?", "Битва за Американский континент" и т. д.^*.

Различного рода антияпонские акции американской администрации воспринимаются в Японии со все большим ожесточением. Даже понимая символичность этих мер и их обусловленность внутренними потребностями, Япония ощущает себя жертвой антияпонских настроений. Когда в апреле 1987 г. президент Р. Рейган ввел символические и быстро отмененные ограничительные тарифы на некоторые виды японской электронной продукции, что в первую очередь было попыткой компромисса со сторонниками жестких протекционистских мер в конгрессе, заместитель министра внешней торговли и промышленности Макото Курода заявил: "Рейган нападает на Японию для того, чтобы завоевать американское общественное мнение, но он не понимает, что Япония уже больше не является американским мальчиком для битья". И предупредил: "Если Америка будет продолжать оказывать на Японию чрезмерное давление, это может вызвать весьма резкую реакцию"^*. В 1987 г. в ходе опроса общественного мнения среди японской молодежи 49% назвали вероятным противником в случае войны США, а 41 % - СССР^**.

Наряду с попытками объяснить поведение японцев особенностями их психологии в восприятии Японии американцами наблюдается и другая крайность - отношение к ней как к полностью американизированной стране. Это прослеживается даже на чисто бытовом уровне, когда американские автомобильные концерны упорно, но безуспешно пытаются экспортировать в Японию автомобили с рулевым управлением на левой стороне.

Каков же образ Японии и японцев, сложившийся в современных Соединенных Штатах? Если попытаться вкратце охарактеризовать эволюцию американских представлений о Японии, то мы увидим спектр самых разнообразных, зачастую противоречивых и часто меняющихся чувств: от любопытства и восхищения до ненависти и презрения. Даже американцы среднего и старшего поколений прошли через ярость и страх перед Японией во время второй мировой войны, почувствовали к ней жалость и сострадание в период оккупации, восхищались в 60-е годы ее экономическими успехами, которые сейчас все чаще и чаще воспринимаются как угроза американскому процветанию. При этом ни один из бытовавших стереотипов не вытеснялся вновь возникающим. Все эти слои и составляют сложный комплекс американских представлений о Японии. В зависимости от состояния отношений доминирующим является один или несколько из имеющихся стереотипов.

'Хаги' - так называется новое такси, которое создано специально для обслуживания инвалидов. Такси оборудовано подъемной задней стенкой и инвалидным креслом, имеющим автомобильный электропривод, которым управляет пассажир

Наличие негативных мотивов в американском восприятии Японии сосуществует со все более крепнущим ощущением общности и взаимозависимости. Растущую роль в отношениях между двумя странами начинает играть понимание необходимости учета различий в восприятии друг друга. "Логика японцев и их ценностные установки действительно фундаментально отличаются от наших, и именно потому, что большинство из нас отказывается признать это, мы постоянно ошибаемся в наших попытках воздействовать на поведение Японии и японцев. Наши заблуждения относятся не только к хорошо известным вопросам экономического соперничества, но и к культурным, политическим и социальным проблемам отношений"^*, - писал американский исследователь Р. Кристофер.

Несмотря на все сложности и противоречия, существование американо-японского военно-политического союза и торгово-экономических связей является объективной реальностью, которая в настоящее время необходима обеим сторонам. В то же время колоссальный объем отношений не может не продуцировать интенсивные противоречия, остающиеся основной питательной средой для сохранения взаимных негативных стереотипов. Будущее двусторонних связей в первую очередь определяется взаимодействием объективных факторов и условий, однако без попыток понимания и оценки американского восприятия Японии и японцев картина взаимоотношений между двумя странами была бы неполной и искаженной.