Культурный прогресс

Окинув взором ранний этап токугавской эпохи, можно прийти к выводу, что во многих видах искусства, возникших в Японии в XVII в., было что-то эфемерное и сиюминутное. По сравнению с тем импульсом, который дал культурному развитию Европы итальянский Ренессанс, возвестив постоянство интеллектуального и художественного развития, японские новшества кажутся недолговечными. Они неизбежно приходили в упадок. Так увяли многие развлечения аристократов: классическая музыка, театр Но, классическая живопись, предельно формализованные проза и поэзия. Позднее и другие виды искусства: вначале театр кукол, а в следующем веке - искусство цветной гравюры, керамики и лакированных изделий, достигнув подлинных вершин, опустились до примитивного уровня.

Но историк культуры не должен от этого приходить в уныние. Один из исследователей итальянского Ренессанса отмечал: "Хотя мы можем приблизительно очертить границы этого переходного периода, нам не удастся назвать точную дату и сказать, что данное движение продолжалось с такого-то года по такой. Это было бы равнозначно попытке определить точную дату начала весны и ее конца в каждый конкретный год. И все же, говоря о весне, мы отличаем ее от зимы и лета. Правда, во многих отношениях мы до сих пор пребываем в эпохе Ренессанса. Процесс развития еще не завершился. Новая жизнь - наша собственная, и она движется дальше. Как при смене декораций в каком-то огромном театре масок, здесь то исчезают, то появляются фигуры. Сначала новый силуэт, туманный и расплывчатый, догоняет старый, обе фигуры сливаются, а потом старая декорация теряется где-то на заднем плане, хотя еще не ясно, установят ли в конце концов новую декорацию" [75, т. 1, с. 1].

Любое тщательное исследование токугавской культуры может служить подтверждением тезису, что искусство развивается, культура меняется, а история подобна морскому приливу. Попробуем кратко сформулировать некоторые из этих признаков.

В туманном прошлом из Китая в Японию проникла классическая поэзия, дальнейшее развитие которой шло в направлении все большей утонченности. Мы уже показывали, как длинные стихотворения становились все более оформленными, емкими и краткими, пока не сжались до предела - до 17-сложных хайкай. Эта предельно лаконичная форма возникла еще до Басё и, вероятно, исчезла бы, если бы Басё не вдохнул в нее новую жизнь благодаря глубине своей мысли, простоте стиля и одновременно привнесению реализма в язык и сюжеты. После же Басё началось вырождение этого стиля; характер эпохи стал более прозаическим и популярность приобрела школа Данрин, представители которой старались творить в более комическом русле и на разговорном языке. Как отмечалось, именно этому направлению следовал Сайкаку, который своей чрезмерной плодовитостью в конце концов обесценил значимость этого жанра.

В то время, когда поэзия пришла в упадок, а новые авторы склонялись к любовной тематике и романтическим сюжетам, вместо своих далеко не "возвышенных" стишков Сайкаку создал прозаические произведения на аналогичные темы. Так возникли любовные повести и истории, предназначавшиеся для нового сословия людей, с более земными вкусами, чем у образованных представителей высшей знати. Эта новеллистическая форма чрезвычайно расцвела благодаря усилиям Сайкаку и его последователей, но постепенно выродилась, приспособляясь к низменным вкусам самых вульгарных слоев населения. Она рухнула под собственной тяжестью, как падает подгнивший перезрелый плод. Правительственные декреты и ограничения, вводившиеся токугавской цензурой, только ускорили ее крушение^*.

^* (Позднее романтическая проза пережила новый расцвет, особенно в Эдо, но по сравнению с шедеврами европейской литературы или даже с классическими образцами японской дневниковой литературы X в. она, конечно, находилась на более низком уровне.)

Однако новый жанр новеллы сделал свое дело: открылись новые литературные горизонты. Тикамацу и другие драматурги заимствовали у Сайкаку сюжеты и включали их в свои пьесы, предназначавшиеся для исполнения на кукольной сцене или в Кабуки.

Можно отметить и другие области искусства, повлиявшие на Кабуки. Например, классическая драма Но, очень похожая на греческую драму и подобно старинным европейским мистериям и религиозным пантомимам уходящая корнями в далекое прошлое. Многие традиции Но были унаследованы пришедшими ему на смену более популярными видами театральных представлений. Основы театра Кабуки заложила Окуни, превратившая ритуальные танцы в представления более светского характера и собравшая вокруг себя труппу бродячих актрис, на смену которым позднее пришли актеры. Кроме того, обнищавшие самураи, бродившие по стране со своими миниатюрными кукольными пьесами, создали искусство, которое в конечном счете выросло в кукольный театр и которому Кабуки, в свою очередь, многим обязан. Даже технические приспособления нередко заимствовались в Кабуки из кукольного театра. Например, в Эдо основным источником театральных декораций был осакский театр кукол, поскольку обладавшие богатым воображением кукольники с потрясающей быстротой разрабатывали новые детали оформления сцены.

Подобную эволюцию и ориентацию на театр мы наблюдаем и в области музыки. "Когда началось сотрудничество Окуни и Нагоя Сансабуро, сямисэна еще не было и музыканты довольствовались позаимствованными у театра Но флейтой и барабаном. Но когда Окуни Кабуки уже близился к закату, за спиной у танцоров уже сидел игрок на сямисэне, что привносило в представление элемент живости и новизны. До появления сямисэна музыкальные увлечения были привилегией высших сословий, этот же инструмент резко изменил вкусы простого народа. Музыку императорского двора гагаку нельзя было услышать просто так, ее берегли для особо торжественных церемоний". Но подобно тому как скрипка и фортепьяно дали европейской музыке новый толчок к развитию оркестра, оперы и к созданию музыкальных произведений, так и более совершенные ритмы сямисэна способствовали росту популярности певцов-рассказчиков и исполнителей народных песен. Как мы видели, "вершиной этой активной деятельности были дзёрури Такэмото Гидаю, который, обобщив весь накопленный до него материал, сосредоточил его в своем маленьком театре Такэмото-дза в Осака. Здесь с ним и сотрудничал Тикамацу Мондзаэмон, создававший пьесы для марионеток, которые двигались под аккомпанемент голоса рассказчика и мелодии сямисэна. Гидаюдзёрури, т. е. баллады в исполнении Такэмото Гидаю, в свою очередь, оказали влияние на различные аспекты Кабуки" [43, с. 193-195].

Точно так же появление печатных книг было подготовлено развитием искусства черно-белых гравюр и нового вида жанровой живописи укиё-э, уходивших корнями в традиционную живопись и видоизмененных Матабэем и его последователями. Вначале картины раскрашивали от руки, но потом появились цветные гравюры - нисики, которые благодаря таланту Харунобу в XVIII в. превратились в новое народное искусство, пришедшее в упадок только столетие спустя.

Если бы мы продолжили свой обзор, то обнаружили бы, что художники укиё-э в действительности повлияли и на развитие театра. Портретисты выработали в своих шаржах стереотип актера и предлагали зрителям свои мнения и критические замечания, подобно тому как это делалось в хёбанки - записках на театральные темы. Считается, что первый актер-художник Киёнобу, основоположник школы Тории в жанре укиё-э, разработал тот самый стиль декораций, который по сей день используется на японских сценах. Немаловажно, что многие гравюры с изображениями актеров были более популярны среди самих актеров, чем у обычной публики. В то же время, поскольку гравюры являлись "зеркалами изменчивого мира", то художники ориентировались в основном на театр, и по меньшей мере первые укиё-э были вдохновлены актерами и театральным миром. Вся история цветной гравюры связана с театральными афишами и плакатами, а такие художники, как Киёнобу, Киёмицу, Киёмасу, Киёнага, представители так называемой школы Тории, занимались главным образом оформлением подобных рекламных материалов. Выдающимися изобразителями театральной жизни были Сюнсё и его окружение, Тоёкуни и его последователи и Сяраку. Две эти линии были, в сущности, взаимосвязанными и дополняли одна другую.

Таким образом, мы видим, что во всех сферах "старый порядок меняется, уступая место новому", и имеет место прогресс, являющийся неотъемлемой частью культурного и общественного развития нации. В данном случае, как и во многих других, происходят перемены к лучшему и возникает законченная структура (хотя в действительности никакой законченности быть не может) в виде наслоений, где предшествующая форма постоянно пародируется.

Между 1823 и 1829 гг. великий пейзажист Хокусай создал знаменитую цветную гравюру "Большая волна", одно из своих самых впечатляющих произведений^*. Во всех рассмотренных нами сферах искусств наблюдается такая волна, которая накатывалась на берег, набирала силу, высоко вздымалась, завивала освещенный солнцем гребень и разбивалась, демонстрируя все цвета радуги, или растекалась по сверкающему песку. Взлет и достижение совершенства в жанре хайкай, вершина которого - творения Басё, завершились спадом, подобным отступающей волне. Взлет кукольного театра, поднявшегося благодаря гениальности Тикамацу и Гидаю на крыльях сказа дзёрури, завершился спадом, подобным отступающей волне. Взлет Кабуки сибаи, великолепного театрального представления, которое расцвело благодаря школе великих актеров Дандзюро, завершился частичным спадом, подобным отступающей волне; новый взлет начался позднее, в период Эдо. Подъем искусства укиё-э, которое Харунобу и Утамаро довели до совершенства благодаря гениальности своего рисунка и прекрасным цветовым сочетаниям, завершился спадом, подобным отступающей волне. В области керамики в XVII в. появились самые прекрасные фарфоровые изделия; позднее, уступая требованиям европейских вкусов, это искусство пошло на спад, - подобно отступающей волне. В искусстве лаковых изделий в XVII в. появился Корин, величайший мастер этого ремесла, после чего оно тоже начало вырождаться, подобно отступающей волне.

^* (В XVIII в. выдающийся художник (Огата) Корин нарисовал ширму с изображением волны (сейчас она хранится в Бостонском музее) и ряд картин с изображением гигантских волн, которые, возможно, и послужи ли образцами для позднейших художников, работавших в жанре нисики, таких, как Хокусай. Снова можно проследить преемственность традиции в искусстве.)

И все же цивилизация - это море, где волна набегает на волну, каждая из них поочередно омывает берег и, прежде чем исчезнуть, за дюймом дюйм растекается по песку. Прилив невозможно остановить, хотя тщетность усилий каждой набегающей волны, ее полная обреченность и печальное отступление предопределены.

На протяжении токугавской эпохи Япония пережила прилив, который мы назвали Ренессансом. Волна за волной накатывалась на страну, потом исчезала. Но затем надвигался "девятый вал". Каждая из волн была лишь частным проявлением нового чувства свободы у народа. Происходило последовательное накопление сил, которые в середине XIX в. разметали песок, разбросали скалы, разрушили застывшие старинные традиции и уничтожили старые общественные институты. Феодальный режим рухнул с сокрушительным треском. Подготовка революции, которую называют "реставрацией Мэйдзи", длилась долго. На протяжении двух с половиной веков правления дома Токугава происходило накопление новых сил, подобных накатывающимся волнам, причем каждая из них сверкала в своей недолговечной красе, каждая из них была зримым чарующим символом огромного прилива.

Рассматривая все виды искусства, мы ощущали досаду и разочарование от их преждевременного увядания, от того, что "старые добрые времена" их расцвета миновали и, возможно, никогда не повторятся. Точно так многие из нас с грустью вспоминают о той недавно исчезнувшей пышности, которая делала "веселую Англию" столь милой и незаменимой. Но подобно тому как Англия продолжала идти вперед даже после того, как канула в вечность елизаветинская эпоха, так и историк Японии может предвидеть ее дальнейшее развитие, пусть даже эпохи Киото и Эдо останутся лишь напоминанием о драгоценном незабываемом прошлом. Страна не может стоять на месте, она движется от одной вехи к другой и, опираясь на свое прошлое, созидает себя самое, подобно тому как на основании из пустых раковин вырастает коралловый остров, все выше поднимаясь над отмершими особями.

"Волна" Хокусая является символическим воплощением того прилива, которым ознаменовался японский Ренессанс XVII в. Наконец, в Киото и Осака начался отлив, прилив же переместился в Эдо. Этот прилив еще слишком близок от нас по времени, чтобы мы могли точно определить, какие новые сферы охватят в нашем столетии безостановочно катящиеся валы, пришедшие из прошлого и бурлящие ныне.