Влияние на культуру

Такое слишком быстрое обогащение, как в Англии, так и в Японии, привело к крайностям.

Влияние более консервативного сословия самураев в Киото и Осака ослабло с переселением их в Эдо. Поэтому в других городах началось опьянение свободой. В период Гэнроку сословия японских торговцев и стоящих ниже них ремесленников и чернорабочих впервые смогли открыто вкусить напиток жизни. И он ударил им в голову. Вполне естественными последствиями столь быстрого перемещения по лестнице социальной иерархии явились сумасбродство и роскошь... О такой расточительности, как у торговцев, самураи никогда не могли даже помыслить. В "веселых кварталах" "говорят деньги", поэтому торговцы стали в них практически безраздельными хозяевами. Эти места пользовались огромной популярностью...

Сайкаку до мельчайших подробностей описывает безумную расточительность подобных людей в своей книге "Тёнин кагами"^* и говорит: "Они очень естественны и, не страшась ничьего осуждения, делают именно то, что им нравится". В "Канкацу дайдзин катаги"^** говорится: "Нанива - Осака - крупнейший порт Западной Японии, равно велики и умы его жителей. В любую минуту они, не раздумывая, потратят на развлечения сто-двести моммэ золота^***. Кто когда-либо слышал раньше в Японии о чем-то подобном?".

^* ("Хонтё тёнин кагами" ("Зеркало японского горожанина") - 2-я (незавершенная) часть трилогии Сайкаку, изданная после его смерти учеником писателя Ходзё Дансуй (1663-1711) вместе с "Нихон эйтайгура" и "Ё-но хитогокоро" (примеч. ред.).)

^** ("Канкацу дайдзин катаги" ("Нравы министра щедрости") - сборник из 15 новелл о похождениях разбогатевшего торговца в "веселых кварталах" Осака. Издан в 1718 г. Автор - Ицудо (примеч. ред.).)

^*** (Моммэ - денежная единица, 1/60 рё (примеч. ред.).)

Тикамацу, другой выдающийся автор, обрисовавший этот "позолоченный" век, описывает в своей книге "Эдо-но кои сюссэ-но Такинобори" княжескую расточительность семейства Ёдоя: "Должен сказать вам, что мой отец тратил от 800 до 900 рё только на одни развлечения, и при этом никому не казалось, что это слишком много. Что может помешать мне поступать точно так?".

До этого периода японское общество было строго разделено на четыре основных класса, известных как си, но, ко, сё (самураи, крестьяне, ремесленники и торговцы) и занимающих положение в порядке их перечисления. В литературе периода Токугава можно обнаружить такие высказывания, как: "Один крестьянин стоит двух самураев, а три нищих - четырех горожан". Но возраставшая экономическая мощь презираемого торгового сословия, хотя и не принесла ему признания, но по крайней мере его авторитет возрос и в глазах самураев, оказавшихся у него в зависимости, и в глазах ремесленников, которые тоже отчасти многим ему были обязаны. Таким образом, торговцы крупных городов Эдо, Киото и Осака (особенно двух последних, поскольку Эдо все еще оставался преимущественно самурайским городом) подали пример низшим сословиям, которые быстро, хотя и в меньших масштабах, начали им подражать. Общественная жизнь стала менее скованной и регламентированной, хотя и более вульгарной. В то же время, как мы видели, в этих городах появились печатные станки (использовавшие ксилографические доски), у представителей всех сословий возросла потребность в книгах, и три эти города превратились в крупные литературные центры. Народ нуждался в литературе.

В течение последующего периода Гэнроку простые люди, выделившиеся в отличное от воинов и аристократов сословие, впервые в истории Японии обрели силу и способность к развитию. Крупный историк японского искусства Эрнест Феноллоза пишет: "Это напоминало подъем класса промышленных рабочих в вольных городах Европы в тот период средневековья, когда начала рушиться старая феодальная система. Там тоже можно было увидеть, как облаченные в доспехи владельцы замков процветали бок о бок с бюргерами и членами гильдий. Наличие подобной двойственности дает нам ключ к пониманию токугавской культуры в целом. . . Ключ к жизни и искусству эпохи Токугава заключается в широком их разделении на два основных потока - аристократический и простонародный. Эти два потока текли параллельно, сравнительно мало смешиваясь. С одной стороны, компании рафинированных господ и дам, которые собирались в величественных замках и ясики^*, даймё и самураи, занимающиеся военным искусством и изучающие прошлое своей страны и Китая, сочиняющие воинские кодексы чести, окружающие себя удивительными лакированными изделиями, фарфором, вышивками и умело обработанными бронзовыми предметами, а с другой стороны, в таких крупных городах, как Осака, Нагоя, Киото и Эдо, жило множество предпринимателей, ремесленников и торговцев, которые не пользовались многими из привилегий жителей замков, но придумали для себя способы самовыражения в сфере местной администрации, образования, науки, литературы и искусства" [24, т. 2, с. 112-113].

^* (Ясики - здесь: усадьба феодала (примеч. ред.).)

К этому можно добавить замечание Джорджа Сэнсома. "Культура горожан в основном была культурой процветающей буржуазии, склонной к развлечениям. Создаваемое ею искусство сосредоточивалось вокруг того, что на разговорном языке того времени называли укиё-э, то есть "картины изменчивого мира". Это был мир мимолетних наслаждений, театров и кабачков, борцовских балаганов и домов свиданий, постоянными посетителями которых были актеры, танцовщицы, певички, рассказчики, шуты, куртизанки, банщицы и странствующие торговцы, а также некоторые беспутные сынки богатых торговцев, похотливые самураи и шаловливые подмастерья. Жизнь этих "веселых кварталов" и их обитателей преимущественно и изображалась в популярных романах и живописи того времени - укиё-дзоси и укиё-э, "записках и картинах об изменчивом мире". Театр же и все вспомогательные виды сценического искусства гармонично развивались в соответствии со вкусами этого веселого общества. Понятно, что такой безответственный образ жизни и столь откровенно снисходительное отношение к наслаждениям были неприятны более аскетически настроенным самураям и в целом вызывали отвращение у правящих кругов, что еще более усилилось, когда они осознали, что горожане платят за развлечения деньгами, извлеченными у них самих. Поэтому они стремились сдержать распространение роскоши среди простолюдинов при помощи указов, направленных против расточительности, наподобие упомянутых выше. Они были склонны хранить достоинство и блюсти свои традиционные привычки, словно бы времяпрепровождение простолюдинов было недостойно их внимания. Они не выдержали соперничества и были вынуждены уступить мощным экономическим и общественным силам, не подвластным их контролю. Однако благодаря их консерватизму до нас дошли, хотя и в несколько закостенелой форме, некоторые из традиционных видов искусства, а также важные элементы их морального кодекса" [66, с. 466-467].

Из вышеприведенного описания новой тенденции стремиться к веселью, развлечениям и вычурности может показаться, что существовал духовный вакуум. Однако следует подчеркнуть, что внешняя легковесность совмещалась с культурой довольно высокого эстетического уровня. Подобные развлечения не были привилегией исключительно пошлых и невежественных кругов. Состоятельные bon viveur^* при всей их мягкотелости обладали некоторым вкусом. Они "были людьми зажиточными и изысканными, но не из тех, кого бы мог удовлетворить невзрачный узор на одежде, неуклюжая форма чайника, небрежно выполненное театральное объявление и плохо поставленная пьеса... Можно не сомневаться, что к 1700 г. все горожане достигли высокого уровня богатства и культуры; и хотя самураи могли заявлять, что тёнин (горожане) - это люди низкого происхождения, сомнительных занятий и с низменными вкусами, у тёнин были свои, достаточно определенные критерии того, что следует считать хорошей пьесой, хорошей картиной и - чего не следует забывать - хорошим поведением". Это было особенно верно для старых городов, которые являлись политическими, художественными и общественными центрами до перенесения столицы в Эдо. Осака и Сакаи долгое время были торговыми городами; их население составляли буржуазные предприниматели высшего класса, подмастерья и ремесленники. Киото, хотя он неоднократно становился местом сражений и часто оказывался жертвой военных действий, всегда сохранял какие-то, пусть даже поблекшие, следы своей древней славы, а на его жителей падали некоторые отблески столичной утонченности императорского двора. Люди были изысканными, проницательными и благородными, а в вопросах культуры - сторонниками оригинальности, и новаторства. Жителями же Эдо, напротив, были, с одной стороны, представители правящего сословия: даймё, самураи и прочие вассалы, а с другой - разношерстная толпа недавно сюда переселившихся предприимчивых торговцев, горожан и нуворишей; людей грубых, деятельных, любящих поспорить, задиристых, потомками которых являются типичные эдокко, похожие на лондонских кокни: остроумные, разборчивые, дерзкие и приверженные своему жаргону" [66, с. 465].

^* (Прожигатели жизни (франц.).)

Чтобы лучше понять литературу рассматриваемого периода, нужно постоянно помнить об этом отличии. Литература, развившаяся преимущественно в Киото и Осака, отличалась изяществом, остроумием, а в большинстве случаев - глубиной и изысканной утонченностью. Тем не менее эта культура была новой, порвавшей с классическими китайскими традициями и выработавшей новый стиль в искусстве и литературе - по своему характеру более независимый, более свободный, национальный и естественный.