Вероятно, следует обратить внимание, что примерно в это же время начали высыхать китайские источники, из которых Япония черпала вдохновение. Завершилась великая эпоха Сун, одна из наиболее ярких в китайской истории, подходила к концу эпоха Мин. Внутренняя слабость делала Китай легкой добычей для северных врагов, и захват в XVII в. маньчжурами власти в Китае надолго задержал культурное развитие этой страны. Правда, в эру Цянь-лун (1736-1796) произошел запоздалый расцвет китайского искусства, но до этого набеги кочевников с севера и появление с 1644 г. в пекинских дворцах маньчжуров не принесли стране с тысячелетней культурой ничего, кроме упадка. Когда великолепные интеллектуальные и художественные источники временно иссякли, Япония, всегда чувствительная и восприимчивая к притоку идей из-за границы, по-видимому, тоже ощутила засуху и перестала воспринимать влияния, доходившие ранее с Азиатского материка. Даже Корея, через которую в Японию прежде проникло многое из китайской культуры, больше не являлась связующим мостом: последствия вторжений Хидэёси в Корею оказались неблагоприятными и уничтожили многие каналы, по которым в Японию проникала культура из этой страны. Конечно, были и исключения. Вместе с возвращающимися войсками Хидэёси в Японию прибыли корейские гончары, которые привезли в островную империю новую технику, благодаря чему XVII в. является для Японии самым великолепным периодом в истории развития ее прекрасной и неповторимой керамики. В этой области искусства Япония пережила не просто Ренессанс: она открыла новые средства художественного выражения, привлекшие к себе внимание Европы. За исключением этого крупного открытия (и, возможно, усвоения жанровой живописи эпохи Мин), через Корею из Китая в Японию не дошло никаких свежих веяний. С введением же Японией политики закрытых дверей даже просто сношения с Кореей фактически прекратились.
Это не могло не сказаться на дискредитации деятельности ученых-китаеведов в Японии и не задержать развитие конфуцианского учения и философских исследований, равно как и живописи старых стилей.
Лоуренс Биньон пишет об искусстве этого периода: "Идеалом Иэясу, великого основателя династии сёгунов Токугава, была простота. Отчасти этим объясняется реакция школы живописи Кано на витиеватость периода Момояма. Хотя Иэясу, возможно, и желал возвратиться к утонченной строгости культуры Асикага, дух времени был против него. Нация начала осознавать свое единство. Но уже сама политика сёгунов Токугава, наконец своей мощной властью установивших мир в опустошенной стране, создавала обстановку, неприемлемую для аскетического искусства, выпестованного в период опасностей и бедствий учением дзэн. К концу века, в знаменитый период Гэнроку, жизнь в Эдо представляла собой своеобразный карнавал удовольствий и развлечений для тех, кто в силу сложившихся обстоятельств не мог принимать активного участия в политических и военных делах. Восстановить атмосферу эпохи Асикага было невозможно. Ее утонченные искусство и обычаи, которые могли быть подготовлены только долгой традицией исследовательской и религиозной мысли, не смогли безболезненно пережить крупного переворота, происшедшего в Японии. Мы ощущаем эти перемены, когда от живописи Масанобу переходим к живописи Танъю. Становится заметной утрата духовности и появление некоторой кичливости" [4, с. 198-199].