Свое наиболее яркое воплощение японская культура получила в Киото, подобно тому как культурная эпоха Людовика XIV - в Версале и Париже. "Между ними много общего,- заявил в 1911 г. лорд Редесдейл. - Мне кажется возможным предположить, что в атмосфере того периода было что-то таинственное, неуловимое, как аромат духов, который ощущаешь, но не можешь передать словами; поэтому вполне возможно представить Людовика Святого на месте в обстановке целомудренно-аскетической простоты императорского двора в Киото, а какого-нибудь древнего микадо, окруженного придворными аристократами - кугэ, принимающим с королевским величием мантию европейского монарха. Нигде божественность монарха не была столь общепризнанной, как в Японии. Император там был не просто царственной особой - он был божеством" [61, с. 201]. Великолепие эпохи Людовика XIV можно передать такой пышной картиной: в центре сам Людовик, король-солнце, а вокруг вращаются сверкающие созвездия в виде рыцарей, государственных деятелей и поэтов, прославляющих его правление. В описываемый нами период подобная картина наблюдалась и в Японии, однако, существовало одно важное отличие. Культура Японии в этот период в некоторой мере рассредоточилась по трем городам: Киото, Осака и Эдо, ее развитию способствовала аристократия как из императорского дворца, так и из ставки сёгуна, в то время как во Франции Версаль являлся почти единственным и главным источником французской культуры, а Людовик XIV оказывал гораздо большее непосредственное влияние на ее развитие, чем какой-либо японский император*.
* ("Важное отличие" культуры Японии заключалось прежде всего в том, что японской литературе и искусству незнаком мотив прославления царствующего императора (примеч. ред.).)
Но тем не менее следует подчеркнуть роль императорского двора, который тоже отчасти являлся вдохновителем искусства и культуры, процветавших во времена феодализма. Двор был меценатом, придворные аристократы - благородными покровителями. Художники, поэты, архитекторы, ремесленники стекались ко дворцам, чтобы, демонстрируя свои таланты и мастерство, засвидетельствовать свое почтение. Они преумножали роскошь придворной жизни. У каждого был свой меценат. Расточительность и выставленная напоказ изысканность, столь совершенно изображенные в "Гэндзи-моногатари"* и дневниках придворных дам X в., пережили столетия и в XVII в. по-прежнему были типичным явлением. Художники соперничали друг с другом за право на признание, желая угодить обоим дворам, а с 1615 г., когда сёгунский двор отряхнул со стоп своих золотую пыль Киото, - одному императорскому двору**.
* ("Гэндзи-моногатари" ("Повесть о Гэндзи") - крупнейшее в раннесредневековой Японии произведение повествовательной литературы. Написано в начале XI в. писательницей и поэтессой Мурасаки-сикибу (конец X-начало XI в.). Посвящено описанию любовных приключений "блистательного принца" Гэндзи, быта и нравов придворной знати (примеч. ред.).)
** (В начале эпохи Эдо (XVII в.) императорский и сёгунский дворы обслуживали разные школы живописцев. Наибольшим влиянием при сёгунском дворе пользовалась школа Кано, при императорском - школа Тоса (примеч. ред.))
Кемпфер писал: "Все придворные дайри, [или "истинного" императора], принадлежат к семейству Тэндзё Дайдзина, и, будучи столь знатными и известными от рождения, они считают себя более достойными уважения и почтения, чем того могут требовать к себе обычные люди. Хотя все они и происходят из одного рода и в настоящее время их насчитывается несколько тысяч и подразделяют их на несколько категорий по рангам. Часть из них становится настоятелями и первосвященниками богатых монастырей, разбросанных по всей империи. Большинство же остается при дворе и безмерно предано самому священному лицу - дайри, поддержкой и защитой которого они пользуются в зависимости от положения или ранга, которым они облечены... Но все же они сохраняют свое былое величие и достоинство, и об этом дворе вернее всего будет сказать, что при всей своей скромности он очарователен... Хотя доход Микадо и невелик по сравнению с прежними временами, пока он еще им распоряжается, то наверняка в первую очередь заботится о самом себе и делает все для того, чтобы сохранить былое великолепие и наслаждаться богатством и роскошью...
Основными развлечениями Священного двора являются интеллектуальные занятия. Не только придворные-кугэ, но и многие представительницы прекрасного пола снискали известность своими поэтическими, историческими и прочими сочинениями. Прежде все календари составлялись при дворе, но теперь в Мияко есть образованный горожанин, который этим занимается. Однако их необходимо представлять двору для проверки и одобрения специальными людьми, которые потом обеспечивают их отправку в святилище в Исэ для печатания. Они большие поклонники музыки, с особым мастерством на всевозможных музыкальных инструментах играют женщины. Молодые придворные развлекаются, демонстрируя свои способности в верховой езде, беге наперегонки, танцах, борьбе, игре в мяч и прочих упражнениях. Я не спрашивал, разыгрываются ли при дворе драматические представления, но так как все японцы любят театр и тратят на него солидные суммы, я склонен думать, что и священные особы, несмотря на их важность и святость, должно быть, не пренебрегают столь приятным, увлекательным и притом невинным развлечением" [39, с. 151 - 154].
Наряду с влиянием императорского двора сильным было духовное влияние аристократического буддизма, который в этот период процветал бок о бок с национальной религией - синто. Синтоистские и буддийские священники часто отправляли службу в одном и том же храме. Всего действовало около 3 тыс. буддийских храмов и синтоистских святилищ. Теперь их осталось только 1400*. Это было странное сочетание: аскетизм, строгость и простота синтоизма и восточная экзотическая красота буддизма. Под внешне утонченной и безупречной японской оболочкой были глубоко скрыты подлинный вкус и стремление к почти чувственной культуре. "В сущности, буддийский храм является прекрасной иллюстрацией замаскированной чувственности, таящейся в японцах, при почти аскетической синтоистской оболочке и экстерьере, но с восхитительным, роскошным интерьером, чудесами цвета и формы, изобилием украшений: алтари, смущающие обилием золота и бронзы, шелковые ширмы, разукрашенные вышитыми иероглифами, бронзовые светильники, золоченые колокола, покрытые великолепным лаком и золотом деревянные изделия, курильницы для благовоний, высокие золотые цветы лотоса, вазы с перегородчатой эмалью на подставках рубинового цвета". Точно так же средневековая церковь в Европе скрывала великолепие роскошных украшений и убранств под личиной внешней благочестивости и аскетизма монашеской жизни.
* (В настоящее время в Киото и его окрестностях сохранилось около 1300 буддийских храмов и 300 синтоистских святилищ (примеч. ред.).)
Буддизм, как и двор, содействовал развитию драмы, поэтических состязаний, художественной литературы, философии, а позднее и исторической науки. Почти на всех художественных творениях ремесленников лежит отпечаток буддизма; он породил уникальное искусство художественной разбивки садов; отливались колокола, не имевшие себе равных по размеру, чистоте звучания и форме; появились музыкальные инструменты и нотная грамота. В Киото возникли и по сей день процветают искусство аранжировки цветов и чайная церемония. Танцы Но и театр Но и ныне сохраняют свое былое великолепие, хотя большинству они уже непонятны*.
* (В спектаклях Но бережно сохраняются средневековые традиции - язык, маски, оформление сцены, костюмы. Зрители следят за ходом действия, сверяя его с печатным текстом, но сами, как правило, отлично разбираются в тонкостях актерской игры и развитии сюжета пьесы (примеч. ред.).)
"Культурное влияние [всего этого] не поддается оценке. Несомненно, оно в некоторой степени смягчило жестокие и почти варварские системы синто и бусидо, и ему японцы обязаны теми национальными чертами, которые теперь вызывают у нас восхищение" [60, с. 222].
В 1603 г. закончился долгий период политической борьбы между соперничающими группировками. Во главе сёгуната, облачившись в тогу верховного главнокомандующего или "вождя", встал Токугава Иэясу. Его вступление после длительной борьбы на этот пост положило начало эпохе династийного правления дома Токугава, которой было суждено растянуться на двести шестьдесят пять лет. Следуя совету, который двадцатью пятью годами раньше дал ему Хидэёси, он решил перенести военную ставку своего правительства - бакуфу в новую столицу, Эдо, ныне Токио, оставив праздного императора духовным главой государства в его киотоских дворцах. В Эдо Иэясу построил укрепленный и великолепный замок, который позднее послужил основой для современного императорского дворца. Туда приезжали его вассалы; там находилось его военное правительство; туда прибывали лояльные даймё со своими самураями, чтобы выразить почтение и повиновение, а возвращаясь в свои владения, оставляли в Эдо семьи в качестве заложников. Там, вскоре после 1600 г., английский лоцман Уильям Адамс "выполнил свой долг" перед Иэясу*, за что был удостоен самурайских почестей и привилегий и стал частным советником сёгуна. Туда приезжали с визитами миссионеры-иезуиты и излагали свои просьбы. Там в 1616 г. побывал английский фактор Кокс, а в 1690-м нанес визит немецкий посланник Кемпфер. И там в середине XIX в. коммодор Перри постучал в ворота сёгунской столицы (которая вскоре будет переименована в Токио), требуя от Японии начать торговлю с западными странами, и окончательно прорвал двухвековую изоляцию островной империи.
* (Уильям Адамс (1554-1620) - первый англичанин, попавший в Японию (1600 г.). Прибыв на о-в Кюсю на голландском судне, он осел в Японии, женился на японке, получил звание самурая и японское имя Миура Андзин. Сёгунское правительство использовало знания Адамса, построив по его проекту несколько морских судов европейского типа. Последние годы жизни У. Адаме состоял на службе в британской торговой фактории в Японии; по ее делам несколько раз выезжал за границу. Умер в Японии.
Ричард Кокс - глава британской торговой фактории в Хирадо (1613- 1621).
Мэтью Перри (1794-1858) - командующий группой из семи военных кораблей США, в 1854 г. угрозой применения оружия вынудивший сёгунское правительство подписать торговый договор с США (примеч. ред.).)
Но после перемещения столицы в Эдо в отличие от прежних столиц империи Киото не пришел в упадок. Он оставался городом трона, равно как и центром культуры. Все искренне верили, что правящий дом облечен властью с незапамятных времен и происходит прямо от бога. И в эпоху феодализма, когда претенденты на пост сёгуна вели междоусобные войны друг с другом, и в последующий период Киото всегда был источником пылкого патриотизма. Сёгуны, особенно из дома Токугава, подчеркивали святость императора, тем самым повышая его роль в представлении народа, а позднее стимулируя возродившийся в XIX в. патриотизм. Поддерживалась мысль, что император должен царствовать, но не править, ибо сёгуны, премьер-министры Фудзивара* и регент Хидэёси в течение более тысячи лет правили от имени императора. Гражданские же войны велись ради "охраны государя". Но и в праздности он оставался императором, священным и божественным; а Киото, место его пребывания, не мог забыть о его славе и том верховном положении, которое он занимал как потомок Дзимму-тэнно, основателя Японской империи.
* (Представители ветви Сэкканкэ феодального дома Фудзивара в IX-XI вв. являлись фактическими правителями Японии, занимая посты регентов при малолетних императорах и государственных канцлеров. Из их среды вышло много выдающихся политиков, ученых, поэтов и художников, поэтому расцвет эпохи Хэйан иногда называют "периодом Фудзивара" (примеч. ред.).)
В Киото императора окружали верноподданные, придворные, значительная часть кугэ и прочие консервативные представители старого режима. Там все еще сохранялась преторианская гвардия; а также классические ученые, мудрецы и философы, поэты и художники, черпающие свое вдохновение у старых китайских мастеров. Киото оставался по-прежнему Афинами японской культуры.
В данном исследовании мы в основном будем говорить о Киото, каким он был в XVII в. Но между уходящим классицизмом, пустившим глубокие корни на древней почве Киото, и расцветом эпохи Гэнроку, а также более поздней культурой Эдо XVIII в. существовал переходный период. В культурном отношении это был переход от более старых стилей к новым. То был период постепенного перемещения литературы и искусства из Западной столицы империи в Восточную столицу сёгуната - Эдо. В основном это обусловливалось экономическими факторами, и роль посредника сыграл новый торговый центр - Осака. В XVII в. в жилах Киото забурлили новые соки, появились новые побеги и распустилась новая листва. Плоды культуры завязались в Киото и Осака, а окончательно созрели в период Эдо, в XVIII в.