В середине XVII в. Киото был самым блистательным городом Японии. Двумя веками ранее он соперничал с самим Ханчжоу, который Марко Поло назвал лучшим городом в мире; даже последующие перемены, несколько ослабившие былое великолепие этой изобилующей дворцами императорской столицы, так и не смогли полностью лишить ее величия. Были там и глухие улицы, немощеные и покрытые коркой грязи, и многие тысячи неприглядных деревянных домов, и угнетенный класс, забитый и нищий. Но рядом с этими, присущими любому обществу явлениями была красота просторных парков и изысканных садов, великолепные особняки и дворцы, пестро одетые дамы и господа, важно выступающие воины, одетые в форменные наряды своих хозяев-даймё и снаряженные, как подобает представителям рыцарского сословия - с двумя мечами у пояса. Уже само расположение Киото в долине среди прекрасных зеленых холмов придавало ему очарование и резко отличало от всех столиц того времени. Как почти десятью веками раньше, город оставался блистательным центром богатства, культуры и императорского престижа.
Окруженный холмами город и ныне навевает мечты и сохраняет свое особое обаяние. Много древних обычаев выдержало испытание временем. Как и в токугавскую эпоху, в праздник любования вишнями весной в парке Маруяма собираются толпы народа, чтобы в ночи при свете "огненных корзин" и бесчисленных факелов зачарованно взирать на огромное четырехсотлетнее вишневое дерево. Сад при Самбоине, одном из храмов комплекса Дайгодзи, по-прежнему привлекает людей всех сословий, как и в те времена, когда Хидэёси велел разбить его, чтобы, принимая там вассальных даймё, поражать их воображение и в качестве ответных подарков вымогать у них значительные богатства*. Даже некоторые цветущие сегодня вишневые и прочие деревья цвели и для аристократов, приходивших туда много веков назад. Толпа на ступенях храма Киёмидзу, возвышающегося у подножия Хигасияма, столь же многочисленна сейчас, как и во времена Тикамацу; оглушительный звон большого колокола в храме Хигаси-Хонгандзи или в Зале Дайбуцу раздается все так же громко, как и в семнадцатом столетии, когда осенью в сумерках или весной на рассвете его слушали мудрецы и ученые в окрестностях дворцов Госё и Нидзё. Как и раньше, сейчас в праздники Аои, Дзидай и Гион люди, одетые в старинные костюмы, блюдут древние обычаи, чтобы о них знало и ими восхищалось нынешнее поколение, по немощенным уличам Мияко верхом на несравненных конях тянутся процессии красочно разодетых даймё и их вассалов - самураев.
* (Павильон Самбоин построен в 1115 г.; в 1467 г. вместе с некоторыми другими постройками буддийского храмового комплекса Дайгодзи он был разрушен в междоусобной войне. Восстановлен военно-феодальным правителем Японии Тоётоми Хидэёси (1536-1598), который в 1598 г. устроил в саду, окружающем Самбоин, прием по случаю цветения сакуры (примеч. ред.).)
Сегодня древняя императорская столица Киото, несмотря на обезличивающее влияние современности, еще продолжает хранить традиции, не многим отличающиеся от тех, какие были, скажем, в 1650 г. в Киото, или, как его называли, Мияко, т. е. "Столица". И он действительно принадлежит - даже если не учитывать обычного наследия в виде прочных памятников и глиптических остатков - к городам вневременным и неуничтожаемым; к городам, которые Дж. Рамсей Макдональд назвал "осмысляющими свое прошлое и оглядывающимися на окружающее их поколение с отрешенностью человека, чьи мысли сосредоточены на чем-то постороннем или испытывающего сострадание среди волнующегося, суетного и преходящего мира. Они слишком величественны, чтобы говорить; они лишь задумчиво смотрят и помнят" [49, с. 153]. Даже и в двадцатом веке Киото освящен стариной, висящей над ним, как осенний туман.
Тысячу сто лет в Киото существовали дворцы семидесяти семи императоров. В 794 г., завершив блестящий "Период Нара" и начав период "Хэйан" - "мира", двор переехал сюда из Нара, а в 1868 г., после реставрации императорской власти*, двор переместился в Токио, сменив рухнувший административный аппарат сёгуна. Все это время Киото был сердцем Японской империи, сосредоточив в себе политическое, интеллектуальное, художественное и религиозное наследие великой цивилизации**. Во многих других отношениях он и сегодня не слишком изменился. Он был и останется почитаемым местом до тех пор, пока каждый японский император возвращается сюда для торжественного вступления на трон. Пребывание в нем императора превратило Киото в город аристократии, двора и придворных - кугэ. Центральную часть его занимали дворцы; украшением дворцовых окрестностей служили особняки даймё и кугэ. В течение тысячелетия Киото был окружен рвом с водой и частоколом***; на две равные части его разделял прямоугольный проход шириной в двести семьдесят футов. В северной части города находился большой, обнесенный стеной дворец и жилища придворной знати. Девять широких пронумерованных улиц - первая, вторая, третья (Итидзё, Нидзё, Сендзё) - пересекались еще более широкой Тэрамати, начинающейся прямо от дворцовых ворот****. Ширина города была три мили, а длина немного больше. На окраинах улицы заканчивались мостами и затворами шлюзов. В общих чертах он был копией китайского города Чанъань (Сиань) в провинции Шэньси.
* (Реставрацией Мэйдзи или реставрацией императорской власти в буржуазной исторической литературе называют незавершенную буржуазную революцию 1868 г. (примеч. ред.).)
** (В действительности политический центр перемещался из Киото в XIII - XIV вв. в г. Камакура, а после начала XVII в. - в Эдо (совр. Токио). Не был Киото и единственным в стране религиозным центром. Интеллектуальная и художественная жизнь Японии с конца XVII в. также сосредоточивалась не только в Киото, но и в Эдо (особенно в XVIII-XIX вв.) (примеч. ред.).)
*** (Старую часть Киото окружал не частокол, а глинобитная стена (примеч. ред.))
**** (Улица Тэрамати начиналась от юго-восточного угла дворца как продолжение его восточной стены (примеч. ред.).)
Город живописно расположился на прекрасной маленькой равнине, по которой протекала Камогава, в окружении холмов, покрытых лесами. С массивных холмов, возвышающихся к северу, востоку и западу от города, открывается величественный вид на равнину и отдаленные горы, а также и на окруженные древними парками и великолепными деревьями прекрасные старинные монастыри, которые уютно укрылись в складках долин, рассекающих склоны гор. Один путешественник так описывает их: "Дремлющие среди просторных, солнечных, усыпанных цветами садов, они напоминают прекрасные монастырские владения в Южной Испании, где ведут спокойную монашескую жизнь толпы веселых, сытых братьев с тонзурами" [78, с. 405]. Другой путешественник, рассматривая окруженную холмами столицу, сказал: "Точно так расположена Флоренция среди Тосканских холмов. Но этим сравнение и ограничивается, ибо с вершины Нами или Маруяма не увидишь ни Дуомо, ни Палаццо Веккио, а лишь море пологих крыш с черной черепицей да тут и там рощицу или высокий красный храм, "растолкавший" низенькие дома" [29, т. 2, с. 155].
Расположение, история и культура этого старинного города вызывают в памяти всевозможные сравнения с другими городами древности. Те, кто задумываются над продолжительностью славы императорского правления, говорят о нем как о японском Риме, являвшемся в великую эпоху источником национальной славы и военной мощи в то время, когда сёгуны учреждали в нем свою ставку*. Те, кто восхищается его религиозным прошлым, уподобляют этот город, изобилующий храмами, монастырями и святилищами, иным древним религиозным центрам. Те, кого привлекает пышная, хотя и искусственная придворная жизнь, сравнивают его, как, например, граф Кейзерлинг, с Версалем. Те, кто смотрят на него с позиций искусства и культуры, ставят его рядом с Афинами или Византией, а возможно и с Флоренцией, помня, что именно здесь начался японский Ренессанс XVII в. Может быть, эти сравнения и несколько преувеличены, но все же придется признать, что Киото в феодальную эпоху, по меньшей мере для Японии, был первым среди самых великолепных городов.
* (Сегуны - военно-феодальные правители Японии, державшие в руках фактическую власть в стране. Сёгунская ставка располагалась в Киото с конца XIV до конца XV в. (так называемая эпоха Муромати, или Асикага) (примеч. ред.))
В XV в., в правление Асикага, пока многолетние войны не превратили столицу империи в руины, Киото - хотя о нем мало что было известно на Западе - был одним из удивительнейших городов мира. Один из японцев-современников так описывал его: "Конечно, прекраснее всего были здания императорского дворца. Казалось, что их крыши пронзают небо, а переходные галереи касаются облаков. На каждом шагу взору представало величественное сооружение. Ни один поэт или писатель не мог безучастно взирать на эти красоты. Чтобы подчеркнуть очарование искусственных холмов, в парке были искусно посажены плакучие ивы, сливовые и персиковые деревья, сосны. Вокруг озера, на чистой глади которого любовались своими отражениями утки-неразлучницы, были установлены камни в форме китов, спящих тигров, драконов или фениксов. Прекрасные женщины в благоухающих разноцветных одеяниях исполняли неземные мелодии. Строительство сёгунского Цветочного Дворца обошлось в шестьсот тысяч золотых монет. Черепица на его крыше напоминала драгоценные камни или металлы. Описать его невозможно. Во дворце Такакура проживали мать и жена сёгуна. Стоимость только одной двери составляла 20 000 золотых монет. В восточной части города находился дворец Карасумару, который в дни своей молодости построил Есимасу. Выглядел он не менее величественно. Далее, на улице Сандзё, находился дворец Фудзивара, в котором родилась мать покойного сёгуна. Для его украшения были использованы все возможности человеческого разума. В Хино и Хирохаси находились особняки, в которых проживала мать здравствующего сёгуна. Как и многие другие из двадцати семи дворцов, принадлежащих знатным семействам, они изобиловали драгоценными камнями и диковинными предметами. Величественные резиденции были даже у тех, кто избрал своей профессией магию и предсказание судьбы, и у мелких чиновников, вроде письмоводителей. Насчитывалось около двух сотен подобных зданий, целиком построенных из белой сосны и имеющих с четырех сторон ворота с колоннами, причем для лиц низшего ранга в воротах сооружались боковые входы. Кроме того, у сотни крупных и мелких провинциальных феодалов имелись собственные величественные резиденции, так что всего в столице было от шести до семи тысяч прекрасных строений. В самой столице и ее окрестностях находилось множество крупных храмов. Ёсимицу потребовалось для постройки храма Сёкакудзи в сто раз больше средств, чем на сооружение тринадцати пагод столетием раньше. Увы! Город цветов, который, казалось, выстоит десять тысяч лет, пришел в запустение, стал прибежищем лис и волков. Миром сменяются войны, во все века расцвет следует за расцветом, но трагедия годов Онин (1467 г.) разом уничтожила пути императора и Будды*. Навсегда была разрушена имперская слава и величие храмов. Верно писал поэт: "Столица подобна вечернему жаворонку. Он взлетает с песней, а опускается со слезами"" [79, с. 412].
* (Междоусобная "война годов Онин", в результате которой Киото оказался в руинах, продолжалась 11 лет, с 1467 по 1477 г. (примеч. ред.).)
В XVI в. Киото отчасти восстановил свое былое величие. Когда Франциск Ксавье посетил Киото в 1551 г., он застал его в состоянии крайнего упадка и, вспоминая о прославленных золотых дворцах, воспетых Марко Поло, покидал его с чувством грустного разочарования. Но при энергичном правлении Нобунага* порядок и процветание были восстановлены, и к 1585 г. Киото снова превратился в величественный город дворцов, богатства и придворной знати. Когда Тоётоми Хидэёси захватил власть над страной, он перестроил императорский дворец, восстановил храмы, заново проложил улицы и, воздвигнув свой величественный замок Фусими, вновь превратил Киото в подлинную столицу Японии. Снова, как и в правление императора Камму, город процветал и был столь же блистательным, как и в период сёгуната Асикага (1335-1573). Но крупное землетрясение 1596 г. сровняло его с землей, разрушило Большого Будду - Дайбуцу и ослепительный дворец в Фусими и практически уничтожило город. И все же к 1612 г., при сёгунате Токугава, Дайбуцу был восстановлен, столица еще раз возродилась, и, когда немецкий путешественник Энгельберт Кемпфер** посетил ее в 1690 г., это был крупнейший культурный центр, в. котором сосредоточились самые прекрасные произведения искусства со всей империи.
* (Ода Нобунага (1534-1582) - первый объединитель Японии после длительных междоусобиц XVI в. Провел ряд военных и хозяйственных реформ. Поощрял заимствование европейской техники и культуры. Отличался жестокостью и непримиримостью к врагам. После его смерти фактическую власть в стране захватил Тоётоми Хидэёси (примеч. ред.).)
** (Кемпфер был уроженцем Северной Германии, но состоял на службе в фактории Голландской Ост-Индской компании в Нагасаки и путешествовал по Японии в составе голландской миссии.)
Вскоре политический центр переместился в Эдо, новую восточную столицу сёгуната, однако на протяжении большей части XVII в. Киото продолжал сохранять исключительное положение в сфере литературы и искусства, ремесел и развлечений. В течение последующих двух с половиной мирных столетий он оставался образцовой столицей и вторым городом империи.
В 1690 г. Кемпфер описывал Мияко следующим образом: "Он находится в очаровательном окружении зеленых гор и холмов, откуда берет начало множество маленьких рек и милых сердцу родников. Восточная часть города вплотную подходит к горам, крутые склоны которых изобилуют храмами, часовнями и прочими религиозными сооружениями... По этой части города протекают три мелкие речушки, самая главная и самая большая из них вытекает из озера Оицу*; две другие стекают с близлежащих гор, и примерно в центре города, там, где все они сливаются в одну реку, имеется большой мост длиною в 200 шагов, который называется Сэнсёнофас**. Оттуда единый поток устремляется на запад...
* (По-видимому, имеется в виду г. Оцу на берегу оз. Бива, из которого берет начало Удзигава, протекающая южнее Киото (примеч. ред.).)
** (Мост Сандзё-но хаси перекинут через реку Камогава, приток Кацурагава, самой крупной реки в районе Киото. Место слияния этих рек не входило в XVII в. в черту Киото, но упомянутый Кемпфером мост расположен выше по течению, в центре Киото (примеч. ред.).)
Дайри со своим августейшим семейством и двором проживает в северной части города, в специальном районе или квартале, занимающем двенадцать-тринадцать улиц и отделенном от города стенами и рвами с водой. В западной части города находится укрепленный замок, возведенный из мягкого песчаника. Он был построен одним из императоров, чтобы обеспечить себе личную безопасность во время гражданских войн; ныне же в нем располагается светский монарх (сёгун), когда прибывает с визитом к Дайри. Максимальная длина его 150 кинов, или морских саженей. Он окружен глубоким рвом, заполненным водой и обнесенным стеной; а за этим рвом находится широкое пустое пространство или сухой ров. В центре замка возвышается многоэтажная башня, как обычно квадратной формы. Ров используется для разведения редкой породы карпов, которых сегодня вечером подарили нашему переводчику. Замок охраняется небольшим сторожевым отрядом под командованием капитана. Улицы узкие, но прямые, одни тянутся на юг, а другие - на восток. Когда стоишь на одном конце главной улицы, узреть другой конец невозможно из-за необычайной ее длины, пыли и множества людей, целый день ее заполняющих. Дома там, вообще говоря, маленькие, не выше двух этажей, построены из дерева, известняка и глины, как принято в этой стране, а крыши покрыты щепой. На крышах домов всегда лежат наготове деревянные корыта с водой и необходимые для тушения пожаров инструменты". В это время, согласно приводимой Кемпфером официальной переписи населения*, в Киото было 137 дворцов и домов, принадлежащих императорской семье и крупным феодалам, 138 979 жилых домов, 3893 буддийских храма и 2127 синтоистских храмов или святилищ; в столице проживало 52 169 духовных лиц и 477 577 мирян, "не считая бесчисленных визитеров, прибывающих сюда изо всех концов империи" и "всего двора Дайри, то есть Духовного наследственного императора, о котором нельзя получить никаких сведений" [39, с. 485-487].
* (В Киото ежегодно проводилась перепись населения, называвшаяся аратамэ, когда каждый житель должен был предоставить специальным чиновникам сведения о численности своей семьи, к какой буддийской школе она принадлежит и какой храм посещает (примеч. пер.).)