Дайкокуя Кодаю и русская императрица

В 1783 г. житель деревни Вакамацу в Исэ (префектура Миэ) Кодаю потерпел кораблекрушение у побережья России. На родину он возвратился только в 1792 г. после десятилетнего отсутствия. Вернуться он смог потому, что в Японию направлялась русская миссия во главе с А. Лаксманом. Под предлогом возвращения японцев, потерпевших кораблекрушение, было положено начало контактам России с Японией. Кораблекрушения японцев у русских берегов сыграли своеобразную роль в установлении русско-японских отношений.

Итак, проследим за приключениями Дайкокуя Кодаю, продолжавшимися около десяти лет.

Восьмимесячное плавание

13 декабря 1782 г. 30-летний Дайкокуя Кодаю в качестве капитана судна "Синсё-мару", принадлежавшего купцу Хикобээ и груженного 500 мешками риса и другими товарами, отплыл из гавани Сироко провинции Исэ. Среди членов экипажа был юноша Исокити, которому едва минуло шестнадцать лет.

Западный ветер наполнил паруса, но уже к полуночи, когда судно подошло к побережью провинции Суруга (префектура Сидзуока), неожиданно подул сильный северный ветер, начался шторм. Судно потеряло руль и мачту. Моряки, каждый по-своему, молились о спасении. Ветер крепчал. "Синсё-мару" со сломанной мачтой на три дня и на три ночи стало игрушкой для ветра и волн. Когда улеглась страшная буря, над судном не пролетало ни одной чайки, исчезли из виду очертания острова. Взорам людей открылись только безбрежные просторы океана. Судно относило в восточном направлении. С наступлением февраля подул южный ветер, на море стало спокойно, и судно стало продвигаться в северном направлении. Моряки восстановили сломанную мачту и из одежды и циновок смастерили и натянули парус. Поскольку на судне, к счастью, имелся рис, то экипаж не голодал. Однако не было питьевой воды. Матросы с нетерпением ожидали дождя. Когда дождь наконец пошел, собирали дождевую воду, подставляя все, что было можно: бочки, тазы, миски. Большинство из членов экипажа чувствовали себя больными. Несколько человек умерло.

После восьми месяцев блужданий на судно неожиданно опустилась белая чайка и вскоре, 20 июля, показалась земля. Виднелись горы со сверкающим на вершинах снегом. Моряки прыгали и кричали от радости: "Остров! Виден остров!"

Высадка на пустынный остров

Судно было неуправляемо. Натянули небольшой парус и с трудом приблизились к острову на 400-500 метров. В шлюпку поместили двух больных, погрузили два мешка риса, 45 вязанок дров, котлы, одежду, спальные принадлежности, затем во главе с Кодаю, несшим меч, в шлюпку погрузились остальные члены экипажа. Подплыв к берегу, они после восьмимесячного плавания впервые ступили на сушу. Это был небольшой остров, где не росло ни единого деревца. Земля, куда их прибило, был остров Амчитка, расположенный на западной оконечности Алеутских островов.

Но остров оказался обитаемым. Вскоре после высадки Кодаю на берег откуда-то неожиданно появилось около десяти местных жителей, их головы и лица были покрыты густыми волосами, все были одеты в платья, украшенные перьями птиц и мехами. Они с любопытством рассматривали высадившихся моряков. Объясниться с аборигенами из-за незнания языка никто не мог. Один из местных жителей, пожилой человек, стал жестами приглашать моряков следовать за ним. Кодаю в сопровождении четырех человек, включая Исокити, отправился за ним, приказав остальным ожидать его на месте.

Пройдя около двух километров, они поднялись на вершину горы, где встретили двух человек (русских) с ружьями. Они отличались от островитян телосложением и одеждой. Русские неожиданно стали стрелять в воздух, и все всполошились. При приближении японцев они повели себя дружелюбно. Японцы спокойно подошли к ним. На южном склоне горы виднелся бревенчатый дом шириной около четырех и длиной около двенадцати метров. Хозяином этого дома был русский Невидимов. Вскоре для прибывших было приготовлено угощение: паровая треска и другие блюда. Исокити побежал звать оставшихся на берегу. После того как все собрались, сели за стол ужинать. В помещении скопилось много народу, в комнату заглядывали женщины-островитянки, их лица были разрисованы тушью.

С наступлением ночи Кодаю, устроив постель в пещере на берегу, вместе со всеми членами экипажа лег спать. Для того чтобы они спокойно спали, двое русских всю ночь охраняли пещеру снаружи. Утром, взглянув на море, они увидели, что после шторма "Синсё-мару" село на подводную скалу, дно судна было пробито, и оно наполовину затонуло, а вокруг него плавал груз. Кодаю пал духом и в тот день не выходил из пещеры.

Всех японцев перевели в небольшой дом Невидимова, а затем их поселили на складе. Так началась четырехлетняя жизнь японцев на острове Амчитка. В течение одного года умерло семь человек: Сангаро, Дзиробэй, Ясугоро, Сакудзиро, Сэйсити, Тедзиро, Тосукэ. В живых осталось девять и среди них Кодаю, Коити, Кюэмон, Сёдзо, Синдзо, Исокити.

Кодаю навсегда запомнил этот остров, его природу, обычаи, быт местных людей.

В ожидании встречи

Кодаю и его спутники жили вместе с русскими. Однако они около полугода не понимали друг друга. Русские, время от времени указывая на окружавшие предметы, спрашивали, что это. Но японцы не понимали вопроса. Однажды Исокити, показав на кастрюлю, спросил "Это чево?" и тут же ответил: "Катер" ("котел".- Прим. перев.). Тогда стали понятны слова "что это" и "кастрюля".

С тех пор японцы слушали все подряд, делали заметки, запоминали слова, и дело пошло. Чтобы занять себя и не зависеть бесконечно ни от кого, японцы начали промышлять морских бобров и выдр, перебираясь для этого вместе с островитянами на близлежащие острова. А Исокити отправлялся даже на отдаленные острова, плавая на обтянутой кожей лодке и пользуясь для охоты острогой.

Со дня выхода из гавани Сироко в Исэ Кодаю прилежно вел дневник. Таким образом, ему удалось установить, что прошло уже три года. Наступил 1785 год. Кодаю не был профессиональным моряком. Он родился в доме купца Дайкокуя в деревне Вакамацумура. Затем он стал воспитанником в семье агента торгового флота. В записках говорится, что он был грамотен, умел читать и писать. Это был замечательный человек, обладавший организаторскими способностями. Для потерпевших кораблекрушение японцев на протяжении десяти лет мытарств он был всегда другом и советчиком.

По рассказам Невидимова, попутные суда из России заходили сюда раз в пять лет. Пятый год Тэммэй^* приходился на год захода судна. Когда Кодаю и его спутники узнали об этом, сердца их взволнованно забились. Если им даже не удастся вернуться на родину напрямую, то, может быть, перебравшись на материк, оттуда они смогут попасть в Японию!

^* (Период Тэммэй - 1781-1789 гг. - Прим. перев.)

В июле того же года из России прибыло попутное судно, которого ожидали с таким нетерпением. Но налетевший шторм разбил его и 24 члена экипажа на шлюпках с трудом высадились на берег. Японцы, вспоминая свое крушение, грустили, думая, что уж если потерпело аварию судно, которое они с таким нетерпением ожидали, то на что же им теперь остается надеяться...

На Камчатку

Об этом же думали и русские. Тоска по родине только усилилась. Тогда Невидимов предложил Кодаю: "Чем ожидать судно, которое неизвестно когда придет, не лучше ли самим заняться его постройкой и добраться до Камчатки. Я хочу, чтобы мы для этого объединили свои силы". Кодаю ответил: "Это замечательно. Среди наших есть матросы, которые кое-что смыслят в строительстве кораблей. Они этим и займутся".

В течение года был построен баркас водоизмещением примерно в 600 кожу^*. В ход пошло все: снасти с русского судна, старые гвозди из обшивки "Синсё-мару" и прибитые к берегу доски. На нем разместились 25 русских и 9 японцев вместе с Кодаю, были погружены шкуры морских животных (бобров, выдр, тюленей), вяленая рыба для питания. 18 июля 1787 г. отплыли с острова Амчитка, на котором японцы прожили ровно четыре года. 22 августа благополучно прибыли в порт Петропавловск на Камчатке, а затем уже в Нижнекамчатск. На судно прибыл комендант Камчатки. Приняв от Невидимова группу из девяти японцев, он отправился с ней в шлюпке вверх по реке. Затем они сошли на берег. Комендант поместил Кодаю в своем доме. Остальных восемь человек отвели в дом писаря.

^* (30 тонн. - Прим. перев.)

Вечером в день прибытия Кодаю и его спутники впервые сидели за европейским столом. Их угощали вяленой рыбой и вкусным белым напитком. Перед ними были положены вилки, ножи и ложки. Интересно, что Кодаю называет столовую вилку инструментом, похожим на вилы, нож - маленьким кинжалом, а ложку - маленькой черпалкой. Спустя несколько дней Исокити выяснил, что этот вкусный напиток - коровье молоко. В дальнейшем они не пили молока. Говядину они, конечно, тоже не ели.

С наступлением зимы в связи с недостатком продовольствия питаться стало нечем. Трое японцев один за другим умерли. "Дети страны богов" в конце концов стали употреблять в пищу мясо животных. Но вскоре вскрылись реки, и японцы стали ловить много рыбы, тем самым обеспечив себя питанием.

Встреча с Лессепсом

На Камчатке, в условиях суровых холодов и голода, Кодаю случайно встретился с французским исследователем Ж. Б. Леесепсом. Лессепс приходился дядей Фердинанду Лессепсу, с именем которого связано строительство Суэцкого канала. После возвращения в Париж в 1790 г. он издает книгу "Дневники путешествия по Камчатке", в двух томах, в которых приводятся сведения о Сибири. В этом сочинении он упоминает о впечатлениях от встречи с японцами в Нижнекамчатске. Однако после возвращения на родину Кодаю ни в одной из своих записок ни словом не упоминал о встрече с Лессепсом. Кодаю, видимо, совершенно забыл о встрече с Лессепсом, поскольку виделся с ним лишь два-три дня, находясь тогда в крайне бедственном положении. Приводим то место в труде Лессепса, где упоминается о Кодаю:

"Примечания достойнейшим показалось мне в Нижнекамчатске, и о чем умолчать не могу: девять японцев, которые прошедшим летом занесены были в Алеутские острова, доставлены на русском судне, назначенным для торгу выдрами...

Говоривший со мною, по-видимому, имел приметное преимущество перед прочими осьмыо: известно, что он был купец, а те - матросы, служившие ему. Они ему оказывают отменное уважение и любовь: печалятся и весьма беспокоятся, если он когда бывает болен или чем-нибудь огорчен, всякий день по два раза посылают одного наведываться к нему. Можно сказать, что и он со своей стороны не менее дружества оказывает им... Имя его Кодаю, видом не странен, но более приятен..."

Смелое поведение и манеры Кодаю произвели, по-видимому, сильное впечатление на Лессепса. Когда были опубликованы "Дневники путешествия по Камчатке" Лессепса, Кодаю находился в столице России Санкт-Петербурге.

В Иркутск

Дайкокуя Кодаю и другие матросы с "Синсё-мару", потерпевшие кораблекрушение, испытали немало лишений. Через 6 лет в живых осталось лишь шестеро.

После почти десятимесячного пребывания на Камчатке этих японцев решили переправить в главный город Сибири - Иркутск. Поскольку русское правительство тайно намеревалось сделать этих японцев преподавателями школы японского языка в Иркутске, то дорожные расходы были оплачены иркутской канцелярией. Кодаю и его спутники "а санях отправились из Охотска 12 сентября 1788 г. В дорогу им были выданы теплые вещи: меховая одежда и меховые шапки.

От Охотска до Якутска более тысячи километров - безлюдная пустыня. Погрузив всю поклажу на большие сани, которые тянули пять-шесть лошадей, питаясь не чаще двух раз в день, продвигались вперед. 9 ноября группа прибыла в Якутск.

Город Якутск расположен на берегу Лены, домов в нем не более пятисот-шестисот. Этот город считался центром Сибири и отличался суровым климатом. Его жители носили меховую одежду так, что видны были лишь одни глаза. Если зазеваешься - наживешь беды, отморозишь уши и нос. Пробыв в Якутске месяц, группа Кодаю 13 декабря отправилась в Иркутск. Расстояние между Якутском и Иркутском приблизительно 2700 километров. Так как по пути почти не встречалось жилья, то, само собой разумеется, путешественники ели, пили и спали в санях. Кое-где по пути попадались государственные ямские станции, где меняли лошадей. Когда лошади были, то запрягали сразу по десяти.

Группа 7 февраля 1789 г. прибыла в Иркутск. Поскольку в Иркутске находилось генерал-губернаторство Сибири, то это был самый многолюдный город из всех, какие японцы встречали до этого на своем пути. Сначала Кодаю и его спутников поселили в доме кузнеца Хорыкова, который находился в густой роще на окраине города. Эта местность чем-то напоминала японский пейзаж и радовала глаз японцев, живших довольно однообразно и скучно.

Сёдзо меняет веру

После прибытия в Иркутск случилось несчастье: еще один матрос заболел и умер, а японец по имени Сёдзо в период обострения болезни "бери-бери" обморозился, и нога его ниже колена постепенно загнивала. В больнице ему пришлось ампутировать ногу. "Хотя ты и с одной ногой, но в Японию сможешь возвратиться. Не падай духом, поправляйся". На эти утешительные слова Кодаю Сёдзо ничего не отвечал. Вскоре, однако, рана зажила, и он стал поправляться. После этого Сёдзо принял христианство. Поскольку в Японии христианство было запрещено, то вернуться на родину Сёдзо уже не мог. И он оставил мечты о возвращении. Выйдя из больницы и приняв обряд крещения, Сёдзо стал называться Федором Степановичем Ситниковым.

Еще один матрос, по имени Синдзо, под влиянием болезни принял православную веру, став таким образом Николаем Петровичем Колотыгиным, подданным российского государства. Оба преподавали японский язык, к ним хорошо относились, и они прижились в Сибири.

Российское правительство настойчиво предлагало Дайкокуя Кодаю и остальным японцам принять русское подданство. Увидев, что Дайкокуя Кодаю был человеком грамотным и способным, его хотели сделать учителем школы японского языка и предлагали поступить на государственную службу. Однако Кодаю и его товарищи решительно отказывались от всех предложений и просили как можно скорее отправить их на родину. Кодаю трижды подавал в генерал-губернаторство Сибири прошения о возвращении в Японию, но ответа не получал.

Человек, оказавший содействие

Кирилл Лаксман^*, с которым Кодаю познакомился по приезде в Иркутск, был человеком, порекомендовавшим написать прошение в Сибирское генерал-губернаторство. Кодаю узнал Лаксмана через своего друга по Камчатке чиновника Тимофея Ходкевича. Вплоть до возвращения японцев на родину Лаксман заботился о них, как о родных.

^* (Лаксман Эрик (Кирилл) Густавович (1737-1796) - почетный член Петербургской и Шведской Академий наук, выдающийся путешественник и натуралист XVIII в., финн по национальности. Один из пионеров научного исследования Сибири, где он прожил много лет. Лаксман первым описал некоторые виды сибирской флоры и фауны, неизвестные ранее в Европе. Он открыл месторождения ряда полезных ископаемых, разрабатывающихся и поныне. Проводил научные опыты в области технологии промышленной переработки ряда ископаемых. Э. Г. Лаксман стремился к установлению научных контактов с западноевропейскими учеными, а также с учеными Японии. Он передал через своего сына Адама ученым в Японию три письма, три термометра, образцы минералов. - Прим. ред.)

Кодаю и его спутники звали Кирилла Лаксмана "Кириро". Лаксман по национальности был финном. За заслуги в науке он был представлен к званию академика Петербургской Академии наук. Впоследствии Лаксман переселяется в Иркутск, строит стекольный завод, изучает флору и фауну Сибири, собирает коллекции образцов. Особый интерес проявлял Лаксман к Японии. Будучи необыкновенно любознательным человеком, он часто расспрашивал Кодаю о Японии.

Лаксман относился к Кодаю с большой симпатией и стремился часто с ним видеться. Кодаю в свою очередь питал к Лаксману глубокое уважение и оказывал ему помощь в изучении Японии. Его поражало то, что Кирилл Лаксман хорошо запомнил даже название маленькой деревушки в Исэ, где он родился.

До сих пор сохранилось несколько экземпляров географических карт-схем, составленных Кодаю по просьбе Кирилла Лаксмана. На основании этих карт и рассказов Кодаю Лаксман составил доклад о Японии и направил его в Петербургскую академию.

После того как Кодаю в третий раз подал прошение о возвращении на родину, иркутская канцелярия прекратила выплачивать пособие ему и его товарищам. Жизнь осложнилась, но друзья начиная с Лаксмана не оставляли японцев в беде.

Незаметно прошло два года с тех пор, как японцы прибыли в Иркутск. Однажды Лаксман сказал: "Отсутствие разрешения на ваше возвращение на родину является препятствием. Но я, к счастью, в ближайшее время собираюсь в столицу по служебным делам и подал прошение ее величеству императрице и хотел бы, чтобы ты, Кодаю, поехал со мной". Кодаю очень обрадовался и согласился последовать за Лаксманом.

В Петербург

Кодаю с радостью принял предложение Кирилла Лаксмана вместе отправиться в столицу и лично просить ее величество императрицу о возвращении на родину.

Это было похоже на сон.

Кирилл сказал: "Ни о чем беспокоиться не следует... вероятно, все пройдет гладко. Деньги на путешествие дам я, а кроме того, сделаю все, что смогу".

К сожалению, в это время Кюэмон и Синдзо были тяжело больны, а Сёдзо после ампутации ноги находился еще в больнице. Коити и Исокити оставили в Иркутске для ухода за больными, ехать в столицу с Лаксманом решился только Кодаю. В ночь перед отправлением внезапно умер Кюэмон. Оставалось лишь переживать его кончину, но отправление отложить было невозможно.

Кодаю, дав необходимые указания Коити и Исокити, выехал с Кириллом и еще пятью спутниками из Иркутска в столицу России Петербург. Это было 15 января 1791 г., в тот день исполнилось ровно два года после прибытия японцев в Сибирь.

Ехали на санях, запряженных восьмеркой лошадей, а на трудных участках впрягали и до двадцати лошадей. Мчались днем и ночью. Надо было проехать более шести тысяч верст. Мимо пролетали березовые леса и темные японской породы лиственницы. Непривычный к столь быстрой езде, Кодаю чувствовал себя довольно плохо, пока не освоился. Через тридцать шесть дней после отправления из Иркутска, 19 февраля, прибыли в Петербург.

Приезд Синдзо

Петербург, огромный город, был построен Петром Великим. Река Нева разделяет его на две части, величественный дворец отражается в ее водах. В городе каменные дома в четыре-пять этажей, по обеим сторонам улицы - столбы с застекленными фонарями, которые ярко горят всю ночь. Все было странно для Кодаю и поражало его.

Кирилл Лаксман говорил: "Осмотр - это потом. Сейчас надо скорее заняться делами, связанными с возвращением на родину".

Он отвел Кодаю в дом гофмейстера князя А. А. Безбородко, приближенного императрицы, чтобы обратиться к нему с просьбой о протекции.

Неожиданно заболел Кирилл. Начался жар, болезнь протекала тяжело. Для Кодаю он был единственным покровителем, и, позабыв о себе, он дежурил у постели больного день и ночь. Больной постепенно поправлялся. Однако было потеряно три месяца.

В это время Синдзо, находившийся в момент отъезда Кодаю в Петербург в иркутской больнице, неожиданно появился в доме Кодаю, несказанно удивив этим последнего. Подрядившись помощником к одному чиновнику, которого посылали в столицу за медикаментами, Синдзо отправился с ним в Петербург. Он уже отказался от мысли вернуться на родину и решил поступить на службу и доживать свой век на чужбине.

Каждый год 1 мая императрица в сопровождении ее ближайшего окружения выезжала на отдых в Царское Село, расположенное недалеко от столицы, а возвращалась обратно в августе. Выздоровевший наконец Кирилл по просьбе Кодаю решил сопровождать последнего во дворец в Царское Село.

Приглашение к императрице

Перед дворцом в Царском Селе находился обширный парк, на больших прудах были устроены фонтаны, воздух был наполнен ароматом цветов. Кирилл и Кодаю остановились в доме садовника Буша.

Утром 28 июня к Кириллу пришел слуга от президента Коммерц-коллегии графа А. Р. Воронцова и сказал: "Следуйте немедленно во дворец с Кодаю". Кодаю спокойно переоделся во французское платье из серовато-белого сукна. Туалет его был в полном порядке, от цилиндра до трости. Специально для показа императрице он взял с собой и японскую одежду: хаори^*, хакама^**, косодэ^*** и меч,- и отправился с Лаксманом во дворец.

^* (Хаори - накидка японского покроя, принадлежность парадного, выходного, форменного японского мужского костюма. - Прим. перев.)

^** (Хакама - часть японского мужского официального костюма в виде шаровар. - Прим. перев.)

^*** (Косодэ - шелковое кимоно на вате, его носили японцы в старину. - Прим. перев.)

В то время Россией правила императрица Екатерина II. Она была известна мак "просвещенная монархиня", вела переписку с французским просветителем Вольтером, приглашала к себе Дидро и Д'Аламбера, покровительствовала наукам и искусству.

Приемный зал императрицы был отделан мрамором с красными и зелеными прожилками. (Кодаю в мельчайших подробностях рассказывал о своих впечатлениях.) В центре зала в кресле сидела Екатерина II. Лицо ее было красивым, хотя ей было уже 62 года. Она была в длинном белом платье, через плечо шла голубая лента с орденом, на голове - корона, сверкающая драгоценными камнями. Справа и слева от трона стояли фрейлины в пышных нарядах, вдоль стен зала выстроились сановники.

Кодаю целует руку императрицы

По приглашению императрицы Кодаю провели в ярко освещенный тронный зал. Кодаю, человек простого происхождения, был поражен великолепием дворца, он буквально оцепенел и не мог сдвинуться с места. Граф Воронцов, сопровождавший Кодаю, прижав шляпу к левой стороне груди, сказал: "Подойдите же к ее величеству, но пока не кланяйтесь". Оставив шляпу и трость, Кодаю робко приблизился к императрице. Как его учили, перед троном он преклонил левое колено и простер руки к императрице. Ематерина II протянула правую руку и коснулась кончиками пальцев его ладони. Кодаю трижды поцеловал руку императрицы.

Когда Кодаю отступил на прежнее место, императрица вновь пробежала глазами прошение о возвращении Кодаю и его спутников на родину, врученное ей ранее, и спросила: "Это прошение писал ты, Кирилл? В нем правильно все написано?" - "Да, это я писал. Все верно, ваше величество",- ответил Кирилл.

"Бедняжка", - произнесла довольно громко императрица.

Затем Кодаю попросили подробно рассказать императрице обо всем пережитом им после кораблекрушения. Императрица была тронута подробным рассказом Кодаю, а когда слушала о смерти спутников Кодаю, грустно сказала: "Очень жаль".

Это происходило в день рождения наследника Павла, и во дворце готовились к праздничному обеду. Ласково обращаясь к Кодаю, императрица спросила на прощание: "Вы действительно во что бы то ни стало хотите возвратиться в Японию?" - "Пожалуйста, явите вашу милость", - сердечно попросил Кодаю, и она согласно кивнула головой.

Кодаю пользуется благосклонностью

Аудиенция у Екатерины II закончилась успешно. Получив разрешение на возвращение на родину, Кодаю впервые в прекрасном настроении вернулся в дом Буша.

Под предлогом возвращения японцев на родину Кирилл Лаксман составил и передал правительству план экспедиции в Японию.

Видимо сочувствуя судьбе японцев, императрица не раз приглашала Кодаю во дворец и вместе с наследником слушала его рассказы. Показывая Кодаю книги о Японии и жарту Японии, она задавала различные вопросы. Среди книг были эдзоси^* и пьесы дзёрури^**. На милой сердцу японской бумаге они были отпечатаны черными жирными иероглифами. Когда Кодаю раскрыл пьесы дзёрури, ему даже послышались звуки сямисэна^***, казалось давно уж забытые.

^* (Эдзоси - литературные произведения из жанра нравоописательной прозы эпохи Токугава. - Прим. перев.)

^** (Дзёрури - представления театра марионеток в XVII- XVIII вв., вид песенного сказа XV-XVI вв.- Прим. перев.)

^*** (Сямисэн - старинный Японский трехструнный щипковый инструмент. - Прим. перев.)

Однажды императрица, услышав от Кодаю о талисмане очищения из храма Дайдзингу в Исэ, сказала: "Покажите, пожалуйста, мне этот талисман". Шкатулку с талисманом принесли в императорский дворец. Она находилась в комнате императрицы до возвращения Кодаю на родину. Кодаю был буддистом, и у него была ритуальная одежда буддийского священника, которую он тоже показал императрице. Кодаю стал ее самым приятным собеседником.

Песня для Кодаю

Выше уже упоминалось о том, что в Царском Селе Кодаю жил в доме Буша. Однажды наследник пригласил к себе Кодаю. Для возвращения домой он предоставлял ему свою карету. Кодаю отказывался, но после настойчивых уговоров позволил себе ею воспользоваться. Карета была прекрасной английской работы, позолоченная, запряженная восьмеркой лошадей. Когда карета подкатила к дому Буша, все выскочили на улицу и глубоким поклоном приветствовали высокого гостя, но, увидев выходящего из кареты Кодаю, онемели от удивления.

У младшей сестры Буша была молоденькая дочь Софья Ивановна. Кодаю жил в этом доме всего лишь два-три месяца, но сразу подружился с ней и много рассказывал ей о себе. Софья сочинила песню о печальной судьбе людей, потерпевших (Кораблекрушение. Содержание ее таково. Страстно влюбленные юноша и девушка неожиданно расстаются. Они мечтают о том времени, когда смогут встретиться вновь. Песня построена в форме диалога возлюбленных.

Осмотр столицы

После возвращения из Царского Села в Петербург Дайкокуя Кодаю было разрешено осмотреть императорский музей, библиотеку и кунсткамеру. Кодаю был поражен большим количеством сокровищ.

Дважды побывал Кодаю и в театре. Увидев пианино и подивившись его звуку и устройству, Кодаю решил купить его и привезти в Японию, но отказался от этой мысли, когда Кирилл сказал ему: "Если пианино испортится во время длинного пути по Сибири, то отремонтировать его будет невозможно".

В столице ему показали больницы, сиротские приюты, монастыри.

Разрешение вернуться на родину получено

"Господин Кодаю, радуйтесь! Ее величество императрица приказала снарядить судно в Японию и отправить вас", - передали от графа Воронцова, когда Ко-Даю и Лаксман были приглашены в дом Безбородко 29 сентября 1791 г. В этот день в Петербурге выпал первый снег.

Наконец Кодаю получил официальное разрешение на возвращение на родину, которое он так долго и с таким нетерпением ожидал. Это случилось исключительно благодаря помощи Кирилла. Он горячо выступал за переговоры России с Японией, развитие торговли между обеими странами и хотел использовать возвращение Кодаю и его товарищей на родину для посылки туда миссии. Императрица была с ним согласна и решила назначить специальным посланцем второго сына Кирилла поручика Адама Лаксмана, служившего в то время в Сибири. Кроме того, Екатерина II направила указ иркутскому генерал-губернатору И. А. Пилю. В нем предписывалось, кроме постройки судна в Охотске, проконсультировавшись с Лаксманом, провести всю необходимую подготовку для путешествия в Японию. Что касается главы (миссии, то одним из реальных кандидатов, по всей вероятности, был комендант Камчатки. Однако благодаря протекции отца им был назначен 26-летний Адам Лаксман. Видимо, принималось также в расчет то обстоятельство, что в случае провала миссии лучше, если ее главой будет человек невысокого поста и молодой.

Подарки императрицы

20 октября Кодаю был приглашен во дворец для прощания с императрицей. Она сказала ему, что Россия желает быть в хороших отношениях с Японией и что, когда он возвратится на родину, пусть расскажет японцам о России и постарается способствовать установлению взаимных дружественных отношений. Екатерина II подарила Кодаю прекрасную табакерку, усыпанную бриллиантами.

Подарки он получил не только от императрицы 8 ноября граф Воронцов пригласил в свой дом Кирилла и Кодаю и подарил последнему золотую медаль, украшенные драгоценными камнями карманные золотые часы с красивой цепочкой и 150 рублей золотом. На лицевой стороне медали была изображена императрица, а на оборотной - на высокой скале Петр Великий на коне.

Остававшиеся в Иркутске Коити и Иеокити также получили по 50 рублей серебром, а Синдзо и Сёдзо, решившие остаться в России, по 50 рублей золотом. Кроме того, возвращавшимся в Японию были выданы деньги на дорогу, на расходы по содержанию лошадей и покупку саней. Можно представить себе, какая большая забота была проявлена о японцах. Кириллу Лаксману за заботу о потерпевших кораблекрушение японцах были пожалованы перстень с бриллиантом и 10 тыс. рублей серебром.

Предотъездные хлопоты и прощальные визиты друзьям для Кодаю закончились.

Прощание со столицей

Вечером 26 ноября Кодаю выехал из Петербурга, где провел семь месяцев. Группа путешественников состояла из шести человек: Кирилла, Кодаю, Оиндзо, немецкого ученого Штрахмана, друга Кирилла по научной работе, и двоих сопровождающих Кирилла. Разместившись в двух санях из пяти (трое были нагружены вещами), простившись с близкими, они отправились в путь.

Это было похоже на сон: японцы прибыли в каменный город-столицу, были вхожи в императорский дворец, их тепло принимала аристократия начиная с императрицы. Они провели здесь восхитительные дни. Жители холодной столицы все, как один, были добрыми людьми. От этого и сейчас тепло на сердце.

"Синдзо, ты остаешься в этой стране, может быть, еще раз и приедешь в столицу, а я вижу все это в последний раз. При мысли об этом становится грустно",- говорил Кодаю Синдзо.

29 ноября прибыли в Москву. Поскольку путешественники располагали временем до отплытия судна, они смогли задержаться дней на десять в Москве, где осмотрели все достопримечательности древней столицы, в том числе самый большой в мире колокол и царь-пушку.

Затем, проехав Нижний Новгород и Казань, прибыли в Екатеринбург (ныне Свердловск), перевалили за Урал и двинулись по сибирскому тракту на восток. В пути встретили Новый год и наконец 23 января 1792 г., поздно вечером, прибыли в Иркутск, в дом Кирилла.

Печаль расставания

В течение четырех месяцев, пока снаряжалось судно в Японию, Кодаю наносил последние визиты в хорошо знакомом ему Иркутске. На прощание Кодаю раздавал подарки. Дочери Кирилла Марии он подарил японское кимоно, хаори и хакама, которые бережно сохранял. Радость скорого возвращения на родину и печаль вечной разлуки с подчиненными ему Синдзо и Сёдзо, с которыми он делил все тяготы, не покидали его. Кодаю часто встречался с Сёдзо, а утром 20 мая, накануне отъезда, с грустью сказал ему: "Я думаю, что ты очень тоскуешь. Я тебе ничего не говорил, но мы сегодня уезжаем в Японию". - "Э..." - с горечью произнес Сёдзо и больше ничего не смог сказать. "За тебя больше всего болит мое сердце. Хотя Синдзо тоже остается здесь и русские любезны, но тебе, по-видимому, все же будет тоскливо. Береги себя и будь здоров. И поскольку нам больше не суждено увидеться, дай мне посмотреть на тебя в последний раз", - сказав это, он пожал руку Сёдзо. "Оябун^*, это слишком, это слишком тяжело", - произнес со слезами в голосе Сёдзо. С трудом сдерживая слезы, Кодаю по-русски крепко обнял Сёдзо и после прощального поцелуя поспешно вышел. "Подожди, оябун, подожди", - пытался догнать его Сёдзо, но упал и зарыдал, как ребенок. Этот голос и слезы надолго остались в памяти Кодаю.

^* (Оябун - старший (япон.). - Прим. перев.)

Прощание с женой Кирилла

Кодаю в сопровождении Кирилла и его третьего сына вышли от Коити и Исокити. Провожало их много народа, так как о японцах, возвращавшихся на родину, узнали почти все в городе. Проводы были трогательными.

Жена Кирилла, Синдзо, Тимофей Ходкевич сопровождали отъезжающих до станции Букин, что в 25 километрах от Иркутска. Здесь находилась ямская изба. Там Кодаю провел время с провожающими. Рано утром 21 мая Кодаю попрощался с Синдзо и женой Кирилла, которая относилась к нему как мать. Прощаясь с ней, он не мог сдержать слез. "Кодаю-сан, желаю вам счастья", - сказала она нежно, прикладывая носовой платок к лицу. И другие провожающие что-то говорили. Обычно русские при разговоре с японцами старались не спешить, но сейчас каждый торопился, стремясь сказать как можно больше теплых слов, а так как говорили сквозь слезы, то Кодаю трудно было понимать. Однако эта искренность навсегда оставила приятный след в его душе.

Поскольку на этот раз путешествие совершалось летом, то группа, устроившись на телегах, запряженных лошадьми, приблизительно через три дня прибыла на пристань Качуг и решила отсюда отплыть по Лене на судне. Подготовка к этому заняла два-три дня. Исокити и Коити, выехавшие из Иркутска позже, догнали их. Эти двое отправились в Охотск отдельно от группы Кодаю, присоединившись к направлявшимся в Японию геодезисту И. Трапезникову, переводчику Е. Туголукову и одному чиновнику, о котором говорили, что он был сыном потерпевшего кораблекрушение японца Кюдзё, некогда побывавшего в России.

В Якутск

Кирилл вместе с Кодаю и другими спутниками во второй половине дня 25 мая 1792 г. погрузились на большое речное судно и поплыли по Лене.

"В Японии подобной реки нет. Эта река - гордость России", - сказал вопреки обыкновению Кирилл, никогда не употреблявший высокопарных слов. Эта река была настолько широкой, что временами почти не было видно ее берегов, казалось, что находишься в море. Насколько хватало глаз, простирались леса и равнины. Сердце сжималось от просторов и высокого неба. По пути встречались поселения якутов. Во время плавания для питья использовали речную воду. Дрова заготавливали, причаливая к берегу. Рыбу доставляли якуты, подплывавшие на сосновых лодках-долбленках. По течению реки попадались места, где справа от судна была пресная вода, а слева - соленая.

Кроме якутов, подплывавших с рыбой для продажи, никого не встречали. Путь по воде примерно в 2400 километров преодолели за двадцать дней, и в полдень 15 июня группа прибыла в Якутск.

Путешествие по Сибири летом

От Якутска до Охотска дорога плохая, даже телега, запряженная лошадью, не проходит. Каждый вынужден был ехать верхом, навьючив на лошадей имущество и продовольствие. На подготовку к этому ушло около полумесяца.

2 июля группа из пяти человек - отец и сын Лаксманы, Кодаю, Туголуков и Бабиков - отправилась на лошадях. Это был последний отрезок пути. Коити и Исокити должны были прибыть чуть позже.

На обратном пути Кодаю не страдал от холода, как это было два года тому назад, но на сей раз были другие трудности. Поселения в начале пути попадались не чаще одного раза за четыре-пять дней, а потом и вовсе не было признаков жилья. Совершенно не зная маршрута, ночуя под открытым небом и полагаясь на проводников-якутов, группа упорно продвигалась вперед. Солнце припекало все сильнее и сильнее. В зарослях тайги нелегко было найти свободную площадку для стоянки, к тому же донимали тучи комаров. Путешественники спасались от них с помощью кожаных перчаток и матерчатых накомарников. Крупы лошадей были настолько облеплены комарами, что нельзя было разобрать масть лошади. Ноздри и губы лошадей кровоточили. Якуты отгоняли комаров метелками из конского волоса. На ночь натягивали полог из льняной ткани, разводили костры из сухого конского навоза, чтобы выкурить комаров. Опасались медведей, поэтому ночью рубили деревья, разжигали костры и по очереди дежурили. Питались только хлебом и водой, экономя чай и сахар. Кодаю говорил, что это было "труднейшее путешествие", помехой были не только высокие горы и широкие реки.

Через месяц, 3 августа, группа наконец добралась до Охотска. Несколько позже, 5 августа, прибыли Коити и Исокити.

Прощание с Кириллом Лаксманом

Кодаю увидел в порту Охотска несколько судов, стоявших на якорях. Какое же из них увезет их в дорогую сердцу Японию? Шум волн будил нетерпеливое желание поскорее вернуться на родину. Так же были настроены Коити и Исокити.

Специальную русскую миссию, направлявшуюся в Японию и имевшую поручение сопроводить на родину Кодаю и его спутников, возглавлял второй сын Кирилла поручик Адам Лаксман. Получив приказ сибирского генерал-губернатора, он заранее приехал в Охотский порт из Гижиги, где служил, и ожидал прибытия Кирилла и Кодаю. Для Лаксманов - отца и сына - это была долгожданная встреча. Адам получил от отца подробную инструкцию. Это был совсем еще молодой офицер. Когда Кодаю при первой встрече приветствовал его, Адам сказал ему многообещающе: "Ваши заботы я целиком беру на себя, будьте спокойны", - и крепко пожал Кодаю руку.

При подготовке судна к плаванию были допущены просчеты и ошибки, поэтому дело продвигалось не так быстро, как хотелось бы. Кирилл, проводивший время за сбором образцов растений, решил возвратиться в Иркутск, не дожидаясь отплытия судна. Он отправился из Охотска 21 августа. Кодаю и его спутники провожали Лаксмана, отправившись на небольшом судне вниз по реке. Было грустно расставаться: Кирилл проявлял исключительную заботу о потерпевших кораблекрушение японцах. Возвращение в Японию стало возможно исключительно благодаря Кириллу. Японцы все эти годы полагались только на него. Он отметил в записках того времени, что при расставании, "выражая свою благодарность, они плакали, как дети".

Кирилл со слезами в голосе сказал: "Вы из далекой страны, но мы подружились, долгое время были вместе, это удивительная случайность. Желаю вам благополучного возвращения в Японию и здоровья".

Кодаю и его спутники долго смотрели вслед удалявшемуся Кириллу.