От автора

Летним токийским вечером я выхожу на улицу. Позади трудовой день в раскаленном, насыщенном изнурительной влагой воздухе. Липкая, густая тьма, крадучись, вползает в город. Навстречу, то и дело останавливаясь, вытирая лицо маленьким полотенцем, идет японец. Рука с куском мохнатой ткани медленно скользит по потным щекам. Через два-три шага - другой конец полотенца и другая рука, повторяющая тот же жест. Душно, невыносимо душно. Платье прилипает к телу, ноги не хотят отрываться от вязкого горячего асфальта, а удары сердца отдаются в голове гулкими отчаянными рывками.

И все же каждый вечер, как бы я ни уставала, как бы трудно ни было покинуть прохладный номер отеля и окунуться в горячую влажность токийских сумерек, каждый вечер я шла на свидание с городом.

Города наиболее четко определяют лицо страны. Шумные и тихие, суровые и экзотические, они неповторимы, как и лица людей.

С городом у меня свои особые отношения и очень давняя к нему любовь. Детство я провела в деревне. Мать моя преподавала в сельской школе, и мы жили в маленькой комнате прямо в школьном здании. Оно стояло на краю села, на пригорке, как говорят на Урале, на юру, что, пожалуй, имеет тот же смысл, что и на семи ветрах.

Семь ли их было в действительности или больше, но они, эти беспутные, шальные ветры, гуляли вокруг школы всегда - в любую погоду и в любое время года. Четырехклассная школа была довольно большая, деревянная, сложенная из крепких, пахнущих смолой бревен, с огромными окнами в полтора человеческих роста. Она терпеливо подставляла свои проконопаченные мохом стены снегопадам и дождям, мороз бил по ее сосновым ребрам, и дерево отзывалось раскатистым гулким треском.

Но больше всего куражились на пригорке ветры. И что только они не выделывали! С разбойничьим посвистом налетали они она школу, рвали двери и дергали форточки, колотили изо всех сил по оконным рамам, так что стекла жалобно звенели и ныли, как от постоянной зубной боли, с грохотом носились взад и вперед по железной крыше. Долгой зимой, завернувшись в толстые снежные шали, они по нескольку суток кряду с визгом и воем могли выплясывать перед окнами, словно ведьмы и черти, пришедшие из русских сказок. На тесно сбившиеся избы опускались долгие зимние вечера, подавляя тьмой редкие, скупые огоньки, а бесконечные снежные валы катились и катились на крошечную деревушку, заметая ее до самых бровей, словно высокие волны огромного, никогда еще никем не виданного океана.

А потом в мою жизнь вошел первый город. Это был небольшой уральский городок с довольно пыльными улицами, палисадниками, георгинами, которые важно склоняли за заборами свои спесивые головы; с деревянными тротуарами, где доски западали, как клавиши, под ногой; с непролазной грязью на перекрестках и совсем по-деревенски взвизгивающей гармошкой на окраинах.

Но мне нравился этот город. Я не чувствовала себя в нем чужой. Восхищалась и разлапистыми листьями кленов, которыми осенний ветер кропотливо устилал улочки, и трехэтажным (единственным в городе) - казавшимся мне огромным - кирпичным зданием сельскохозяйственного техникума, и маленьким металлоремонтным заводом, грохотавшим на добрые десять кварталов, и даже стадом гусей, шествующих через весь город к реке. По главной улице, утопая в облаках пыли, на них летел грузовик, и гуси, едва успев выскочить из-под огромных колес, повернув всей стаей, начинали отчаянно кричать вслед шоферу-лихачу. Они ругали его почем зря звонкими голосами, лишь изредка переходя на злобное шипение.

Но больше всего мне нравились в городе ночные окна. И если в лесной глухомани я чувствовала себя кусочком леса, своей среди своих, где каждая сосна и поляна не дали бы мне заблудиться, то здесь, в городе, окна также показались мне добрыми ориентирами - глазами друзей.

И разве можно заблудиться, если тебе светят глаза - знакомые и незнакомые? Тысячи окон - тысячи глаз пристально смотрят вслед. Иди и не чувствуй себя одинокой!

Много лет спустя город стал для меня предметом изучения, частью моей профессии. "Город - не изолированный социальный феномен, а важнейшая форма существования современного общества..."¹. И хотя в этих сухих характеристиках, которыми город повернулся теперь ко мне, мало поэзии, он увлекал по-прежнему своими проблемами, затягивая в социологические дебри, как бесконечные, таящие неожиданности улицы.

¹ (А. М. Румянцев, Урбанизация и общество, - "Урбанизация и рабочий класс в условиях научно-технической революции", М., 1970, стр. 17)

Но все же впервые любовь к городу зародилась у меня тогда, в детстве, вместе с острым ощущением неотложной потребности прикоснуться к огромному человеческому миру, деятельному, кипучему, воплощением которого после вечной тишины затерянной в лесах деревеньки показался мне крошечный районный городок.

- Нехорошо заглядывать в чужие окна, - говорила бабушка.

А мне они чужими не казались. И потом я и не глядела, а только бросала быстрый взгляд, и за разрисованными морозом стеклами, за причудливым лесом ухоженных гераней возникали картины - отрывочные, порой неясные, полные самых обыденных, бесконечных людских забот. Их нельзя было забыть, они были настоящие, взятые из жизни. Тасовать их в памяти, придумывая каждый раз новые концовки, было гораздо интереснее, чем играть в детское лото или складывать в яркую картинку разноцветные кубики...

За моим первым городом пошли, замелькали, полетели другие. Деревянные, каменные, города-гиганты с огнями-окнами, россыпь сверкающих камней которых, если смотреть с самолета, так и хотелось собрать в ладони. Сияющая груда их, наверное, наполнила бы ладошки до самого верха, ее можно было бы пересыпать, легонько подбрасывать, а потом, вдоволь погревшись об это нежное тепло ночных огней, вновь осторожно рассыпать по земле.

Но не всегда встречи с городом были столь идиллическими. Порой это оказывались угрюмые в своей стандартности площади и неуютные проспекты, продуваемые насквозь, словно коридоры коммунальных квартир, или навевающие тоску ряды чеканно-новеньких панельных близнецов, на редкость напористых, с удивительной точностью воспроизводящих себя в разных городах. Глубокой ночью, залитые лунным светом, лишенные дневного кипения человеческой жизни, одноликие и немые, они казались безнадежными, как кошмар, как бред незадачливого фантаста.

И все же в каждом из городов было что-то свое, неповторимое, что не могло не оставить следа в памяти. Либо первые редкие листочки на фоне слепяще-белых панелей, либо азарт и одержимость молодых людей, живущих в них, а может, и просто детский смех, магически изменяющий все вокруг.

И в целом они были удивительно добры ко мне, мои города, с неустанно зовущими вперед километрами улиц, с упрямым пунктиром бульваров, плетущих свое зеленое кружево в каменных просеках, с тишиной библиотек и гулом университетских аудиторий, с кольцевыми магистралями, которые, словно вернувшийся из детства обруч, катятся и катятся по твоей взрослой Жизни. А может, просто добра ко мне была и сама дорога - один из лучших подарков жизни, - стремительно бегущая и связывающая все воедино?

Так или иначе, но вслед за деревянными и каменными городами, за контрастным слиянием мраморных дворцов и глинобитных хижин индийских городов мне суждено было увидеть бамбуковые города страны, историей которой я занимаюсь, - бамбуковые города Японии¹.

¹ (Бамбуковый город, бамбуковый дом - это не только реальность, но и символ старого, традиционного в японском городе, строившегося в большей своей части из дерева)