Город и деревня

Один мой японский знакомый, Гоити Мацунага, поэт, изучает проблему "Механизация сельского хозяйства и проституция". Сначала я не уяснил, какая тут связь. А потом сообразил: после нового закона кулаки скупят землю, заведут машины, и еще больший поток крестьян устремится из деревни в города - голодать, сбивать цену на труд.

И разуверяться в красоте и справедливости.

К. Когда я из поездки по Японии возвращалась в Токио, в вагоне рассматривала цветные открытки с видами городов Киото, Нара, Никко. Снова ожили храмы, пагоды, дворцы, замки, домики для чайной церемонии. И всюду, связанный с ними, мягкий, с тонким рисунком пейзаж: легкая, нежная цепь гор, реки с мостиками, лес, необыкновенные парки.

Вот Нара. Весна. Розово-лиловые глицинии и ярко-зеленая хвоя у алого храма Касуга-дзиндзя... В апреле как раз такой предстала бы перед тобой Нара, если бы ты туда заехал. И водопад в Никко не был бы замерзшим.

М. Увы!.. Но тебя эти виды что-то не очень успокоили.

К. А вот октябрь. На фоне "осенней парчи природы" в парке Киото стоит птица цуру, поджав ногу...

М. Все-таки не верю, что твои мысли в вагоне были целиком заняты красотами.

К. Да, ты прав... Не только смотрела картинки, но и дописывала дневник - и все застилалось тревожными дальнозоркими глазами Тиёко, скорбным, безнадежным жестом Сатаро. Старые кварталы исконно японских городов, не тронутые войной и как бы испокон веков застывшие в своем облике, неожиданно обернулись современностью. В Киото я думала о жизни японки. Нара взволновала судьбой молодежи. В Никко открылась древняя черта японского характера - страсть к красоте, но сегодняшний трудный день Японии заставлял думать и о другом...

Поезд летит в Токио, я смотрю в окно, мимо проносится Япония. Строения и пейзаж воспринимаются как единое целое.