Клятва японцев

Я помню благородный памятник врачам на одной из улиц Хиросимы: тесно скрестившиеся строгие линии устремлены ввысь. Символ дружно сплетенных рук.

И помню парк Хидзияма на холме, эти беловато-красные выпуклые корпуса, где сидят люди, чуждые добра и милосердия. Справа - кладбище. Внизу, за парапетом, - Хиросима...

Еще помню песню, суровую как клятва. Сначала мужские низкие голоса повторяли те самые слова, что написаны на памятнике погибшим от атомной бомбы: "Спите спокойно..." Мужчины были серьезны, и лица их обострились и как бы окаменели.

Затем вступили женщины. И полилась тихая, торжественная, грустная песнь о той маленькой больной девочке Садако Сасаки, которая, чтобы спастись, хотела сделать тысячу бумажных цуру. Ты знаешь: цуру - это что-то вроде журавля или цапли. Длинноногая водяная птица, любимая японцами, символ благополучия. Узнав об этом, дети со всей Японии и из разных стран слали девочке бумажных журавликов. Но не успели. Девочка умерла от лучевой болезни.

М. Мне приходилось и раньше слышать о бумажных журавликах, но вот я с ними столкнулся. Рано утром к нам пришла хромая женщина - Токиэ Кавамото. Она хромает потому, что еще девочкой попала в атомный взрыв. Сейчас отдает все свои силы детскому "Обществу журавликов". Ребята - японские тимуровцы: по своей воле помогают пострадавшим от атомной бомбы. Недавно дети узнали, что в Хиросиме будут проездом люди из Советского Союза, - и сплели почетный венок из бумажных журавликов для Гагарина. Токиэ Кавамото принесла нам эту шелестящую разноцветную гирлянду вместе с матерчатой куколкой... Летом 1961 года под Москвой подарок был вручен Юрию Гагарину на одном из пионерских слетов.

К. Я смотрела сверху, с холма, на город, и мне все говорило о несчастье: и единственное оставшееся испепеленное дерево, и изуродованный остов дома, и мемориальная скоба, как символ согнувшегося горя, и горячий пепел от сожженных еще сегодня свеч, и свежесорванные хризантемы у памятника детям "в честь их душ"...

Закрывала глаза и видела перед собой не город, а огромный бурлящий котел, клубы черного, серого, оранжевого дыма - и белый гриб вверху, похожий на человеческий череп.

Но вдруг мне бросилась в глаза необыкновенная картина. Слева, на площадке холма, японец, старик художник, в очках, с тоненькой бородкой, в круглой шапочке, сидел в окружении детей и поправлял акварель мальчика, ученика. Я подошла, взглянула на мольберт, на яркую синюю краску неба - и ахнула: над заново рожденным городом летит тот самый журавлик из грустной песни, но веселый, живой, как и сам рисовальщик!