Мерцающий мрак! Зато тем ярче в нем пламенеют рекламы...
К. Огромные и разноцветные - сверкают, меняются! Поразительная выдумка в смене и сочетании красок. Не сравнишь с американской рекламой. На Бродвее огня не меньше, а, пожалуй, больше и в красках столько же яркости, но нет той живописности, изящества, вкуса. Американская реклама сначала удивляет, а вскоре начинает раздражать и угнетать. Она криклива, нервозна и назойлива. Японская - ею любуешься, она даже успокаивает.
М. И я, конечно, сразу подумал, что в современной электрической рекламе, которая заполыхала передо мной, сказывается искусство древнего японского фейерверка.
К. Вот, вот! Я же тебе только что говорила: в Японии на первых порах мучит желание всему отыскивать древние корни. Любуешься восхитительным танцем бирюзовых, золотых, пурпурных знаков, видишь что-то загадочно-восточное и не думаешь, что это, может быть, всего лишь попытка сбыть подтяжки или виски...
М. Это потому, что мы смотрим на рекламу совсем другими глазами, чем японцы: самый декоративный элемент в ней - иероглифы, а прочесть их мы не можем, и Япония для нас в известной мере остается зашифрованной, таинственной. Тем более в первое время. Наивное стремление обязательно искать древние корни в сегодняшнем дне с новой силой охватило меня в отеле...
К. Не в "Дайити" вас поместили?
М. Нет, в "Кокусай Канко", рядом с новым Центральным вокзалом на Fifth Street.
К. Погоди, откуда взялась эта "Пятая стрит"? Ведь ты сам сказал, что в Токио улицы не имеют названий?
М. А это американцы кое-где окрестили магистрали на правах оккупанта-хозяина для собственных удобств. В Токио на углах я видел таблички: "A Ave", "4 th St", "Annex Ave"... Но от японцев этих названий ни разу не слышал.
К. Я тоже не слышала. Ну, как выглядит твой "Кокусай Канко"?
М. Думаю, точно так же, как и твой "Дайити". На ночь дали кимоно - с широчайшими рукавами, но руки сразу не проденешь, где-то застревают. В других отелях получали потом два кимоно - одно простое, другое теплое... Я нашел еще в номере туфли, по форме напоминающие деревянные гэта, термос с изображением розового бамбука. И цветы, которые были воткнуты стеблями в игольчатую металлическую подставку, положенную на дно плоской вазы. В гостинице есть особый зал, оборудованный для своеобразного свадебного обряда. Как будто подлинная Япония.
Но входишь в лифт - лифтер японец спрашивает, протягивая палец к кнопкам: "Сэр?" Коридорного называют "бой", он тебя приветствует: "Гуд ивнинг!" Кондиционированный воздух, жалюзи из пластмассы, стерилизованные стаканы, розетка для электрической бритвы.
Так встал передо мною самый, наверно, обычный, самый банальный из вопросов, какие порождает только увиденная Япония: все-таки что же в этой стране сильнее - неповторимые национальные традиции или универсальные черты современности? Как новое со старым борется и как - всем на удивление - уживается?
К. Мне приятно слышать, что и ты не уберегся, запутался.
М. Больше всего сбил меня с толку осмотр Токио. Старое и новое чередовались так быстро, что мое восприятие совсем раздвоилось.
Утром японские писатели повезли нас по городу. Он имел уже совсем другой вид, чем вчера. Многоцветные огненные рекламы исчезли.