Между тем Япония навязала Китаю "21 требование", чем сильно подорвала английские позиции в Китае. Это ухудшило англо-японские отношения.
Однако русская и французская дипломатия продолжали зондировать почву о возможности присоединения Японии к союзу со странами Антанты. К тому времени и положение на фронтах несколько стабилизировалось. Расчеты немцев на быстрый разгром союзников рухнули. Постепенно в войну втягивались Соединенные Штаты.
Новый министр иностранных дел Исии Кикудзиро полагал, что приобщение Японии к Антанте сделает Японию союзником России и Франции и тем самым усилит ее позиции на будущей мирной конференции. В августе 1915 г. Исии вступил в переговоры с министрами иностранных дел России и Франции относительно присоединения к Лондонской англо-франко-русской декларации от 4 сентября 1914 г. о незаключении сепаратного мира с Германией. Исии обусловил присоединение Японии к декларации официальным приглашением со стороны государств Тройственного согласия (Антанты).
У Франции еще сохранялись иллюзии о возможности привлечь японские войска к сражениям в Европе. 19 октября 1915 г. Япония официально объявила о своем присоединении к англо-франко-русской декларации от 4 сентября 1914 г., но активной помощи ни одному из союзников не оказала. Японское правительство затягивало даже поставки оружия и боеприпасов, хотя в обещаниях не было недостатка. Оно ожидало исхода боев на русском и западном фронтах. И только после того как Германии не удалось достичь решающих побед в 1914 г., оно стало продавать оружие России и Англии (В начале 1915 г. русские представители купили и заказали в Японии оружия и боеприпасов на 38 млн. иен: винтовки (335 тыс.), патроны (87,5 млн.), орудия (351 штука), снаряды (около 70 тыс.), на 42 млн. иен было куплено и заказано снаряжения: мундирное и шинельное сукно, сапоги, седла и т. п. (см. [56, сер. 3, т. 7, ч. 1, с. 156-158]).).
Японцы сбывали значительное количество устаревшего оружия по завышенным (почти вдвое) ценам и получали на этих операциях многомиллионные прибыли.
Крупнейшее за всю войну летнее наступление 1915 г. немецко-австрийских армий на Восточном фронте против России привело к большим потерям в людской силе и оружии. Вновь мобилизованных солдат нечем было вооружать. Поэтому в августе 1915 г. министр иностранных дел России С. Д. Сазонов обратился с просьбой к японскому правительству о немедленной продаже России 1 млн. винтовок. В разговоре с японским послом Мотоно Итиро русский министр дал понять, что за эту услугу царское правительство готово уступить часть КВЖД в Маньчжурии и причислить ее к Японской сфере влияния. Министр говорил о "пользе и необходимости тесного политического единения России и Японии" [56, сер. 3, т. 7, ч. 1, с. 66, 80].
Обращение к Японии было поддержано Англией и Францией.
Прошло более десяти дней. 22 августа японский премьер-министр граф Окума Сигэнобу заявил русскому послу Н. А. Малевскому-Малевичу, что просьба русского правительства обсуждалась в верхах и верхи приняли решение усилить работу государственных оружейных заводов и привлечь к производству частных предпринимателей, отказавшись от государственной монополии на производство вооружения. Но немедленно Япония не может продать ничего из опасения ослабить свою армию. В заключение разговора японский премьер дал послу примечательный совет - послать на Западный фронт русские войска с Дальнего Востока. "Японская армия,- заверил он,- в случае надобности готова принять на себя поручение поддержать порядок" на русских дальневосточных территориях [56, сер. 3, т. 7, ч. 1, с. 120-121].
Через три дня Окума Сигэнобу еще раз подтвердил Н. А. Малевскому-Малевичу, что Япония может поставлять России оружие только по мере его изготовления на японских заводах (Всего за время войны Россия получила из Японии 1135 орудий, 400 тыс. винтовок и 80 млн. патронов (см. [235а, с. 227, 410]). По другим данным, Япония поставила России до 635 тыс. винтовок [268а, с. 134].).
Русское командование такой ответ не мог удовлетворить. Переписка между правительствами продолжалась и позже. В октябре 1915 г. Япония обязалась поставить России 2 млн. японских винтовок в течение четырех лет. С. Д. Сазонов предложил компромисс: немедленная поставка 200 тыс. винтовок, а остальные в течение четырех лет, с тем чтобы обеспечить японскую промышленность заказами. Япония не пошла и на это. Правительство обещало поставить 200 тыс. винтовок лишь через два года (в июне-сентябре 1917 г.). (По данным бывшего министра иностранных дел Японии Исии Кикудзиро, Япония продала России оружия и снаряжения на сумму в 300 млн. иен [117, с. 85].)
Японская пресса и различные общества, выражавшие мнение буржуазных кругов, уже в 1915 г. начали широко обсуждать характер русско-японских отношений, требуя ряда уступок со стороны царской России "за дружественные услуги в текущей войне", таких, как передача южной ветви КВЖД, дальнейшее расширение японского рыболовства по побережью русского Дальнего Востока, предоставление японскому капиталу возможностей для крупных вложений в экономику Северной Маньчжурии и т. д.
Из-за ослабления России после тяжелой войны с германо-австрийским блоком в русской прессе также стали появляться статьи о перспективах развития русско-японских отношений. Мнения разделились. В феврале 1915 г. П. Ф. Унтербергер, бывший генерал-губернатор Приамурья, направил записку председателю совета министров И. Л. Горемыкину. Он утверждал, что Япония, используя выгодную для нее обстановку, добивается не только расширения своих позиций в Китае, но и стремится оттеснить Россию от берегов Тихого океана. Исходя из этого, он считал момент неподходящим для переговоров о русско-японском сближении и предлагал отложить их до окончания войны и возвращения русских войск в Сибирь и на Дальний Восток (см. [202, с. 521]). С. Д. Сазонов высказался против позиции П. Ф. Унтербергера. В письме на имя И. Л. Горемыкина он настаивал на необходимости сближения с Японией. В Государственной думе министр заявил: "Нынешние наши фактические союзные отношения с Японией должны явиться преддверием еще более тесного единения" [56, сер. 3, т. 8, ч. 2, прим., с. 53].
Сигнал из Петербурга не остался незамеченным. В том же месяце японский посол в Париже Исии Кикудзиро, назначение которого на пост министра иностранных дел уже было предрешено, заметил русскому послу в Париже, бывшему министру иностранных дел А. П. Извольскому, о своем намерении "содействовать тесному сближению" с Россией, как только станет министром.
В сентябре 1916 г. горячий сторонник русско-японского сближения для борьбы с проникновением американцев на Дальний Восток барон Гото Симпэй (Деятельность Гото после Октябрьской революции способствовала установлению советско-японских отношений, он активно высказывался за сближение с СССР.) посетил русского посла и сообщил, что по приезде в Токио нового министра иностранных дел Исии будет обсуждаться вопрос о заключении русско-японского союза [56, сер. 3, т. 8, ч. 2, с. 326-327]. В беседах с послами Англии, Франции и России в сентябре 1915 г. премьер-министр Окума Сигэнобу говорил, что русское правительство может в любое время поднять вопрос о заключении союзного договора с Японией [56, сер. 3, т. 8, ч. 2, с. 413-414]. Но японская дипломатия хотела, чтобы инициатива исходила от царского правительства. Активность японской дипломатии объяснялась тем, что Россия устояла перед ударами германской армии и собирала силы для дальнейшего продолжения войны. Однако ослабленная Россия (до победы было далеко) представлялась подходящим партнером для переговоров о соглашении, выгодном Японии.
С целью ускорить получение от Японии вооружения и использовать японо-американские противоречия русский министр иностранных дел С. Д. Сазонов обратился к японскому послу с предложением начать переговоры о заключении нового русско- японского соглашения.
Вскоре последовало приглашение великому князю Георгию Михайловичу посетить Японию. В декабре 1915 г. состоялась его поездка. Официально он ехал, чтобы поздравить японского императора с вступлением на трон и выразить признательность за помощь России. Его сопровождал советник дальневосточного отдела министерства иностранных дел Козаков, который начал вести предварительные переговоры о заключении русско-японского союза. Козаков особенно настаивал на получении оружия, прежде всего винтовок, и заявил о готовности русского правительства пойти на компенсации, не задевающие суверенных прав России. В ответ Исии предложил заключить союзный договор и одновременно с этим "решать другие проблемы" [38, д. 213, л. 19-20].
В ходе переговоров Козакова с министром иностранных дел Исии и генерал-губернатором Кореи Тэраути Хисати выяснилось, что претензии так называемого общественного мнения Японии, высказанные в печати, вполне разделяются японским правительством. Через несколько дней японский чиновник Адати спросил Козакова, "согласно ли русское правительство уступить Японии всю южную ветку КВЖД или же только часть ее, лежащую в японской сфере". Козаков ответил, что в его беседах с Мотоно Итиро "речь шла только о части этой ветки, к югу от Сунгари, где ее присутствие в японской сфере может представлять для японцев некоторые неудобства" [53, 1929, т. 1 (32), с. 10-11].
18 февраля 1916 г. Мотоно Итиро передал в русское министерство иностранных дел ноту, содержавшую официальное предложение вступить в переговоры о заключении русско-японского союзного договора. В качестве обязательных условий Япония требовала предоставления дальнейших льгот в области рыболовства и торговли и передачи Японии части КВЖД от Харбина до Чанчуня (см. [38, д. 213, л. 19-21]).
Переговоры велись в Петербурге и Токио через послов.
В ходе переговоров в мае 1916 г. японский посол Мотоно Итиро в угрожающем тоне фактически потребовал прекращения поощрения со стороны русского правительства рыболовной деятельности русских промышленников в дальневосточных водах, предоставления Японии новых концессий на рыболовство, облегчения таможенных тарифов и передачи Японии всей южной ветки КВЖД (см. [38, д. 213, л. 22-23]), взамен предлагая поставить России лишь 120 тыс. винтовок и 60 млн. патронов.
Царское правительство вынуждено было обратиться за поддержкой в Париж и Лондон, опасаясь, что Япония воспользуется занятостью царизма войной на Западе с Германией для захватов на русском Дальнем Востоке и в сферах влияния России.
В ходе дальнейших переговоров японские представители предлагали 100 млн. руб. за ветку от Куанченцзы до Сунгари. Однако согласие министра иностранных дел С. Д. Сазонова уступить часть южной ветки КВЖД между Куанченцзы и Сунгари в качестве "ответной услуги" за поставки оружия и военных припасов (см. [38, д. 213, л. 63-65]) встретило решительное возражение со стороны представителей русской буржуазии.
В прошлом крупный банкир, непосредственно связанный с торгово-промышленными кругами России, министр финансов П. Л. Барк (Барк был одним из директоров Волжско-Камского банка. В 1914 г. был назначен министром финансов.) решительно высказался против таких действий дипломатического ведомства. В записке, адресованной С. Д. Сазонову, он подчеркивал, что и без того японские дельцы имеют "громадные преимущества в соперничестве с нами, противопоставить коим мы можем лишь обладание сохранившимся в наших руках" участком дороги от Чанчуня до Харбина. Это дает возможность путем тарифных мер парализовать усиление Японии и удержать в сфере коммерческого влияния КВЖД районы Северной Маньчжурии. Ссылаясь на Портсмутскую конференцию, где японские уполномоченные настаивали на этом требовании, П. Л. Барк указывал, что Япония не добилась получения этого участка дороги даже после удачной для нее войны, и нарисовал картину тяжелых для России последствий передачи названного участка дороги Японии. Передача железной дороги до станции Сунгари обеспечит проникновение японских капиталистов в Северную Маньчжурию и появление японских судов на р. Сунгари, что приведет к упадку как КВЖД, так и Уссурийской дороги и особенно Владивостокского порта, так как основные потоки товаров из Маньчжурии пойдут не в Хабаровск и Владивосток, а по р. Сунгари и через Дайрен. Результатом явится подрыв экономики Приморского региона и установление контроля Японии над всей Маньчжурией. Называя этот участок дороги "буфером, задерживающим проникновение японцев в зону наших непосредственных интересов", он рассматривал его как одно из основных условий, обеспечивающих возможность борьбы с водворением иностранных товаров на маньчжурский рынок. Тяжелых политических последствий можно ожидать и в отношениях России с Китаем, который поймет этот акт России как дальнейшее отступление под нажимом Японии. И в заключение министр спрашивал: "Не придется ли нам пойти на какие-либо серьезные уступки в пользу других наших союзников?" (см. [38, д. 213, л. 67-73]).
Требования Японии вызвали возмущение и в кругах русской буржуазии. Козаков в записке министру иностранных дел от 12 июня 1916 г. писал: "Можно предполагать, что никому не покажется чрезмерным, если в виде ответной услуги мы сделаем облегчение для японской рыбопромышленности, понизим тариф на некоторые предметы японского ввоза или согласимся на установление прямого товарного сообщения между русской и японской железными дорогами, чего давно домогаются японцы. Другое дело - уступка ветки КВЖД. Поставки оружия никак не могут служить эквивалентом для этого". Поэтому Козаков считал необходимым потребовать за уступку железнодорожной ветки ряд дополнительных условий, в том числе включение Северной Маньчжурии в русские таможенные границы (см. [38, д. 213, л. 85, 86]).
Встретив сопротивление со стороны России, японские дипломаты пытались торговаться, предлагая увеличить поставку винтовок на 30-50 тыс. [38, д. 213, л. 93]. В конце концов Россия не согласилась на продажу этой ветки.
Подписанная 3 июля 1916 г. конвенция устанавливала, что Россия и Япония не будут принимать участия в какой-либо политической комбинации, направленной против одной из договаривающихся сторон на Дальнем Востоке, а в случае угрозы со стороны третьей державы стороны соглашались обсудить меры совместной защиты. Приложенный к конвенции секретный договор предусматривал взаимную военную помощь, "если вследствие мер, принятых по взаимному соглашению" для того, "чтобы Китай не подпал под владычество какой-либо третьей державы, враждебной России и Японии, будет объявлена война одной из договаривающихся сторон" [72, с. 191]. Это означало признание японского преобладания в Китае с обязательством оказывать содействие сохранению этого преобладания. Это был военный союз, направленный не только против китайского народа, но и против США, а также, как указывал В. И. Ленин, "до известной степени и против Англии" [24, с. 188].
Япония не брала обязательств по сохранению статус-кво в Китае, что давало ей возможность опираться на союз с Россией для противодействия США и Англии.
Заключая союзный договор с царской Россией, Япония надеялась после войны занять на русском рынке место Германии. Об этом откровенно заявил японский премьер на банкете, устроенном союзом торговых палат по случаю заключения договора. Принц Канин в сопровождении многочисленных экспертов совершил поездку по России с целью выяснения возможностей для будущего экономического проникновения в страну (см. [184, с. 169]).
Для русского империализма новая конвенция о союзе была крайне невыгодной: со стороны Японии обязательство прийти на помощь в Китае не было реальным, ибо интересам царизма в Западном Китае, Внешней Монголии и Северной Маньчжурии угрожал прежде всего японский империализм. Царизм пошел на подобное соглашение из-за опасений военного нападения со стороны Японии на русский Дальний Восток в то время, когда Россия воевала. Царизм не был в состоянии защитить себя от угрозы японской агрессии и надвигавшейся революции.
После подписания договора и в начале 1917 г. продолжались переговоры относительно поставок японского оружия. Но поскольку японское правительство выдвинуло еще более неприемлемые для России требования - разоружение фортов Владивостока и ликвидация военно-морской базы во Владивостоке (см. [354, с. 74]),- в дальнейшем она вообще перестала обращаться к Японии за дополнительными поставками оружия.
Царское правительство (а затем и Временное) продолжали размещать краткосрочные займы в Японии, выплачивая высокие проценты (7% годовых). Общая задолженность России к ноябрю 1917 г. превысила 250 млн. иен, из них краткосрочные обязательства составляли 123,4 млн. иен [269а, с. 503]. Россия превратилась в выгодный рынок помещения капиталов и предпринимательской деятельности.
В январе 1916 г. премьер-министр Японии Окума Сигэнобу в интервью с журналистами газеты "Кокумин" говорил, что японцы вполне могут заменить немцев, которые ранее создали в России много предприятий. При этом он ссылался на обещания царского правительства предоставить японским капиталистам различные льготы на северной половине о-ва Сахалин, а также сдать в концессии рудные, лесные и нефтяные месторождения. В заключение Окума сказал, что Япония может повышать свое благосостояние за счет чужой территории (см. [444, 12.01.1916]).
В годы войны Россия стала важным рынком сбыта для японской промышленности, отчасти, правда, за счет поставок оружия и снаряжения для царской армии. По японским данным, японский вывоз в Россию возрос с 12,4 млн. иен в 1914 г. до 151 млн. иен в 1916 г. Русский вывоз в Японию был незначительным. В 1914 г. он составлял 1 млн. иен и возрос в 1917 г. до 5 млн. иен [413а, с. 122-123].
Японцы добивались отмены таможенных сборов с японских товаров. Царское правительство не пошло на удовлетворение этих притязаний, а дало лишь согласие на беспошлинный провоз японских овощей и фруктов и предоставление льгот по перевозке шелка-сырца по русским железным дорогам. Используя ослабление России в результате войны, японское правительство настойчиво добивалось новых льгот для своих рыбопромышленников в русских водах.
В Петербурге после длительных обсуждений возобладала точка зрения С. Д. Сазонова, настаивавшего на необходимости поддержания наилучших отношений с Японией, с тем чтобы иметь возможность отправить сибирские и дальневосточные части на Западный фронт и получить у Японии необходимое оружие.
В феврале 1916 г. Николай II утвердил решение совета министров о понижении арендной платы с японских рыбопромышленников, разрешении перевозить снасти и оборудование, не заходя в таможенные пункты, что давало возможность японским рыбопромышленникам обходить контроль рыболовного надзора (см. [202, с. 532]).
Фактически японцы сосредоточили основную часть рыбопромышленности на Дальнем Востоке (улов, обработка) в своих руках, они стали проявлять большой интерес и к природным ресурсам (уголь, нефть) северной части Сахалина. Торговля на побережье крайнего северо-востока Сибири, где были отменены всякие сборы (порто-франко), почти полностью перешла в руки японских и американских капиталистов. На Чукотке, Анадыре хозяйничали американцы, а в Охотско-Камчатском крае - японцы (см. [434, 23.08.1916]). Через русских предпринимателей, связанных с японским капиталом, японские монополии старались добиться отмены пошлинных сборов и восстановления порто-франко во Владивостоке и на всем Дальнем Востоке. Царское правительство не пошло на это. Временное правительство в расчете на использование японских войск в борьбе с революционным движением приняло решение о создании в торговых портах Приморья вольных гаваней. Но осуществить это не удалось. Великий Октябрь положил конец империалистическим маневрам. Япония не смогла использовать русско-японский союз в своих захватнических планах.
Подъем революционного движения в России вызвал серьезную тревогу в правящих кругах Японии, как и других стран Антанты. Их беспокоило революционизирующее влияние русской революции на народы Востока и выход России из войны. В Токио всполошились уже тогда, когда пал царский режим, когда все ярче стала проявляться тяга русского народа к миру. В апреле 1917 г. министр иностранных дел Японии Мотоно Итиро затребовал от своего посла в Петербурге Утида Ясуя достоверных сведений о настроении русских войск на фронте (см. [53, 1927, т. 5 (24), с. 128]). Японские банкиры прекратили переговоры о предоставлении нового займа России. Япония и другие союзники России начали угрожать военным выступлением на Востоке в случае заключения Россией сепаратного мира с Германией.
В мае 1917 г. итальянский генеральный консул в Москве заявил, что если Россия заключит сепаратный мир с Германией, то союзники предоставят Японии свободу действий в Сибири. Утида Ясуя сообщил в Токио, что в прессе появилась информация о том, что если русское командование откажется вести наступательные операции на своем фронте, то союзникам придется привлечь японскую армию к боям на Западном фронте. Японии же в качестве компенсации передадут Уссурийский край и Маньчжурию. Утида Ясуя считал такие сообщения "полезными" для оказания давления на Временное правительство. Информация посла дала толчок к публикации сообщений в японской и маньчжурской прессе о возможности японского выступления в Сибири [457, 16.05.1917].
Выходившая в Японии американская газета "Джапан адвер-тайзер" открыто призывала Японию к вмешательству во внутренние дела России в случае ослабления ее усилий в войне (см. [38, д. 925, л. 118]).
Русская дипломатия не пропустила такого рода откровенные намеки. Русский посол в Токио П. Н. Крупенский 16 мая 1917 г. по поручению министра иностранных дел Временного правительства Милюкова заверил японское правительство в том, что Россия будет продолжать войну (см. [444, 18.05.1917]). Милюков и другие министры Временного правительства понимали, что русский Дальний Восток является наиболее слабым и уязвимым местом, поскольку сибирские и дальневосточные соединения были переброшены на австро-венгерский фронт.
В июле 1917 г. газета "Асахи" опубликовала сообщение из Вашингтона, в котором говорилось об обмене мнениями между правительствами США, Англии и Японии относительно шагов, которые будут предприняты против России в случае, если она выйдет из антигерманской коалиции. Если Россия подпишет мир, угрожающе сообщала газета, то "она будет поставлена вне закона или понесет возмездие". В другом сообщении "Асахи" указывалось со ссылкой на дипломатические круги Вашингтона, что "Япония по необходимости может предпринять шаги против России" (цит. по [202, с. 562]). Это было явное подталкивание Японии на интервенцию против России. Другой целью неприкрытого нажима на буржуазное Временное правительство было стремление побудить русскую буржуазию принять энергичные меры против революционного движения.