Решение Японии и России начать мирные переговоры

30 мая 1905 г., когда стал известен результат Цусимского сражения, которого в Японии ждали с беспокойством, премьер Кацура Таро и министр иностранных дел Комура Ютаро после переговоров с председателем тайного совета Ито Хиробуми созвали совещание кабинета министров. На совещании было принято решение официально просить Т. Рузвельта оказать "добрые услуги" в деле организации мирных переговоров. Как пишет японский историк Акаги Рой, Кацура и Комура поняли, что "Япония стоит перед дипломатически удобной возможностью добиться удовлетворительного мира" [352, с. 248].

Важнейшим обстоятельством, которое заставляло японское правительство предпринять какие-то шаги к прекращению войны, являлось обострение политического положения внутри страны. Начало войны против России с восторгом было встречено буржуазией и помещиками. Шовинистический угар в стране был сильным, однако он не носил характера всеобщего "патриотического подъема", которого тщетно старались добиться правящие круги. Война увеличила тяготы японского народа. В первый же военный год на 50% повысились налоги, на второй - на 100%. Возросли цены на предметы первой необходимости. Соль и сахар подорожали почти в 2 раза по сравнению с 1901 г. Одновременно падала реальная заработная плата; ухудшились условия труда, рабочий день был удлинен до 16 часов (см. [441, 1955, № 2, с. 71-72]). Свертывание производства мирных отраслей промышленности породило безработицу. Все это не могло не вызвать недовольство войной.

К лету 1905 г., по самым скромным подсчетам, Япония потратила на военные нужды около 2 млрд. иен. Государственный долг возрос с 600 млн. до 2,4 млрд. иен с перспективой уплаты ежегодных процентов до 110 млн. иен. [394, с. 248]. Без финансовой помощи Англии и США и снабжения вооружением, продовольствием и снаряжением, без их дипломатической поддержки Япония при слабости ее военно-экономических рекурсов не сумела бы выдержать длительной и изнурительной войны. Она получила четыре иностранных займа, которые были размещены на лондонской и нью-йоркской биржах. В середине 1905 г. Япония вынуждена была прибегнуть к новому займу.

Появились первые признаки недовольства войной в армии. Один из полков, укомплектованный в рабочем районе, отказался идти в атаку [436, 1905, № 820].

Постепенно иссякли и людские ресурсы. Первоначальный контингент бойцов численностью 425 тыс. оказался недостаточным. С большим напряжением Япония мобилизовала еще 185 тыс. человек. В армию были взяты молодежь призыва 1906 г., а также пожилые люди, уже отслужившие свой срок в запасе [233, с. 335]. Отвлечение в армию и на военные работы до 10 млн. человек грозило серьезно расстроить экономику страны [365, с. 283]. Антивоенные настроения росли и в японской деревне в связи с мобилизацией в армию трудоспособного населения, увеличением налогов и цен на промышленные товары (ом. [441, 1955, № 2, с. 73]).

Японские социалисты заняли правильную позицию в вопросе войны, выдвинув лозунг поражения своего правительства. Печатные органы социалистической партии разоблачали империалистические цели войны, лжепатриотизм, насаждавшийся буржуазными идеологами.

Начавшаяся в России революция, боевые выступления русского пролетариата вызвали горячее сочувствие угнетенных масс во многих странах Европы, Америки и Азии. Волна революционно-демократического и антивоенного движения стала захватывать и пролетариат Японии.

Вместо запрещенной в январе 1905 г. газеты "Хэймин симбун" социалисты стали издавать еженедельник "Тёкуген" ("Рупор"), который выходил с 5 февраля по 10 сентября 1905 г. Журнал популяризировал идеи русской революции и пролетарского интернационализма, знакомил рабочих Японии с героической борьбой пролетариата России против царизма и войны. Подводя итоги борьбы социалистов против войны, Катаяма Сэн писал: "В целом мы считаем, что социалисты провели блестящую, замечательную борьбу против войны и за мир" [400а, с. 99].

Среди демократических слоев японского народа возрос интерес к России, особенно к русской общественной мысли, воплощенной в русской литературе. Усилился интерес к Л. Н. Толстому, особенно в связи с его антивоенными выступлениями. Все больше и больше стало появляться переводов его произведений, увеличивалось число его читателей. Демократическое движение, направленное против войны, в своей антивоенной борьбе нашло мощную опору в этих выступлениях. "Движение простых людей" ("Хэймин ундо") объединило довольно широкие слои рабочих, мелкой буржуазии, мелкобуржуазной интеллигенции и некоторые слои крестьянства. Выступая за расширение демократии в стране, они были противниками войны, понимая, что помимо захватнических целей война служит интересам буржуазно-помещичьего блока и выгодна ему для подавления демократического движения.

Один из лидеров "Движения простых людей", Котоку Дэндзиро, перевел статьи Л. Н. Толстого, направленные против войны, и опубликовал их в газете "Хэймин симбун" - печатном органе этого движения. Восторженно отозвавшись об антивоенных выступлениях Л. Н. Толстого, он решительно возразил ему в объяснении причин войны и заявил, что войны возникают в силу экономических противоречий классового общества, а не в результате нравственного упадка людей. Котоку уже тогда достаточно хорошо знал труды К. Маркса. Первый в Японии он перевел "Коммунистический манифест" и опубликовал большую работу "Сущность социализма". Он не разделял религиозных идей Л. Н. Толстого, но смелость и острота обличения русским писателем пороков буржуазного общества, его гуманистический пафос вызывали в нем восхищение. Л. Н. Толстой, таким образом, своим творчеством сыграл немалую роль в борьбе передовой части японского общества против войны, за демократизацию жизни страны. Война была ненавистна и русскому народу, который понимал ее вред для своей страны, видел, что самодержавие ведет войну в интересах кучки капиталистов и помещиков. Трудящимся она принесла только ухудшение материального положения, страдания и несчастья.

Поражения царизма, разоблачавшие гнилость самодержавия, его финансовый и военный крах, ускорили назревание революционного кризиса. События 9 января 1905 г., положившие начало первой русской революции, придали борьбе русского пролетариата более острый политический характер. От экономических стачек и стачек солидарности рабочие стали переходить к политическим забастовкам и демонстрациям, к вооруженному сопротивлению царским войскам. В забастовках участвовали рабочие фабрик, заводов, железнодорожных депо, мастерских и т. д. Весной 1905 г. бастовали рабочие 23 железных дорог. Особенно упорный и организованный характер носили стачки в Петербурге, Москве, Варшаве, Риге, Баку, Лодзи, Иваново-Вознесенске и других крупных городах.

Весной 1905 г. в революционное движение включилось и крестьянство почти 35 уездов, т. е. приблизительно 1/7 часть всех уездов европейской части России (см. [256]).

3 (16) ноября 1904 г. вспыхнул первый матросский бунт в Севастополе. В начале 1905 г. почти во всех военных округах участились случаи неповиновения приказам начальства, революционные выступления. В июне 1905 г. вспыхнуло восстание на броненосце "Потемкин" Черноморского флота. Под влиянием этого восстания с июля до конца 1905 г. произошло 97 открытых солдатских и матросских революционных выступлений [185, с. 11].

Цусимское поражение вызвало огромный подъем революционного и оппозиционного движения в стране. В те дни В. И. Ленин писал, что все ополчилось против самодержавия.

Прекращения войны требовали не только трудящиеся, но и все более многочисленные группировки правящих классов. По мере того как неудачи на фронте обнажали гниль и слабость самодержавия, либеральная буржуазия стала считать ошибочной политику продолжения войны. Впечатление потрясающей катастрофы произвело на нее падение Порт-Артура. Либеральную буржуазию тревожили не только сам факт военного краха царизма, но и опасение, что в результате его "внутренняя междоусобица" может принять угрожающие размеры. Умеренная либеральная газета "Русские ведомости" по поводу разгрома эскадры Рожественского прямо заявила: "Мир во что бы то ни стало, хотя бы на самых тяжелых условиях. Довольно крови и слез" [437а].

Даже представители крупного капитала, больше всего боясь революции, стали присоединяться к требованиям земской оппозиции о проведении политических реформ и разрешении вопроса о войне и мире.

Толкала царскую Россию на мирные переговоры и угроза международной изоляции и финансового краха.

Таким образом, внутриполитическое и экономическое положение воюющих сторон благоприятствовало американскому посредничеству.

31 мая 1905 г. Комура поручил Такахира официально обратиться к Т. Рузвельту с тем, чтобы президент "от собственного имени и по своей инициативе пригласил обе воюющие стороны собраться вместе с целью прямых переговоров" [365, прил. А, с. 215-2161.

Т. Рузвельт также считал, что обстановка для мирных переговоров вполне созрела. К тому же выводу пришел и Вильгельм II. Правда, кайзер всячески побуждал царя продолжать войну до победы. Но после поражения русского флота у Цусимы в письме к Николаю II от 3 июня 1905 г. и он заговорил о необходимости мира [60а, с. 102-105]. Вильгельм II не хотел крушения династии Романовых, боялся революционного взрыва, который мог отразиться и на Гогенцоллернах. Сказывались также опасения германской буржуазии за свои капиталовложения в России.

Из переписки с английским правительством Т. Рузвельт понял, что не встретит противодействия и со стороны Англии.

Франция была слишком занята своими делами в Африке и Европе, чтобы воспрепятствовать посредничеству Т. Рузвельта.

По указанию президента американский посол Мейер попросил аудиенции у Николая II.

Николай II срочно созвал совещание, поставив на обсуждение вопрос о мире с Японией.

Военный министр генерал Сахаров сообщил, что на 20 мая японская армия в Маньчжурии имеет некоторый численный перевес (385 тыс.) над русской (320 тыс.). Однако министр заверил, что в июле там может быть сосредоточено уже до 500 тыс. русских солдат.

Большинство участников совещания считали положение в районе Владивостока, устья Амура и Камчатки угрожающим и, учитывая также, что Сахалин фактически не защищен, заявили о необходимости, "не теряя времени, начать прощупывать почву для переговоров", но "тем временем продолжать усиливать армию" [53, 1928, т. 3, с. 199-200]. Не изменило этого мнения и сообщение военного министра о том, что, по его сведениям, в случае мирных переговоров Япония потребует уступки Ляодуна, уплаты контрибуции, передачи маньчжурских железных дорог (или всех, или только ЮМЖД), превращения Владивостока в коммерческий порт с передачей всех военных судов Японии и т. п. Но не трудности мобилизации резервов больше всего беспокоили царя и его окружение. Огромные ресурсы России не были исчерпаны. Как откровенно высказался дядя царя - великий князь Владимир Александрович, важнее было "внутреннее благосостояние, чем победы..." "Из двух бед надо выбирать меньшую. Мы живем в ненормальном состоянии, необходимо вернуть внутренний покой России" [53, 1928, т. 3, с. 201]. Николай II выразил "свое полное согласие с высказанным великим князем мнением" [53, 1928, т. 3, с. 201]. Царское правительство было готово на любые уступки, только чтобы развязать себе руки в деле подавления революции. Только в ней, а не в агрессивной Японии видел царизм опасность своему прогнившему режиму.

Таким образом, совещание ясно показало, что необходимость прекращения войны стала хорошо осознавать и придворная военная клика.

На следующий день царь заявил Мейеру о своем согласии на переговоры. 10 июня В. Н. Ламздорф сообщил в Вашингтон о принятии Россией предложения Т. Рузвельта.

Местом для переговоров царская дипломатия хотела избрать Париж, но не сумела отстоять своего предложения [70, док. № 8, с. 10-11]. Т. Рузвельт, который не хотел упустить возможности оказывать непосредственное влияние на работу мирной конференции, настоял на том, чтобы она состоялась в США. Действуя в контакте с японским правительством, он предложил созвать конференцию 1 августа. Отсрочка с началом кнференции давала возможность Японии в полной мере использовать свое господство на море и захватить Сахалин.

***