Репрессированные японисты

Трагические для нашей страны 1937 и 1938 годы тяжело сказались и на советском японоведении. Пожалуй, наряду с китае- и корееведением оно пострадало в отечественном востоковедении наиболее сильно. Обстановка искусственно нагнетаемой шпиономании в сочетании с тогдашним характером отношений между СССР и Японией приводили к тому, что чуть ли не каждый человек, знавший японский язык и тем более бывавший в Японии, мог восприниматься как "японский шпион". За период с 1936 по 1938 г. было репрессировано не менее половины работавших в то время японоведов. Некоторые из них были потом освобождены, но большинство погибло.

Относительно масштабов репрессий можно привести два свидетельства. Сохранился оттиск коллективного письма группы ленинградских и московских японоведов^*, на котором Н. И. Конрад оставил пометы, касающиеся судеб упоминаемых там специалистов^**. Из ученых Н. И. Конрад отмечает как пострадавших в 1937-1938 гг. 19. Однако судьба еще нескольких человек была Н. И. Конраду, вероятно, неизвестна, по крайней мере один из них, М. Лайне, был арестован. Лишь про восемь-девять человек, фигурирующих в письме, можно с уверенностью сказать, что они никогда не арестовывались. Другим свидетельством служит рассказ покойного Н. А. Сыромятникова о том, что, когда он в конце лета 1938 г. приехал из Владивостока в Ленинград поступать в аспирантуру, там не было почти никого из старого преподавательского состава: во всем университете остался лишь один квалифицированный специалист по японскому языку - А. А. Холодович^***.

^* (Ответ на рецензию Н. П. Мацокина.- Библиография Востока. Вып. 8-9. Л., 1936.)

^** (Автор благодарит Я. В. Василькова за возможность ознакомиться со списком Н. И. Конрада.)

^*** (А. А. Холодович спасся, вероятно, потому, что основным местом его работы тогда был Институт языка и мышления Академии наук СССР (ныне Институт языкознания), коллектив которого сохранился почти полностью.)

Мартиролог следует начать со старейшего русского японоведа Дмитрия Матвеевича Позднеева (1865-1937)^*. Основная его деятельность протекала еще в дореволюционное время. Это был, пожалуй, первый у нас японовед-профессионал. Он окончил Восточный факультет Петербургского университета, был одним из организаторов Восточного института во Владивостоке, а в 1905-1906 гг. - его директором. В 1906-1910 гг. Д. М. Позднеев работал в Японии, где стал организатором обучения японскому языку русских детей в православной миссии в Токио^**. По возвращении в Россию он был назначен одним из руководителей Практической восточной академии в Петербурге, где его курсы японского языка слушали Е. Д. Поливанов, Н. И. Конрад и др.^***.

^* (Дату смерти (1942 г.), приводимую в БСЭ и других изданиях, следует считать неверной.)

^** (5См.: Позднее в Д. М. Материалы к вопросу о постановке начального изучения японского языка. Иокогама, 1908.)

^*** (Сохранился литографированный курс: Позднеев Д. Грамматика разговорного японского языка. Конспект лекций, читанных в Практической восточной академии Императорского общества востоковедения в 1910-1911 уч. г. Издание для слушателей 1-го курса. СПб., (б. г.).)

Едва ли не первым в России Позднеев стал заниматься методикой преподавания японского языка^*. Самое значительное сочинение Д. М. Позднеева - японо-русский иероглифический словарь^**, до 50-х годов остававшийся наиболее полным из изданных для русских читателей японских словарей. В некоторых отношениях (число иероглифов, таблицы, классифицирующие ключи и фонетики иероглифов, таблицы хэнтайганы - нестандартных видов каны) словарь не имеет равных в СССР и сейчас.

^* (Позднеев Д. Программа начального изучения японского языка. СПб., 1908.)

^** (Позднеев Д. Японо-русский иероглифический словарь (по ключевой системе). Токио, 1908.)

В советское время роль Д. М. Позднеева в японоведении стала менее заметной, он перестал публиковаться, но его преподавательская деятельность в Академии им. Фрунзе и других учебных заведениях Москвы и Ленинграда продолжалась вплоть до ареста. Арестован он был 1 октября 1937 г. и уже 20 октября приговорен к расстрелу как "японский агент"^*.

^* (Об этом говорилось по ленинградскому телевидению 6 апреля 1989 г.)

Чуть раньше, в июле 1937 г., был арестован и вскоре погиб другой востоковед старшего поколения - Алексей Иванович Иванов (1878-1937). Большинство его публикаций посвящено китайскому языку, но изучал он и японский. В 1912-1916 гг. проф. А. И. Иванов заведовал кафедрой японской филологии в Петербургском университете, передав ее затем Е. Д. Поливанову.

В востоковедении в предреволюционные годы наряду с петербургской школой важную роль играла и владивостокская школа, которая сохраняла свое влияние и в 20-30-е годы. Судьба этой школы была особенно печальной. Из ведущих преподавателей-японистов Восточного института во Владивостоке (существовал с 1899 г.) и созданного на его основе с 1920 г. Восточного факультета Дальневосточного университета почти все, кроме умершего в 1933 г. Е. Г. Спальвина, стали жертвами репрессий.

Самой заметной фигурой здесь был Николай Петрович Мацокин (даты жизни нам неизвестны). Он преподавал в Восточном институте с дореволюционных лет. Научные интересы Н. П. Мацокина были широкими: помимо чисто учебной литературы он публиковал исследования по религии и мифологии^*, а также по грамматике японского языка^**. Он предпринял одну из первых попыток применить к японскому языку методы теоретической лингвистики 10-20-х годов. В начале 30-х годов Н. П. Мацокин переехал из Владивостока в Москву и преподавал в Московском институте востоковедения. Точные обстоятельства его ареста и гибели пока не выяснены.

^* (Мацокин Н. П. Японский миф об удалении богини Аматэрасу в небесный грот и солнечная магия. Владивосток, 1921.)

^** (Мацокин Н. П. Очерк морфологии настоящего времени японского глагола. Владивосток, 1929.)

Похожей была судьба двух ученых следующего поколения. Трофим Степанович Юркевич (1891-?) окончил Восточный институт в 1916 г.^*, а в 20-е годы преподавал там же. В 30-е годы он также переехал в Москву, где был одним из ведущих преподавателей японского языка. Его публикации имеют учебный характер^**. В 20-е годы во Владивостоке, а в 30-е годы в Москве работал и Петр Семенович Ануфриев, автор брошюры о японской русистике^*** и учебника^****. Оба погибли. Погиб и автор библиографических работ по Японии, заведующий библиотекой Восточного факультета в 20-е годы Зотик Николаевич Матвеев (1889-?).

^* (Биографические сведения о выпускниках Восточного института и Дальневосточного университета см.: Список лиц, окончивших и прослушавших полный курс Восточного института. Владивосток, 1913; Восточная студия. Владивосток, 1924.)

^** (Юркевич Т. С. Пособие к изучению разговорного японского языка для начинающих. Владивосток, 1923; Учебник японского языка. Курс 1-й. М., 1933.)

^*** (Ануфриев П. С. Современное состояние изучения русского языка в Японии. Владивосток, 1928.)

^**** (Ануфриев П. С. Пособие для изучения японского книжного языка. Ч. I. Владивосток, 1929.)

К владивостокской школе относился и Константин Андреевич Харнский (1884-1940), окончивший в 1914 г. офицерские курсы при Восточном институте. В отличие от других владивостокских японоведов основные его интересы лежали в области изучения современной Японии, а также японской истории^*. Известен К. А. Харнский и как китаевед. В 30-е годы он заведовал кафедрой экономики и политики стран тихоокеанского бассейна ДВГУ. В сентябре 1937 г. он также был арестован и погиб в лагере.

^* (Харнский К. А. Япония в прошлом и настоящем. Владивосток, 1926.)

К началу 30-х годов большинство преподавателей покинуло Дальневосточный университет, обстановка в котором становилась все более тяжелой. Одним из немногих остававшихся старых преподавателей был Николай Петрович Овидиев (1891-1937?), окончивший Восточный институт в 1918 г., а после четырех лет пребывания в Японии и года работы в Иркутском университете преподававший в Дальневосточном университете в 1924-1937 гг. Ему принадлежит первый в советской японистике очерк языковой ситуации в Японии^*. В 30-е годы он уже не мог печататься, его работа по предикации глагола была осуждена как не соответствовавшая "новому учению о языке" Н. Я. Марра и, видимо, не сохранилась.

^* (Овидиев Н. П. Современное состояние литературного японского языка. Владивосток, 1928.)

Другим основным преподавателем Дальневосточного университета в 30-х годах был Фёклин (нам неизвестны даже его имя и отчество). Учившийся у них Н. А. Сыромятников высоко оценивал обоих преподавателей. В 1937 г. они были арестованы и погибли. К концу 30-х годов преподавательский состав Дальневосточного университета почти полностью сменился, однако просуществовал он недолго. В 1939 г. университет был вообще закрыт, а его богатая библиотека, собиравшаяся десятилетиями, уничтожена.

Бесспорно, одной из самых тяжелых потерь для японоведения была гибель великого ученого-революционера Евгения Дмитриевича Поливанова (1891-1938). Не вдаваясь в исследование деятельности ученого^*, упомянем лишь о главном его вкладе в японоведение. Е. Д. Поливанов был автором первого в мировой пауке описания фонологии японского языка^**, создателем японской акцентологии^*** и исторической фонетики^****, первым исследователем японских диалектов^***** автором гипотезы о родстве японского языка с малайско-полинезийскими^******, создателем принятой в советской японистике русской транскрипции японских названий^*******. Из всех наших японистов Е. Д. Поливанов наряду с Н. А. Невским и Н. И. Конрадом наиболее высоко оценивается в Японии, где издан том его трудов^********.

^* (Из уже довольно многочисленной литературы о нем отметим последнюю и самую полную биографию: Ларцев В. Евгений Дмитриевич Поливанов. Страницы жизни и деятельности. М., 1988.)

^** (Плетнер О. В., Поливанов Е. Д. Грамматика японского разговорного языка. М., 1930, с. 144-166.)

^*** (См. там же, с. 166-176.)

^**** (Поливанов Е. Д. Историко-фонетический очерк японского консонантизма. - Ученые записки Института языка и литературы РАНИОН. Т. 4. М., 1931.)

^***** (Поливанов Е. Д. Психофонетические наблюдения над японскими диалектами. Пг., 1917.)

^****** (Поливанов Е. Д. Одна из японо-малайских параллелей. - Известия Российской Академии наук. Серия VI. Т. XII. Пг., 1918, № 18.)

^******* (Поливанов Е. Д. О русской транскрипции японских слов. - Труды японского отдела Императорского общества востоковедения. Вып. 1. Пг., 1917.)

^******** (Поливанов Е. Д. Нихонго кэнкю (Исследования японского языка). Токио, 1976.)

Преследования Е. Д. Поливанова начались с 1929 г., когда он бросил вызов всесильному и поддерживаемому сверху Н. Я. Марру, раскритиковав его антинаучное учение. С того времени он не имел нормальных условий для работы. В том же году ему пришлось уехать в Среднюю Азию, где его продолжали травить, несколько лет продолжалась печатная ругань; с 1931 г. Е. Д. Поливанов потерял возможность печататься в Москве и Ленинграде. Многие его труды, в том числе японоведческие (большая часть "Исторической фонетики", этимологический словарь, большинство материалов по диалектам), не были опубликованы и частично пропали. Ряд работ сохранился в Архиве литературы и искусства в Праге и ждет издания.

Поливанов был арестован 1 августа 1937 г. во Фрунзе, где жил с 1934 г., и вскоре отправлен в Москву на Лубянку. За полгода состоялось лишь два допроса, на втором из них, 15 октября, Поливанов дал показания о том, что якобы был японским шпионом, завербованным еще во время посещения Японии в 1916 г. В подписи едва узнается почерк Поливанова; по-видимому, она получена после пыток. 25 января 1938 г. состоялся суд, на котором Поливанов отказался от прежних показаний, поскольку он дал их под пытками. Но суд не стал его слушать и приговорил за "шпионаж" к расстрелу. В тот же день (или, если верить одному из документов. 28 января) приговор был приведен в исполнение^*.

^* (Автор благодарит Ф. Д. Ашнина за ознакомление с материалами следственного дела Е. Д. Поливанова)

Другой тяжелейшей потерей была гибель Николая Александровича Невского (1892-1937). Этот крупнейший востоковед, за свои труды спустя много лет после смерти удостоенный Ленинской премии, не был, как и Е. Д. Поливанов, чистым японоведом и оставил след во многих дисциплинах. Но Япония всегда занимала в его деятельности особое место. Окончив в 1914 г. Петербургский университет, Н. А. Невский в 1915 г. уехал стажироваться в Японию, где в силу обстоятельств прожил до 1929 г. После возвращения в Ленинград он преподавал японский язык в Ленинградском восточном институте, а затем в ЛГУ.

К сожалению, Н. А. Невский не так много написал о Японии, а из написанного мало что смог опубликовать при жизни. После возвращения на родину он издал лишь две небольшие статьи по японскому языку^*, учебник совместно с Е. М. Колпакчи^** и несколько переводов^***. Сохранились собранные им многочисленные материалы по языку, фольклору и этнографии о-вов Рюкю, прежде всего группы о-вов Мияко, где Н. А. Невский бывал в 1922, 1926 и 1928 гг. первым из европейских исследователей. Часть материалов, в основном записи фольклорных текстов, была посмертно издана^****. Остаются не-опубликованными словарь диалекта Мияко, записи других рюкюских диалектов, наброски исследований по их сравнительной фонетике и грамматике. По-видимому, в 1936-1937 гг. Н. А. Невский начал писать большой труд по данной теме. К этому времени относится и начало работы по японской исторической фонетике, о чем свидетельствуют относящиеся к этим годам конспекты японских источников и фрагменты текста.

^* (Невский Н. А. Представление о радуге как о небесной змее (этимология японского слова "нидзи"), - С. Ф. Ольденбургу. К 50-летию научно-общественной деятельности. Л., 1934; Он же. От "Московии" к СССР. - Записки Института востоковедения АН СССР. Т. V. Л., 1935.)

^** (Колпакчи Е. М;, Невский Н. А. Японский язык. Начальный курс. Л., 1934.)

^*** (Культовая поэзия древней Японии. VII-VIII вв. Перевод с японского, вступительная статья и примечания Н. А. Невского. - Восток. М., 1935.)

^**** (Невский Н. А. Фольклор островов Мияко. М., 1978.)

Не позднее 3 октября 1937 г. (к этому дню относится приказ о его увольнении из академического Института востоковедения) Н. А. Невский был арестован. Поскольку он долго жил в Японии и был женат на японке (жена его также погибла), Н. А. Невский был объявлен "резидентом японской разведки" в Ленинграде. В его в делом обстоятельно изученной биографии^* белым пятном остается период с октября 1937 г. О нем существовали устные рассказы и легенды, многие из которых недостоверны. Как следует из справки, присланной обществу "Мемориал" из УКГВ по Ленинграду, уже 24 ноября 1937 г. Н. А. Невского рас-стреляли. Официальная дата его смерти - 12 февраля 1945 г. - неверна.

^* (См.: Громковская Л. Л., Кычанов Е. И. Николай Александрович Невский. М., 1978; Като Кюдзо. Тэн-но хэби (Небесная змея). Токио, 1976.)

Согласно Н. И. Конраду, погиб и ряд других японистов, в большинстве преподавателей языка или практических работников; биографические сведения и обстоятельства гибели некоторых из них еще предстоит выяснить. В 1939 г. в тюремной больнице умер Даниил Михайлович Скляров (1907-1939), занимавшийся проблемами экономики^*. В мае 1937 г. был арестован сотрудник академического Института востоковедения, заведующий сектором истории культур и искусств Востока в Эрмитаже, коммунист Дмитрий Петрович Жуков (1904-1937) - один из авторов первого в СССР отраслевого японского словаря, изданного под редакцией Н. И. Конрада^**. 24 ноября 1937 г. он был расстрелян. Другой автор словаря, преподаватель Академии им. Фрунзе Борис Израилевич Язгур (Манзгур) (1903-1941) погиб позже других: арестован в апреле 1940 г. и 15 июля 1941 г. расстрелян. Погиб Андрей Алексеевич Лейферт, выпускник Дальневосточного университета (поступил в 1923 г.), составивший первый в советское время иероглифический японский словарь^***. Совместно с Я. Мексиным он занимался пересказом по-русски японских сказок^****, а иногда выступал как художник: им оформлена изданная в Японии книга Е. Г. Спальвина^*****. Погиб Михаил Иванович Покладек (псевдоним - Асик), преподававший в специальных учебных заведениях и руководивший составлением одного из выпущенных массовым тиражом учебников японского языка^******. Авторами другого учебника были П. А. Гущо и Г. С. Горбштейн^*******, которые также были репрессированы. П. А. Гущо, в 30-е годы возглавлявший кафедру в Московском институте востоковедения, после отбытия пятилетнего срока получил разрешение пойти на фронт в штрафном батальоне и погиб. Г. С. Горбштейн умер в заключении. Среди погибших японистов был и Ян Петрович Преман, старый коммунист, в 30-е годы один из организаторов востоковедения. Он занимался проблемами японской экономики, однако не успел опубликовать крупных работ. Его жена, О. Бобкова, преподавательница японского языка, по свидетельству Н. И. Конрада, провела 15 лет в лагерях и ссылках. Был также арестован московский японовед М. Лайне, судьба которого неизвестна.

^* (Скляров Д. М. Экономическая политика японского империализма в Маньчжурии. М. -Л., 1932; Л., 1934.)

^** (Жуков Д. П., Манзгур Б. И. Военный японско-русский словарь. М., 1935.)

^*** (Лейферт А. А. Словарь наиболее употребительных в современном японском языке иероглифов. М., 1935.)

^**** (Длинное имя. М., 1929; Страна дураков. М., 1929; Три тёлки. М., 1929.)

^***** (Супаруин. Ёкомэ-дэ мита нихон. Токио, 1931.)

^****** (См.: Асик М. Японский справочник по тактике. М., 1934; Ольгин А., Аирский М., Тишинский Н., Шмидт В., Мицуя К. Курс японского языка в трех циклах. Под ред. М. Асика. М., 1935. Авторы учебника использовали псевдонимы. М. Аирский - псевдоним В. М. Константинова, о других нам ничего не известно.)

^******* (Гущо П., Горбштейн Г. Учебник японского языка. Ч. 1-2. М., 1934-1937.)

Несколько японистов помимо упомянутой О. Бобковой возвратились в 50-е годы после многих тяжелых испытаний. Владимир Михайлович Константинов (1903-1967) до ареста несколько лет работал в Японии, потом был одним из авторов учебника под редакцией М. Асика. В заключении находился с 1937 или 1938 по 1954 г., несколько лет на положении смертника. В отличие от других ученых с аналогичной судьбой В. М. Константинов сумел после возвращения активно включиться в работу, его основные публикации относятся к последнему десятилетию жизни^*.

^* (Оросиякоку суймудан (Сны о России). Изд. текста, пер., вступ. статья и коммент. В. М. Константинова. М., 1961; Кацурагава Хосю. Краткие вести о скитаниях в северных водах. Пер., коммент. и приложения В. М. Константинова. М., 1978.)

Среди других японистов, проведших много лет в тюрьмах, лагерях и ссылках, можно назвать преподавателя языка и первого переводчика Ихара Сайкаку^*, Александра Леонтьевича Клетного (по данным Н. И. Конрада, он был лишен свободы в течение 20 лет) и ленинградку Генриетту Германовну Иммерман (1938-1955, р. в 1906 г.), в 1936-1938 гг. работавшую секретарем японского кабинета ИВ АН СССР, а после реабилитации - переводчиком японской художественной литературы^**.

^* (Ихара Сайкаку. Повесть о календарнике - XVII век. Пер. с ян., вступительная статья и примечания А. Л. Клетного. - Восток. Л., 1935. )

^** (Сата Инэко. Пока не угаснет пламя. Роман. Рассказы. Пер. с яп. Г. Иммерман. М., 1960.)

Судьба некоторых японоведов была не столь трагической, но и они были на несколько лет оторваны от работы и нормальной жизни, испытали унижение допросов, а иногда и пытки.

К числу таких людей относился Николай Иосифович Конрад (1891- 1970), который наряду с Е. Д. Поливановым и Н. А. Невским был классиком отечественного японоведения^*. К моменту ареста он был членом-корреспондентом АН СССР, заведующим кафедрой японского языка в ЛГУ. По сравнению с другими ленинградскими японистами Н. И. Конрада арестовали одним из последних 29 июля 1938 г. по обвинению в связи с Н. А. Невским и другими ранее арестованными учеными. По воспоминаниям его товарища по несчастью, учителя Н. И. Воротынцева, он был отправлен в лагерь около г. Канска Красноярского края, где провел зиму 1938/39 г. Как пишет Н. И. Воронцев, в течение некоторого времени Конрад выполнял тяжелую работу на сортировке леса. Затем Н. И. Воротынцев и другие заключенные из той же бригады, жалея профессора (так все его называли в лагере), перевели Н. И. Конрада на более легкую работу по очистке железнодорожной стрелки от снега. Там Н. И. Конрад мог работать один, не слыша мата уголовников и используя в качестве орудия труда лом-пешню. Вспоминает Н. И. Воротынцев и о том, что Н. И. Конрад был всегда доброжелателен к другим заключенным, делился с ними продуктовыми посылками.

^* (Подробно о деятельности ученого см., например: Выдающийся ученый Н. И. Конрад. - Историко-филологические исследования. Памяти академика Н. И. Конрада. М., 1974.)

В лагере Н. И. Конрад пробыл недолго. В результате хлопот его жены Н. И. Фельдман (тоже известной японистки, которая не арестовывалась), обращавшейся к президенту Академии наук В. Л. Комарову, он был переведен в закрытое учреждение для заключенных, где мог работать с японским и китайским языками (в аналогичных учреждениях уже после войны работали и упомянутые выше В. М. Константинов и А. Л. Клетный). В начале войны хлопотать за своего бывшего учителя стал тогдашний начальник Военного факультета Московского института востоковедения (МИВ), обратившийся в еще более высокие инстанции. 6 сентября 1941 г. Н. И. Конрад был освобожден и вернулся к научной деятельности.

В период массовых репрессий в Ленинграде были арестованы и две видные японистки, ученицы Н. И. Конрада, Евгения Максимовна Колпакчи (1902-1952) и Анна Евгеньевна Глускина (р. в 1904 г.). Е. М. Колпакчи была автором ряда работ по японскому языку, в том числе краткого, но содержательного описания его строя^*, а также упоминавшегося выше учебника, написанного совместно с Н. А. Невским. А. Е. Глускина специализировалась на изучении классической литературы, выступала с переводами^**. Обе провели в тюрьме около года (Колпакчи - с 14.02.1938 по 1.02.1939г.), затем были освобождены. Наиболее известные их труды относятся к более позднему времени^***.

^* (Колпакчи Е. М. Строй японского языка. Л., 1936.)

^** (Дзэнтику. Ян Гуй-фэй - драматическая поэма XV века. Пер. с яп. и вступ. статья А. Е. Глускиной. - Восток. Л., 1935; Из японских поэтических антологий XIII века. Пер. с яп. А. Е. Глускиной. - Там же. В сборнике участвовала и Е. М. Колпакчи (пер. Сэй сёнагон).)

^*** (Колпакчи Е. М. Очерки по истории японского языка. Морфология глагола. М., 1956; Манъёсю. Пер. с яп., вступ. статья и коммент. А. Е. Глускиной. Т. 1-3. М., 1971-1972.)

В числе пострадавших был также специалист по Японии писатель Роман Николаевич Ким (1899-1967), до ареста в основном занимавшийся японской культурой и литературой^*. По данным Н. И. Конрада, Р. Н. Ким пробыл в заключении девять лет. С 1950 г. Роман Николаевич Ким вновь начал публиковаться.

^* (Ким Р. Ноги к змее. - Пильняк Б. А. Корни японского солнца. М., 1927; он же. Три дома напротив, соседних два (описание литературной Японии). М., 1934.)

Пробыли некоторое время в заключении выпускник Дальневосточного университета Константин Алексеевич Попов (1903-1990), впоследствии ставший видным исследователем и переводчиком древнеяпонских памятников^*, преподавательница Московского института востоковедения Марьям Самойловна Цын, как и К. А. Попов и В. М. Константинов, участвовавшая в составлении Большого японо-русского словаря^** (находилась в заключении до 1943 г.), Степан Федорович Зарубин (около года - в 1938-1939 гг.), после войны долго преподававший в МИВ и МГИМО, составивший вместе с А. Е. Глускиной русско-японский словарь^***, преподаватель Виктор Воронин (3 года), отошедший затем от японоведения. Студенткой была арестована и пробыла четыре года на Колыме Ирина Львовна Иоффе (Львова, 1915-1989), позднее известный литературовед и переводчик^****. Рассказывают, что причиной ареста стали ее слова в студенческой аудитории о том, что Н. А. Невский не мог быть шпионом.

^* (Идзумо-фудоки. Пер., коммент. и предисл. К. А. Попова. М., 1966; Древние фудоки. Пер., предисл. и коммент. К. А. Попова. М., 1969.)

^** (Большой японско-русский словарь. Под редакцией Н. И. Конрада. Т. 1-2. М., 1970. Н. И. Конрад (посмертно), К. А. Попов и М. С. Цын вместе с другими авторами словаря получили в 1972 г. Государственную премию.)

^*** (Русско-японский словарь. Сост. А. Е. Глускина и С. Ф. Зарубин. М., 1950.)

^**** (Иоффе И. Л., Пину с Е. М. Японская литература. - Литература Востока в средние века. Ч. 1. М., 1970; Тикамацу Мондзаэмон. Драмы. Сост. пер., вступ. статья и примеч. В. Марковой и И. Львовой. М., 1963; Исикава Тацудзо. Тростник под ветром. Пер. и предисл. И. Львовой. М., 1970; Охара Томиэ. Ее звали О-эн. Пер. И. Львовой. М., 1973.)

Наконец, следует назвать имена тех японоведов, чья судьба нам пока неизвестна. След их теряется около 1937 г. или еще раньше. Может быть, кто-то из читателей сможет сообщить о них какие-либо сведения. Е. С. Нельгин, автор вышедшей в 1922 г. в Иркутске грамматики старописьменного языка; автор вышедшего в 1937 г. военного русско-японского и японско-русского словаря А. С. Игар; один из авторов вышедшего в Ленинграде в 30-е годы словаря служебных элементов японского языка Н. Дмитрук; выпускники Дальневосточного университета Г. А. Питаде (1900-?) и К. С. Со-кольникова (1903-?), работавшие в середине 30-х годов в Москве или Ленинграде; японоведы - ленинградка В. Животова и А. Беленький.

Многие печальные страницы отечественного японоведения еще не исследованы. Необходимо как можно скорее восстановить все факты. Данная статья - одна из первых, поэтому в ней неизбежны ошибки и неточности, за которые автор заранее приносит извинения читателям^*.

^* (В статье использованы данные подготовленного обществом "Мемориал" списка репрессированных востоковедов, публикуемого журналом "Народы Азии и Африки".)

В. М. Алпатов