Осака подземный

В последние десятилетия в Осака наряду с высотным осуществляется и новый вид строительства - подземное. Дороговизна земли и постоянный приток населения в крупные промышленно-административные центры, а также новейшие технические достижения в области конструкций и материалов сделали сегодня возможным широкое и разнообразное подземное строительство. "Подземный урбанизм" - в настоящее время для многих стран мира чрезвычайно актуальная проблема. "Разработка объемно-пространственной структуры подземных территорий... это, по существу, продолжение разумного развития городского организма в нижнем ярусе, составляющее единое целое с наземной частью. При этом характер использования подземного пространства различен и будет зависеть от места расположения тех или иных объектов и функциональных задач"^*.

^*(М. В. Посохин. Город для человека. М., 1973, с. 123.)

Идея активного использования человеком подземного пространства весьма стара. Французский архитектор Эдуард Утуджян, пионер и энтузиаст подземного строительства, утверждает, что подземное строительство так же долговечно, как и наземное. Однако по широте и темпам распространения оно до последних десятилетий занимало предельно скромные рубежи. По мнению Э. Утуджяна, "отставание в подземном градостроительстве, несмотря на то что оно появилось одновременно с наземным и, быть может, освящено более древними традициями, объясняется именно страхом и отвращением, которые люди испытывают к подземелью"^*.

^*(См.: М. Рагон. Город будущего. М., 1969, с. 64.)

В результате успехов, достигнутых в наши дни в развитии технической оснащенности подземного строительства (кондиционирование и дезодорирование воздуха, искусственное освещение, тепло-, звуко- и гидроизоляция), стало реальностью использование значительных подземных пространств. Тем не менее грандиозные проекты подземных городов с множеством уходящих на большую глубину уровней, на которых размещаются жилые и производственные помещения, и сейчас далеки от осуществления. Проекты подземных городов, где человеку придется проводить большую часть своей жизни, вызывают отрицательную психологическую реакцию.

Даже такие скрупулезно разработанные подземные системы, как проекты Э. Утуджяна и возглавляемой им группы (Gecus)^*, а также проект подземного города научных работников (Питтсбург) американского архитектора Макса Абрамовича не послужили толчком к широкому строительству подобного типа.

^*(Gecus - группа архитекторов по изучению и координации подземного градостроительства.)

В то же время использование подземных объемов для размещения сооружений, необходимых, но не способствующих улучшению облика города, стало для многих стран мира насущной задачей и практикой сегодняшнего дня. "Использование подземных сооружений, - говорит Э. Утуджян, - позволит пересмотреть структуру городов и разгрузить их, избавив от пакгаузов, заводов, рынков, вокзалов, складов и всяческих хранилищ, от транспортных магистралей и т. п. Эти сооружения парализуют город, и, хотя без них невозможна повседневная жизнь, они "бездушны", поэтому нет никаких оснований отводить для них наружные пространства и объемы, которые можно использовать более рационально... Если избавиться на поверхности земли от сооружений, которые там не нужны... можно за их счет увеличить площадь зеленых насаждений, разбить новые парки и скверы, построить стадионы. Исторические памятники, старые городские кварталы, освобожденные от всего лишнего, что их портит и искажает, вновь обретут былую красу в подобающем окружении"^*.

^*(М. Рагон. Город будущего, с. 66.)

Существуют также и проекты активного одновременного использования в городе наземного и подземного пространства. "Тотальные города" в проектах Анри Потье и Тортрэта Дэнека представляют попытку рационального соединения подземных объемов и жилых структур, перенесенных в надземное пространство. Идея города приобретает здесь, как и в проектах японских метаболистов, зримые контуры сложной структуры - дерева, где под землей как разветвленная корневая система, на многих уровнях располагаются соединенные вертикалями лифтовых устройств промышленные и административные сооружения, городской центр и транспортный узел. Жилища по проекту должны "шагнуть" в воздух, разместиться на мощных ажурных фермах многоэтажными структурами, поднявшимися над парками и полянами, над землей, полностью очищенной от любого вида сооружений, кроме спортивных.

Проект Анри Потье отличался еще и тем, что предполагал использование для так называемых "высотных городов" горного рельефа. Подземная часть города, заглубленная наподобие огромной, уходящей вниз по центру горы воронки, должна сосредоточивать только тяжелые, обычно засоряющие атмосферу общегородские устройства (теплоснабжение, мусоросжигание и т. д.). Там же будут располагаться транспортный узел и различные транспортные сооружения, лифтовые шахты, склады и стоянки для машин.

Конфигурация подземного объекта в виде воронки как бы зеркально отражалась в верхней, наземной части города, в его высотных сооружениях. Здесь на горизонтальных уровнях, поднятых в воздух, размещались трудовая зона (ближе к земле) и жилые кварталы. Сооружения, поднятые над поверхностью земли, оставляли ее под парки, лесопарки, заповедные поляны. Город же, разместившийся в "кроне", в обоих проектах становился как бы "гигантским перископом" для обозрения новой красоты земли, бескрайних просторов ожившего, восстановленного природного окружения.

Впрочем, проекты Анри Потье и Тортрэта Дэнека не были единичным явлением. На рубеже 60-х годов в развитых капиталистических странах, как следствие активного развития урбанизации, возник огромный интерес к футурологии. Фантастический образ "города 2000 года", завораживающий неожиданной эстетикой и в то же время оторванный от реальных трудностей жизни и архитектуры, захлестнул страницы специальной литературы и иллюстрированных изданий "массовой культуры". Талантливые архитекторы, своеобразные герои этой оптимистической футурологической утопии, выступали с идеями "пространственного города", пытаясь избавить архитектуру от распластанности. Это были французские архитекторы Поль Меймон, автор "подвешенных городов", Иона Фридман, создатель теории "мобильной архитектуры", западногерманский архитектор Шульце-Филиц, спроектировавший "Пространственный город", американец Хильберзаймер, автор "рассредоточенных городов", швейцарец Йонас, автор "города-воронки".

Пространственные инженерные конструкции, висячие мосты с ячейками, где располагаются жилые и промышленные сооружения, новые архитектурные формы - вот направления, по которым шло конструирование фантастических городов, опирающееся на стремительное развитие техники и еще более головокружительные технологические перспективы. Однако безудержная архитектурная фантазия довольно произвольно наделяла город будущего идеальными чертами, совсем несвойственными реальному капиталистическому городскому образованию. Зрительно-яркий образ, запоминающаяся визуальность необычных форм словно бы, как само собой разумеющееся, исключали "заниженность" конкретной социальной ситуации, непроизвольно, словно губкой, стирали реальность социальной дисгармонии. И хотя стерильное конструирование, препарируя город на зоны деятельности, как будто бы ориентировалось на человека, в действительности в дебрях архитектурно-социальной утопии он выступал столь же абстрактным, как и вся схема футурологической архитектуры. Живому горожанину с его интересами и потребностями фактически здесь места не отводилось.

К триумфальному шествию оптимистических футурологических прогнозов интерес скоро снизился. Навязчивый, сенсационный образ грандиозных и монументальных "городов-воронок", "тотальных", "кибернетических", "ядерных", "многоярусных", "пространственных", "поднятых в воздух", "городов-Х", "городов-пирамид", "городов-мостов" основательно тускнеет. Реальная жизнь с трудноразрешимыми вопросами социальной ситуации города не вмещалась в фантасмагорию футурологических проектов, и это оказало отрезвляющее воздействие как на широкий круг восторженных поклонников новых урбанистических идеалов, так и на тех, кто в силу профессиональной причастности работал над разрешением городских проблем.

Японские архитекторы в области урбанистики, в свою очередь, также предлагали необычные проекты. Однако они значительно отличались от проектов архитекторов Запада. В Японии же города будущего, несмотря на грандиозность масштабов и "сверхновость" облика, не отличались ни "марсианской" мрачностью, ни даже особой технической недостижимостью проектов.

Наиболее известными из них были проекты архитекторов группы метаболистов - "метаболистический город" Нориаки Курокава, "город на море" (проект реконструкции Токио) Кэндзо Тангэ и "плавающий город" Киёнори Кикутакэ (искусственные острова на поплавках и острова на сваях в Токийском заливе). Ведущееся в значительных масштабах с середины 60-х годов строительство на море, расширение прибрежной территории, создание искусственных островов стало совершенно реальным и близким. Только в районе прибрежной зоны Сэто найкай было создано свыше пяти с половиной тысяч километров искусственных площадей - рукотворные острова для размещения промышленных предприятий и огромные территории, расширившие узкие полоски естественных пляжей. Во многих городах на Сэто найкай, в том числе и Осака, вновь созданные по побережью площади значительно превысили естественную береговую полосу природных пляжей.

Для японского архитектурного проектирования 60-х годов характерно выделение из, казалось бы, самых фантастических, отвлеченно звучащих схем и предложений того, что было наиболее применимо в условиях Японии тех лет. Из грандиозного плана перестройки столицы, строительства над волнами Токийской бухты сооружений, напоминающих древние японские жилища на сваях, ранее всего осуществленным оказалось разнообразное строительство в море с широким спектром подземных и подводных работ.

Проекты подземных городов и футурологическое прогнозирование дали толчок активному и разнообразному подземному строительству в Японии. Однако и здесь выявилось свое отношение и понимание актуальности для страны этого вида строительства. Конечно, использование подземных объемов для размещения автостоянок, разнообразных устройств и сооружений технического обслуживания, транспортных узлов, объединяющих нередко несколько подземных уровней, в 70-х годах стало особенно широко осуществляться в японском городе. Пример тому - подземная транспортная зона перед Токийским вокзалом, подземный транспортный узел, стягивающий линии железных дорог и соединяющий их с подземным и наземным торговым и деловым центром в Синдзюку. Подобное строительство осуществлено в Иокогама, Кобе, Осака, Фукуока и других городах.

Японские градостроители избрали путь использования подземного пространства не только для размещения утилитарных устройств (паркинги, склады, транспортные магистрали), но в большей степени для строительства торгово-зрелищных центров. Вероятно, объясняется это тем немаловажным фактом, что подобное направление строительства может содействовать разрешению самого больного вопроса японского города - "рассасыванию" скученности. К тому же в будущих подземных кварталах предполагается строительство не только магазинов, кафе и кинотеатров, но и лекционных залов и библиотек.

Однако торгово-зрелищные комплексы приобрели приоритет перед всеми другими видами сооружений в сфере подземного строительства и по другим причинам. Важнейшая из них - возрастание значения в послевоенной Японии сферы досуга. Существенное влияние на ее развитие оказали постепенный рост свободного времени населения, повышение среднего уровня заработной платы, а также определенное изменение системы традиционных моральных ценностей японца.

По свидетельству известного советского экономиста В. Б. Рамзеса, "на всем протяжении истории Японии вплоть до конца 50-х годов "обязательность" рабочего времени, как правило, решала в его пользу выбор между ним и свободным временем... Тяжкая нищета и абсолютное бесправие широких народных масс, высокомерно-пренебрежительное отношение капиталистического класса, учитывавшего наличие в Японии крупных резервов относительно избыточной рабочей силы, к элементарным потребностям трудящихся в восстановлении сил, господствовавшая система моральных ценностей, освящавшая труд и предававшая анафеме отдых, - все это, вместе взятое, обусловливало неуклонное сжатие продолжительности свободного времени"^*.

^*(В. Б. Рамзес. Социально-экономическая роль сферы услуг в современной Японии. М., 1975, с. 321.)

Однако непрерывные классовые битвы, ведущиеся трудящимися против монополистического капитала, в течение десятилетий после поражения японского империализма дали серьезные результаты - были вырваны уступки, в целом определившие повышение жизненного уровня широких народных масс. Произошло не только довольно быстрое и охватившее разнообразные отряды наемной армии труда, включая и деревню, повышение заработной платы, но и сокращение масштабов "просвета" между ее уровнями и семейными доходами.

В результате серьезных изменений в экономике страны в конце 50-х - начале 60-х годов (переход к интенсивному росту экономики) настала потребность в массовом привлечении молодых квалифицированных рабочих, способных выдержать беспрецедентный рост интенсификации труда. Нехватка представителей этой категории трудящихся постоянно возрастает, и по темпам увеличения заработной платы они опережают людей старшего поколения.

Определенную роль стал играть также и сложившийся дефицит молодой рабочей силы - началось сокращение притока молодежи на рынок труда. Это были молодые люди рождения конца 50-х годов, периода резкого сокращения рождаемости. Кроме того, все большее число молодых людей стремилось получить высшее образование. После школы они поступали в институты и университеты. Тем самым общая доля молодежи, занятой в производстве, неуклонно снижалась.

Сокращение же малопроизводительных, трудоемких отраслей и рост удельного веса наукоемких, таких, где высокая степень обработки продукции осуществляется за счет внедрения новейших достижений науки и техники, требовали все большего количества специалистов с высшим образованием, способных ориентироваться в сложнейшем механизме современного производства.

В то же время интенсификация труда, вследствие которой возрастало физическое и нервное напряжение рабочего и, следовательно, ему необходимо было больше времени для восстановления сил, а также активная борьба за сокращение рабочего дня заставили монополистов и в этом вопросе пойти на уступки.

В проводившемся в конце 50-х - начале 60-х годов опросе общественного мнения, значительная часть опрошенных (сорок один процент) на вопрос: "что вам мешает проводить свободное время как вам хочется?" - ответила: "Отсутствие его как такового". Теперь же было осуществлено постепенное сокращение продолжительности рабочего дня, введение пятидневной рабочей недели, удлинение оплачиваемых отпусков. С начала 1960 г. на японских предприятиях впервые ввели систему предоставления отпусков в летнее время.

Однако, пожалуй, самыми значительными в социальной обстановке послевоенной Японии оказались сдвиги, происшедшие в так называемой традиционной иерархии моральных ценностей. Основой этой иерархии ценностей стала социальная психология, складывавшаяся в течение веков и являвшаяся результатом как сильнейшей идеологической обработки сознания японца, так и разнообразного воздействия государственного аппарата феодальной Японии. Древнее синто, буддизм и конфуцианство, пришедшие с материка, внесли свою значительную лепту в формирование характера японца, и важнейшие моральные ценности, опиравшиеся на религиозные постулаты, стали незыблемыми ориентирами его социальной жизни.

Главное место заняли лояльность и компетентность. Лояльность как квинтэссенция конформизма, культивирования преданности индивида любой социальной общности, к которой он принадлежал, имела в своей основе четкое противопоставление группы и личности.

Все мысли и поступки японца определялись лишь интересами группы и должны были соответствовать ее эталонным установкам и нормам. Если для западных стран умение отстаивать свою позицию считалось достоинством, то в Японии действия вопреки интересам группы расценивались как порок. Страшнейшим наказанием было исключение из группы.

В понятие "компетентность" входили такие качества, как трудолюбие, усердие, стойкость в тяжелых жизненных обстоятельствах. Стремление к высшему профессионализму каждого члена общества, в какой бы области он ни работал, сочеталось с абсолютизацией труда как такового, что было чрезвычайно выгодно для элитарных слоев общества и активно ими использовалось. Верность группе проявлялась прежде всего в бесконечном, на протяжении всей жизни человека, труде, но он не должен был являться источником обогащения. Стремление подчинить себя интересам социальной общности и трудиться на благо ее (семьи, производственной единицы, нации) было естественным для японца и не требовало вознаграждения. Воплощением этих идеалов, особенно в воспитании молодого поколения, был образ "крестьянского мудреца" Ниномия Киндзиро. В Японии до второй мировой войны в каждом школьном дворе стояла скульптура, изображавшая молодого Киндзиро, возвращавшегося из леса с вязанкой хвороста за спиной и на ходу читавшего книгу. Надпись на постаменте гласила, что, собирая хворост и делая соломенные сандалии, Киндзиро тем самым помогает родителям и старшим братьям. Это наглядное воплощение традиционной морали требовало от японца выработки в себе таких качеств, как аскетизм, бережливость, уверенность, стойкость и жертвенность.

Разгром японского империализма и огромные изменения, происшедшие в стране за послевоенные десятилетия,- разнообразные аспекты демократизации общественной жизни, а также ускоренные темпы экономического развития - вызвали процесс разительной модификации традиционной иерархии моральных ценностей. Важнейшим в этой модификации было изменение отношения к труду и досугу.

Традиционная сущность компетентности осталась неизменной. Трудолюбие, организованность, дисциплинированность, ответственность и четкость в работе, упорство в труде и неиссякаемое усердие, взращиваемые в течение веков, стали неотъемлемыми чертами характера японца. Несомненно, "трудовая приверженность" японца способствует успехам в экономике страны.

Однако абсолютизация труда, закономерное превращение его в самодовлеющую цель жизни перестали, особенно с точки зрения молодого поколения современной Японии, выполнять функцию важнейшего социального ориентира.

Труд должен быть ограничен строгой временной протяженностью. Время же вне пребывания на работе теперь полностью принадлежало человеку и использовалось им по собственному усмотрению. Если раньше употребляемый в разговоре термин о-таку - "ваш дом" означал прежде всего дело и интересы фирмы, где он работал, то теперь появилось четкое определение домашней сферы (май хоум - "мой дом"), хотя и осуществленное средствами чужого языка. Английское слово leisure, звучащее по-японски рэдзя, вошло в японскую жизнь как новое, отныне закономерное понятие "досуг", "отдых". Доходность фирм, занявшихся организацией свободного времени - зрелищных предприятий, туризма, - сама по себе стала рекламой для привлечения в индустрию досуга множества компаний, которые дополнительно к своей основной специализации начали деятельность в новой отрасли.

Пропагандистская кампания увенчала эту сферу рэдзя торжественным и пышным названием "цивилизация потребления", "цивилизация досуга". Последняя подавалась как некая ранее неведомая страна равных возможностей для всех. Ориентиры этой страны буржуазные идеологи связывали с "обществом потребления", "народного благоденствия" и "всеобщего процветания", с феноменом свободного времени, якобы не только объединяющего всех, но и, оказывая "революционное" влияние на все социальные процессы, формирующего исторически неизбежный новый тип общества. Так свободное время оказывается фактором, преобразующим жизнь и формирующим не только ее образ, но и смысл.

Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что суть этой концепции далеко не нова. Фактически приоритет создания первой "цивилизации досуга" принадлежит античной философской мысли. В понимании Аристотеля свободное время - это мир наслаждения, счастья, блаженства, разнообразной интеллектуальной деятельности и духовного совершенствования. Но это жизнь для свободнорожденного, доля же раба - непрерывный труд по содержанию и обслуживанию общества.

На абсолютизации роли досуга свободнорожденных и передаче трудовых функций рабам ("нет досуга для рабов") строились античные модели "идеальных" государств, первых "цивилизаций досуга". От них до современного представления человека о свободном времени - длительный путь трансформаций. Средневековое "молись и работай, работай и молись" сменилось воззрениями капиталистического общества - "труд - источник богатства", а отсюда праздность и лень - первопричины порока. И наконец, современная концепция "цивилизации досуга". Система, построенная в отличие от античных воззрений на якобы объединяющей все слои общества "гармонии" в потреблении свободного времени.

Несостоятельность этой концепции очевидна. Ее авторы как бы начисто забывают, что реальная основа, на которой вырос современный мир досуга, - это результаты завоевания человека труда в классовой борьбе. Гармония же, достигнутая проведением досуга без социальных различий, столь же эфемерна, сколь очевидно классовое расслоение капиталистического общества.

В то же время для трудящегося человека, живущего в современном, напряженном ритме жизни, значение социальных завоеваний, в том числе и в сфере свободного времени, чрезвычайно велико. Туризм, спорт, широкие возможности повышения общеобразовательного уровня через средства радио, кино, телевидения, использование разнообразия печатного слова, изобразительного искусства - сфера современной организации досуга весьма обширна.

Немалую роль в процессе релаксации после трудового дня играют зрелищно-увеселительные предприятия, нередко объединяющие торговлю, кафе и выставочные залы.

В Японии такая традиция характерна и для прошлого, и для настоящего. В средневековом городе увеселительный квартал занимал узаконенное административными мерами, сложившимися обычаями и всем национальным бытом место. В четко расписанном, усложненном строжайшим соблюдением феодальных регламентаций существовании японца это был прорыв в иной мир, где он мог на время сбросить тяжкое бремя сословной прикованности.

Если "чайный дом" во времена непрерывных феодальных войн давал самураю передышку и возможность обрести новые силы, то примерно тем же был увеселительный квартал для горожанина. И в том, и в другом случае это своеобразная форма ликвидации социального прессинга, психологическая защита, способ выстоять в усложненных социальных ситуациях.

В наши дни торгово-зрелищные кварталы Осака и других городов в немалой мере, оказывается, выполняют совсем не новую для обширной и сверхсовременно выглядящей сферы рэдзя функцию.

Пожалуй, новым стало только то, что теперь под такие кварталы отводят территории не только в центральных районах городов, но и ... под землей

Подземное строительство торгово-зрелищных кварталов позволило найти путь к решению одной из серьезных проблем современного города - омертвления центра. Деловой центр крупного города, такого, как Токио и Осака, обычно вбирающий в течение дня миллионные потоки посетителей, вечером абсолютно пуст. Опустению центральной зоны города содействует также отток жителей, переселение их в окраинные районы. Подземное же строительство торгово-зрелищных кварталов продляет социальную активность района до глубокой ночи. Отменное качество строительства, высокохудожественный уровень проектирования и эстетического оформления не только обеспечивают высокую функциональность подобных комплексов, но и оказывают влияние на развитие наземных кварталов этого района. Так, в Токио создание подземной Гиндзы продлило жизнь наземной, а строительство в Осака огромных подземных торгово-зрелищных кварталов внесло оживление в развитие районов, расположенных на поверхности.

Первая очередь крупномасштабного подземного градостроительства (1964) была запланирована при реконструкции трех районов Токио - Синдзюку, Сибуя, Икэбукуро. Вслед за столицей начал создавать подземные районы и Осака. Два значительных подземных объема построены за эти годы, и расположение их отражает центры притягательности, характерные для городской застройки, - Кита и Минами. Подземный центр в Минами - это торговый подземный город с несколькими улицами, заполненными мелкими и крупными магазинами, работающими допоздна, разветвленной вертикальной структурой - лифты и эскалаторы соединяют подземные кварталы с наземным пространством и даже с внутренними объемами зданий, - холлами универмагов или вестибюлями деловых центров. Подземная Сэннитимаэ, слившая в единую зеркальную полосу десятки витрин, одновременно свидетельствовала и о другом явлении: подобный город - это не только утилитарное использование подземного объема для коммерческих предприятий. Почти нескончаемый поток посетителей, особенно в вечерние часы, течет в подземелье - люди приходят сюда отдохнуть, прогуляться, полюбоваться панорамой сверкающих, искусно украшенных улиц. И это подтверждает ориентацию строителей, социологов, экономистов на более широкий аспект использования подземного пространства, предполагающий рассматривать его как продолжение наземных улиц со значительной долей их социальной нагрузки.

В 1961 г. железнодорожная компания "Ханкю" решила осуществить реконструкцию своего вокзального здания в Умэда. Однако компания, рассчитывая на значительную перестройку, столкнулась с отсутствием для этого реальной базы, с невозможностью осуществить свои планы на незначительной территории. Проектировалось не только расширить здание вокзала, но и создать торговый центр, отель и театр, обширный паркинг и некоторые подсобные утилитарные помещения для функционирования железнодорожных линий. Поэтому наиболее рациональным представилось использовать возможности подземного строительства. Первый этап строительных работ был начат в 1966 г., а в ноябре 1973 г. была завершена четвертая, заключительная фаза.

Объем подземной зоны, включающей торговые центры Умэда, Ханкю Самбангай и Додзима, превышает объем идентичного строительства в Минами примерно в три раза. Кроме того, строительство в Кита имеет эстетически богатое и сложное оформление подземных улиц и площадей. Коммерческий центр Ханкю Самбангай получил сразу же утвердившееся за ним в прессе название "Город у водопада". Действительно, название полностью отражает реальную ситуацию. Существуют и улицы, вдоль которых "шагают" словно выстроившиеся в две шеренги магазины. Здесь течет настоящая река, взятая в гранитные берега, и прямо на залитую ярким светом площадь низвергается настоящий водопад. Возле него - эскалатор, поднимающий посетителей вдоль подсвеченной, словно стеклянной, лавины воды. На площади, над самым водопадом, - кафе с прозрачными стенами и подсвеченный пруд с голубыми и красными бликами. С высокого потолка свисают переливающиеся разными цветами стеклянные "сталактиты". С балконов можно любоваться и огромной водной феерией.

Наряду с рациональностью и высокой комфортабельностью, которыми отличается последняя очередь осакского подземного строительства, Самбангай примечателен еще и тем, что здесь попытались разрешить одну из очень серьезных проблем подобных сооружений - приблизить, сделать психологически приемлемыми для человека подземные объемы. Именно на это рассчитано создание искусственного сада с цветущими растениями, увитые зеленью лестницы, вольеры с порхающими птицами, расцвеченная неоновыми сполохами река.