Хоккайдо - остров пионеров

Ранним осенним утром, когда прохожие на улицах крохотного городка еще редки, но лавки на всякий случай уже открываются, в кузов микроавтобуса - "миникэба" - грузили чучело здоровенного медведя. Крепкий седобородый старик руководил погрузкой, хмурая женщина средних лет и коренастый парень в спортивном костюме помогали ему.

Часа три спустя мы встретились снова - на плоской каменистой площадке, вблизи от вершины одной из окрестных гор. Среди киосков с традиционными сувенирами - резными деревянными брошками, браслетами, кулонами, брелками для ключей - бродили туристы. Утренние мои знакомцы разместились в сторонке на скамье. Старец был прямо-таки величествен в своей причудливой и одновременно строгой старинной одежде, платье женщины украшал коричнево-черный узор, краски для которого издавна готовятся из местных глин. Тут же рядышком вытаращил стеклянные добрые гляделки медведь.

Вот один из туристов, побренчав никелевой мелочью, устроился на скамье, посередине. Парень бросился к установленному на треноге фотоаппарату. Старец нахмурился и выхватил из ножен длинный кривой меч. На лице женщины, напротив, вспыхнула - мгновенно, как вспышка магния, - ослепительная, редкостной красоты улыбка...

Радуясь моменту, прицелился было и я своим "Стартом". Но женщина уже успела погасить улыбку и сердито замахала руками - жест, который я без труда перевел привычной формулой: "Посторонним строго воспрещается..." Хотите снимок на память - милости про

сим на скамью. Оставьте свой адрес - и, будьте уверены, когда вернетесь домой, фото уже будет ждать вас. Обходится совсем недорого. Но если каждый норовит бесплатно...

Это была уже не первая моя встреча с представителями древнего населения Хоккайдо - айнами, или, как здесь произносят (по-видимому, более правильно), айну.

Днем раньше, возле живописного горного озера Акан (да простится мне избитый эпитет: горные озера всегда живописны и никуда от этого не денешься) мне довелось увидеть целую айнскую деревню. О, не совсем настоящую, настоящих практически не осталось, а, скорее, декоративную. Каждый дом - лавка, возле каждого дома - медведи. И живые, на привязи, и в виде чучел. Но больше всего деревянных медведей. Сотни, тысячи, может быть - десятки тысяч. Бурый хозяин лесов - излюбленная тема скульпторов айну. Когда-то его почитали как бога, что, впрочем, не мешало на него охотиться. Тогдашние диалектики находили изящный философский выход из возникавшей деликатной ситуации: согласно классическим верованиям айну, божество принимает на время плотский земной облик, чтобы доставить пищу и одежду покровительствуемым племенам.

Скульпторы возникают тут же на глазах. Вот мужчина рубит из большой белой плахи очередного топтыгина с непременной рыбиной в зубах. Рубит почти не глядя, безошибочно и бездумно: движения заучены и отработаны с детства, сюжет постоянен. И торопиться мастеру некуда: готовых медведей хватит надолго.

Черноглазая девочка в традиционной одежде листает "комикс". Старуха в очках склонилась над вышивкой.

Туристы щелкают затворами фотоаппаратов - здесь можно, снимают все подряд: старуху, девочку, скульптора, медведя, деревянного, в несколько "этажей", раскрашенного идола.

Известно, что айну - одна из интригующих загадок мировой этнографии. Никто не может с полной достоверностью сказать, когда и как появились на островах эти люди, по типу лица резко отличающиеся от современных японцев. Известно только, что жили они здесь еще в очень давние времена. Иногда их называют "японскими индейцами", но это говорит лишь о сходстве исторических судеб аборигенов Америки и Японии на протяжении последнего столетия.

Скульптуры на привокзальной площади в Саппоро символизируют богатства острова

Подобно индейцам, айну так и не получили письменности: для записи их языка и богатого фольклора используется латинская транскрипция, немногочисленные писатели и ученые из их среды (крупнейший из них, Тири Масихо, умер в 1961 году), писали и пишут по-японски.

Подобно некоторым индейским племенам, для значительной части айну основная профессия сейчас - "показывать себя" туристам и делать сувениры, которые, к слову сказать, прекрасны.

В давние времена айну имели второе наименование: иезо.

Так же назывался и самый остров Хоккайдо.

Свое нынешнее имя он получил только столетие назад, с началом его активной колонизации: юбилей официально отмечался в 1968-1969 годах. Береговые поселения японцев существовали на острове и ранее, однако внутренние, горные и лесные, районы долгое время оставались загадочными и неизведанными. В городе Аомори, на Хонсю (ближайший к Хоккайдо город на главном острове Японии), мне посчастливилось однажды видеть известный "Небуто-фестиваль", ежегодно празднуемый в память героя, якобы отправившегося некогда в хоккайдские леса и сражавшегося там с мифическими чудищами. Громадные изображения этих битв, искусно сделанные из цветной бумаги, освещенные изнутри лампами, торжественно несли по улицам и пускали в море.

Башня с часами - одна из достопримечательностей Саппоро

Что касается названия этой главы, то, каюсь, я его не сам придумал: так назвала свой "разворот", посвященный Хоккайдо, одна из токийских газет на английском языке. Название очень точное, в этом убеждаешься, путешествуя по острову. Префектурная столица Саппоро, город большой и шумный, с миллионным населением, хранит характерные черты молодого города. При всем понятном различии он чем-то неуловимо напоминает наши сибирские города: может быть, контрастным сочетанием многоэтажного современного центра и тихих, почти деревенских улочек - даже не на окраине, а в относительной близости от главных магистралей. Дальние отблески неона падают вечерами на серые тесовые заборчики. Среди фабричных строений торчит бывшая силосная башня - остаток поглощенной городом фермы. На перекрестке улиц высится природная "скульптура" - колоссальная коряга, вывороченная, должно быть, при корчевке, напоминая о том огромном труде, который вложил деятельный японский народ в освоение сурового острова. В университетском парке, среди старых деревьев и свежих лозунгов, выставленных студентами, я набрел на памятник американскому профессору Кларку, которому принадлежит заслуга разработки системы земледелия для Хоккайдо. "Дерзайте, мальчики!" - напутствовал мистер Кларк своих японских учеников. Эти слова выбиты на пьедестале.

В Саппоро и других городах сохранились постройки, относящиеся к начальному периоду колонизации острова: деревянные, обшитые тесом здания в стиле американских пионеров Дальнего Запада, напоминающие о том, что заокеанские специалисты консультировали хоккайдскую администрацию в первые десятилетия ее существования. Не потому ли, кстати, и судьба народа айну так разительно напоминает судьбу американских индейцев?

Из "пионерских" зданий самое известное - "дом с башней", или "дом с часами". Давно уже старая башня кажется игрушечной рядом с громадами соседних домов, а тем более в сравнении с новой "вершиной" Саппоро - телевизионной вышкой, с которой открывается вид на весь город. Но "дом с часами" остается символом города, его изображения на открытках и рекламных проспектах известны по всей стране. Внутри здания сейчас небольшой музей. К слову заметить, экспозиции музеев Японии (даже всемирно знаменитого музея в Киото), как правило, не слишком велики и не слишком "густы". Сначала они кажутся просто бедными по сравнению с тем, к чему привыкли мы. Но потом замечаешь: из каждого такого "бедного" музея выносишь цельное и законченное представление о предмете экспозиции, внимание не дробится на множество экспонатов, от которых, бывает, устаешь уже в первом зале.

В этом смысле маленький музей в Саппоро представляется мне почти идеальным: за каких-то сорок минут здесь получаешь четкое представление об истории города и всего острова, начиная с памятников каменного века - обыкновенных, в общем-то, камней, на которых лишь опытный глаз археолога различит следы человеческой деятельности. Лежат под стеклом одежды айну, охотничий колчан, тяжелые, длинные бусы. На рисунке - Саппоро в 1871 году, самое начало эры Мэйдзи по японскому календарю: два дома, население - семь человек. Лесоповал, корчевье, первая борозда на пашне (позднее в другом музее, в городе Асахигава, я видел фотографии "тондэнхэи" - вооруженных крестьян-пионеров, наградной лист, выданный в 1898 году фермеру Сасаки Томотару за выполнение установленной нормы сбора урожая).

И снова Саппоро - в начале нынешнего века, с конкой и рикшами. Наши дни: прославленные "снежные" фестивали в столице Хоккайдо - гигантские скульптуры из снега, древняя ладья, океанский лайнер чуть ли не в натуральную величину, озаренный огнями ледяной дворец, в точности воспроизводящий сгоревшее когда-то здание "пионерского" муниципалитета, целая улица "старого" Саппоро, большетрубый старинный паровоз с вагонами...

- А у вас в Сибири бывают такие "снежные" фестивали? - спрашивают меня.

- Бывают, - говорю, - что-то отдаленно похожее. В Новосибирске, например, на центральной площади ставится елка, сооружаются ледяные фигуры - зайцы, медведи. Но по части выдумки и размаха, правду сказать, снежная пальма первенства по праву принадлежит хоккайдцам...

И рвется уже с языка: а почему, собственно? Снегу, что ли, у нас мало? Почему бы не перенять, как говорится, хороший опыт?

Однако все не так просто. Ежегодные "снежные фантазии" Саппоро, как и другие бесчисленные фестивали - весенние, летние, осенние, проходящие в разное время в разных городах, - имеют свой определенный экономический смысл: большой съезд туристов - большая реклама, большая торговля. Торговые и промышленные компании оказывают фестивалям финансовую поддержку. Мы не знаем проблемы рекламы и сбыта в том виде, в каком она существует в Японии. И, как бы ни соблазнительна была, к примеру, сама идея "снежных" праздников, прежде чем браться за такую затею, нужно еще подумать, как приспособить их к делу, найти для них место в общей системе жизни страны. Без этого все попытки возродить масленичные гулянья с катанием на тройках и взятием снежных крепостей останутся попытками, хотя порой и удачными.

Морской рынок на Хоккайдо

Здесь, пожалуй, уместно будет заметить, что в случае "снежных" фестивалей Саппоро работают не только экономические факторы "ближнего прицела". Япония заинтересована в "пропаганде Хоккайдо" - в известной мере это сравнимо с пропагандой Сибири в наших условиях.

Слов нет, за сто лет неузнаваемо изменился остров - и кому, как не нам, оценить созидательный труд народа, воздвигшего на Хоккайдо современные города, пробившего длинные тоннели в горах, научившего здешнюю землю родить рис и пшеницу. Современный Хоккайдо, по данным газеты "Асахи", производит шестьдесят процентов национальной продукции масла, ровно половину - сухого молока, почти такой же процент молока сгущенного.

Однако не только этими продуктами, даже если прибавить к ним рыбу и другую морскую живность (ночью в море близ Хакодате - ровная цепь желтых огней: ловят каракатицу), славен сейчас Хоккайдо. Сегодняшний день острова - это и мощные судоверфи, и сталь Мурорана, и химическая индустрия ("23 тысячи тонн сульфата аммония было вывезено в течение года в Китай, на Тайвань и в Южную Корею..." - писала газета "Асахи").

"Остров пионеров", заметим в скобках, и сегодня зачастую выступает инициатором любопытных начинаний: в июле 1969 года токийская "Йомиури" опубликовала большой фоторепортаж о новой лаборатории, учрежденной Потребительским центром в Саппоро; цель лаборатории - бороться с участившейся практикой фальсификации этикеток на продуктах потребления, в результате которой на рынке появляются, по словам газеты, "конина, продаваемая как консервированная говядина, и бутылочное кофе с молоком, совершенно не содержащее молока".

Разрабатываются планы дальнейшего развития Хоккайдо. Интересно заметить, что с самого начала колонизации острова был применен метод долгосрочного планирования: за первым десятилетним планом последовал двадцатилетний (из-за войны выполненный лишь наполовину), затем два пятилетних и, наконец, восьмилетний. Разумеется, планирование это - иного характера, чем то, которое знаем мы, но нельзя отрицать его роль в подъеме экономики острова.

Однако, несмотря на все усилия, до сих пор бытует представление о северном острове как о земле малоприветливой, до сих пор не слишком охотно едут сюда на работу выпускники столичных университетов, до сих пор, как рассказывали мне, строгий президент компании говорит иногда провинившемуся в чем-то сотруднику:

- Кстати, есть вакантное местечко в нашем филиале на Хоккайдо...

В целом по стране плотность населения возрастает из года в год, на Хоккайдо она неизменна вот уже целое десятилетие - в несколько раз ниже среднего показателя.

И не случайно в летние месяцы, когда в Токио стоит жара, центральные газеты все, как одна, публикуют обширные материалы о Хоккайдо, где как раз в это время - лучший сезон, печатают целые страницы фотографий, на которых бьют из-под земли горячие источники, дробятся о прибрежные скалы волны сурового Охотского моря и пасутся па альпийских лугах вольные табуны лошадей. Не случайно и летом и зимой организуются многочисленные туристские поездки, экскурсии на Хоккайдо.

На север от Саппоро - реже станции, поселки, фермы. Прихотливо изогнутые японские сосны постепенно уступают место стройным елочкам. Все больше сходство с Восточной Сибирью, не с Приморьем даже, а именно с Сибирью - Иркутской, Читинской областями. Хоккайдо - ближайший к нам остров Японии. С пустынного мыса близ небольшого пропахшего рыбой городка Немуро можно видеть советскую землю - ближайший остров Курильской гряды.

Близость эта ощущается ежедневно. И очень по-разному. Вот только один пример: в городе Асахигава председатель местного отделения общества "Япония - СССР" Тоору Ода, искренний друг нашей страны, собравший, может быть, лучшую на Хоккайдо библиотеку русских книг, подарил мне составленный им русско- японский практический разговорник. В списке использованной литературы наряду с академическим словарем русского языка и Малой Советской Энциклопедией - "Морской словарь" и книга "Орудия рыболовства Дальневосточного бассейна", "Ихтиология" и даже "Сборник докладов на II пленуме комиссии по рыбохозяйственному исследованию западной части Тихого океана". Тематика диалогов, отдав неизбежную дань погоде, состоянию здоровья, коммерции и делам семейным, приобретает совершенно определенный профиль: "Мы ловим треску... Сельдь ловится дрифтерными или ставными жаберными сетями... Мы выгружаем в Вакканай добычу краба... Знаете ли вы, что вы находитесь в территориальных водах Советского Союза?.."

Памятник пролетарскому писателю Такидзи Кобаяси близ г. Отару

К сожалению, соседям по Тихому океану приходится порой вести и такие разговоры. И в нашей печати порой появляются сообщения об освобождении очередной группы японских рыбаков, задержанных за незаконный лов в советских территориальных водах.

Мне объясняли: существует различие в трактовке понятия "территориальные воды" нашими двумя странами - Советский Союз считает, что они простираются на двенадцать миль от берега, Япония признает лишь трехмильную зону. Это является предметом длительных переговоров между сторонами.

Саппоро. На больничном фонаре у входа в храм написано: 'Мы молимся за мир...'

Но, к сожалению, по газетам и некоторым беседам у меня сложилось впечатление, что существуют в Японии, в частности и на Хоккайдо, круги или силы, склонные поощрять, подталкивать рыбаков на ловлю рыбы "явочным порядком" в "спорных водах". Кому-то, по-видимому, выгодно культивировать глухое раздражение среди жителей прибрежных деревень и поселков.

Но это лишь один, к счастью, далеко не главный штрих в общей гамме впечатлений от поездки на Хоккайдо. Суровый северный остров подарил мне встречи с многими интересными, глубоко мыслящими, вызвавшими самую искреннюю симпатию людьми.

Абасири - город на Хоккайдо

Вспоминается разговор с хоккайдским драматургом Сетуя Мотояма, учителем школы в Саппоро, автором пьесы "Женщина в Охотском море", имевшей успех на столичной сцене. Его любимый драматург - Чехов; высший образец драматургического мастерства для него - заключительная сцена "Вишневого сада".

- Если бы найти такой же силы краски, чтобы рассказать о людях, живущих на Хоккайдо! - говорит писатель.

Пьеса "Женщина в Охотском море" рассказывает о суровом труде рыбаков, о сильных и цельных характерах, о проблемах взаимоотношений между директором и рядовыми тружениками моря. Серьезная, не надуманная проблематика. Муж героини гибнет в море. Но женщина находит в себе силы победить отчаяние и наследует трудную профессию мужа. Таково в двух словах содержание пьесы.

Мотояма, как и другие писатели, с которыми мне довелось видеться на Хоккайдо, много расспрашивал о литературной жизни в нашей стране: о постановке издательского дела, о том, как понимаем мы новаторство в литературе и как относимся к новаторам, - и, надо сказать, разговор всегда шел без малейшей предвзятости.

- Мы живем рядом, - сказал старый поэт и знаток истории айну Сарасина. - У нас много общих интересов. Давайте же чаще бывать друг у друга, чтобы лучше знать и понимать друг друга!

Общность интересов, о которой говорил поэт (кстати, недавно побывавший в нашей стране), проявляется в самых различных, порой неожиданных областях.

В небольшом хоккайдском городке меня познакомили с удивительным человеком - директором местного музея Киёэ Ионэмура. Значительную часть музейных коллекций Ионэмура собрал сам, здание музея воздвигнуто его попечением. Ионэмура - страстный археолог, начинавший свой путь много лет назад как самоучка. Не имея средств для ведения раскопок, он изучил в молодости парикмахерское дело и открыл свою парикмахерскую в городке на охотском побережье, чтобы быть поближе к знаменитым "раковинным кучам" - остаткам былых стоянок и поселений. Современные университетские археологи склонны говорить порой, что Ионэмура-сенсей так и остался на всю жизнь любителем, хотя и получил впоследствии образование; но никто из них не ставит под сомнение научную ценность написанного (и за свой счет изданного!) Ионэмурой труда о народе мойоро - древних обитателях береговых районов Хоккайдо, не похожих ни на японцев, ни на айну, с которыми они впоследствии, по-видимому, смешались. При этом и молодые университетские исследователи и старый директор музея солидарны в своем интересе к трудам советских, в частности сибирских, археологов, занимающихся древними культурами Дальнего Востока. В предмете исследования - много общего, соседство диктует близость научных интересов.

В том же городе существует местный самодеятельный ансамбль "Березка", исполняющий русские и советские песни, в том же городе местный радиолюбитель не без гордости показал открытку, только что полученную им от советского коротковолновика...

И, может быть, нелишним будет сказать, что город этот - Абасири, печально знаменитый своей страшной каторжной тюрьмой, где в годы милитаризма томились многие передовые деятели страны, коммунисты. "Японский Моабит" - называют ее иногда.

Представьте себе, каково было в этом городе услышать простые и светлые слова о международной дружбе, о добрососедстве, столь резко контрастирующие с мрачной славой Абасири!

Молодой ученый Масахиро Мисава в Педагогическом университете Саппоро (в Японии называют нередко "университетами" и такие учебные заведения, которые мы привыкли обозначать словом "институт") собирает советские книги по педагогике. Его не удовлетворяет ни довоенная, построенная по немецкому образцу, "идеалистическая" система школьного воспитания, господствовавшая в Японии, ни "прагматическая", основанная на учении американца Джона Дьюи, которую все шире вводят сейчас. Его особенно интересуют принципы коллективного воспитания, практикуемые в нашей школе, и опыты в области политехнизации школьного обучения. Конечно, такого ученого, как Масахиро Мисава, можно было бы встретить не только на Хоккайдо, но именно на здешнем фоне - историческом, географическом - такая встреча особенно знаменательна...

Утлый вагончик канатной дороги с потертыми мягкими сиденьями плывет с вершины горы Хакодате навстречу огням города, носящего то же название. На редкость красиво расположен он, самый южный город Хоккайдо, - на узком перешейке, зажатый с двух сторон морскими заливами. Девушка-кондуктор что-то говорит нараспев, и хотя мои познания в японском ничтожны, я улавливаю одно часто повторяемое слово: Такубоку. Имя поэта. Вернее, не имя, а псевдоним, который избрал себе когда-то молодой Исикава - псевдоним, означающий (не буквально, а, скорее, описательно): дятел. Может быть, тем самым поэт хотел подчеркнуть свое стремление достучаться до человеческих сердец.

Хакодате - город Такубоку, хотя родился он не здесь, а в северной части острова Хонсю. В хоккайдском же портовом городе он прожил всего сто дней - крохотный отрезок своей короткой двадцатишестилетней жизни.

Но говорят, здесь, в Хакодате, он был счастлив.

Здесь он впервые собрал под одним кровом всю свою семью - в том числе родителей, поверивших, кажется наконец, что литературные увлечения сына - не пустая блажь.

Памятник Такубоку в Хакодате

Его считали несерьезным мальчишкой, а он писал уже свои лучшие стихи, и дневник, хранящийся ныне в библиотеке Хакодате, полон зрелых, глубоких мыслей.

Его считали неусидчивым, не созданным для регулярной работы, а он переписывал аккуратно по буковке, от руки, показавшиеся ему интересными и полезными книги: в библиотеке хранится такая копия английского издания известной книги Кропоткина "Террор в России".

Гениальный юноша нередко обращал свои взоры к России, много думал о судьбах великой соседней страны, знал и любил ее литературу.

 Роман Тургенева! 
 Его я в поезде читал, долины Исикари 
 проезжая, 
 Где падал мокрый снег, -

эти строки, переведенные А. Е. Глускиной, невольно вспомнились, когда наш поезд много лет спустя шел вдоль берегов крупнейшей реки Хоккайдо.

Он грезил человеческой общностью, братством. Он восхищался русскими народниками. А позднее первым в Японии научил музу произносить трудное слово "коммунизм".

Такубоку умер в 1912 году, как раз на рубеже эр Мэйдзи и Тайсё по японскому календарю.

В Хакодате на морской набережной ему поставлен памятник. С раскрытой записной книжкой сидит, задумавшись, бронзовый юноша, почти мальчик. К нему долетают брызги моря, чайки кружат над его головой.

А мне вспомнилось вдруг занятие литературного кружка - далеко отсюда, в Сибири. Новичков по традиции спрашивали: кто ваши любимые поэты? В ответ назывались имена Пушкина и Блока, Маяковского и Пастернака, Бернса и Лорки.

Тоненькая девушка, студентка-первокурсница, приехавшая в строительный институт из отдаленного городка, сказала:

- Такубоку.