Фунадомари — Кабукай

Недалеко от Вакканая есть местечко Баккаи, где открыта небольшая сезонная стоянка охотской культуры. Название местечка и стоянки произошло от айнского наименования возвышающейся рядом скалы оригинальной формы, напоминающей женщину с ребенком на спине — баккаи.

Из Баккаи хорошо видны лежащие в морском просторе два острова — Рэбун и Рисири. На остров Рэбун мы и направляемся. Грузимся в порту Вакканай — самом крупном в северо-западной части Хоккайдо. Он играет важную роль в развитии деловых и торговых связей с Советским Союзом. У причалов порта Вакканай можно часто видеть флаги наших кораблей.

Большой, словно чрево гигантского кита, трюм морского парома «Соя мару 2» поглощает десятки тяжело груженных строительными материалами автомашин. Среди них находится и наша «Тоёта» Интересно отметить, что названия всех японских судов заканчиваются словом «мару» Традиция добавлять это слово к названиям судов уходит в начало XVII века. Слово это очень древнее и в переводе с японского означает круг. А круг, как известно, с давних времен у многих народов мира был символом солнца, счастья. Слово «мару», таким образом, должно было способствовать удаче, благополучию судов, которые отправлялись в далекое морское плавание.

Ровно в 8.00 «Соя-мару» отходит от причала и берет Курс на остров Рэбун, расположенный в 50 километрах К северо-западу от Хоккайдо.

Остров Рэбун самый северный в Японском архипелаге. По характеру рельефа он представляет плоскогорье третичного происхождения, поднимающееся над уровнем моря на 300—350 метров. Самая высокая его точка — гора Рэбун-дакэ (490 м) расположена в центре плоскогорья. Протяженность береговой линии острова около 60 километров. Изрезана она слабо, хотя есть несколько уютных бухт и красивых береговых утесов.

Археологическую известность остров Рэбун получил рано, примерно в то время, когда начались первые раскопки на Хоккайдо. Помог этому случай.

Однажды в осенний ненастный день 1891 года безымянный рыбак, промышлявший в заливе Фунадомари у северной оконечности острова, собрал недалеко от устья реки Оосава на поверхности песчаных дюн коллекцию разных предметов. Среди них были фигурно обработанные камни, черепки глиняных горшков, человеческие кости. Рыбак передал свои находки местному чиновнику, а тот отправил их в Саппоро в только что созданное «Общество естествознания». Члены общества как раз в то время готовили к публикации «Перечень памятников каменного века Хоккайдо», и находки с острова Рэбун попали в эту первую сводку по археологии Хоккайдо.

На опубликованный материал обратил внимание антрополог Есикиё Коганеи и использовал в своих выступлениях против теории заселения острова племенами коропоккуру. Есикиё Коганеи считал, что глиняные горшки, украшенные веревочными оттисками, с острова Рэбун, относятся к керамике типа дзёмон, а стоянка на берегу залива Фунадомари принадлежала предкам айнов, которые в каменном веке употребляли глиняную посуду. Это был важный аргумент в его дискуссиях с Сёгоро Цубои, отрицавшим наличие керамики у айнов.

Остров Рэбун и в дальнейшем продолжал преподносить сюрпризы археологам.

В 1932 году там же на дюнах Фунадомари при сооружении погреба для местной школы были найдены две великолепные костяные статуэтки женщин. Их изображения обошли тогда страницы многих журналов, вызвав удивление читателей: как эти прекрасные произведения искусства попали на почти необитаемый остров?

Летом 1932 года археолог из Саппоро Натори Такэмицу посетил остров Рэбун и выяснил, что здесь имеется несколько древних памятников. Наиболее крупным из них, но его мнению, была стоянка Хаманака, расположенная в западной части побережья Фунадомари.

В 1948 году на стоянке Хаманака были собраны каменные орудия, керамика, много человеческих костей и даже целые черепа. Найденные черепа направили в лабораторию Хоккайдского медицинского института. Там установили, что они имеют близкое сходство с черепами так называемых «обитателей раковинных куч Моёро», относящихся к племенам охотской культуры.

Такое заключение вызвало живой интерес у известного специалиста по вопросам охотской культуры, организатора раскопок в Моёро профессора Тосиа Ооба. Он энергично высказался «за желательность исследований этого пункта», и в 1949 году в залив Фунадомари была направлена специальная археологическая экспедиция под руководством Кодама Сакудзаэмон. Среди песчаных холмов, вытянувшихся вдоль берега залива, экспедиция открыла четыре пункта с находками древних изделий. Условно их назвали Фунадомари I, II, III и IV .

Рис. 30. Схематическая карта острова Рэбун. 1 — постоянные поселения; 2 — сезонные стоянки; 3 — памятники культуры дзёмон; 4 — памятники охотской культуры.

Стоянка Фунадомари II, известная в литературе еще под названием Хаманака, порадовала японских археологов и разнообразным вещественным материалом, и открытием могильника. Найти могильник — всегда большое событие для археологов. Особенности погребального обряда, вещи, положенные в могилу, могут дать много Интересных сведений о жизни людей той или иной отдаленной эпохи. Раскопки 12 могил показали, что жители Фунадомари хоронили своих сородичей в неглубоких ямах Они клали покойников с согнутыми в коленях ногами головой на северо-запад (6 погребений), на запад (4 погребения) или на юго-запад (2 погребения). Археологи называют такое положение костяков «скорченным». Каждая могила предназначалась только для одного человека, групповых захоронений не обнаружено.

Рядом с погребенными стояли глиняные горшки, лежали различные каменные орудия для труда и охоты. В некоторых могилах оказались даже железные топоры, ножи и иглы. По мнению исследователей, эти металлические изделия дают основание отнести погребения стоянки Хаманака к заключительному этапу охотской культуры.

Еще одна интересная деталь: на стоянке четко выделяются два культурных слоя: охотской культуры и позднего дзёмона. К тому же нашли несколько фра! ментов керамики, характерной для среднего дзёмона. К сожалению, стратиграфическое положение этих находок установить не удалось.

Еще более интересной оказалась многослойная стоянка Фунадомари IV. В ее верхних культурных слоях (второй и третий), относящихся к позднему дзёмону, оказалось много глиняных тонкостенных сосудов, украшенных наклонными веревочными оттисками. Среди них выделялись высокие сосуды с волнистым венчиком, горшки-камэ и чаши. Все сосуды имели плоское дно. На поверхности некоторых из них помимо орнамента в виде веревочных оттисков параллельно венчику были прочерчены резные линии. Изготовлялась посуда так называемым способом ленточного налепа. Такой тип тонкостенных сосудов археологи называют керамикой типа фунадомари верхнего слоя (см. рис. 9). Кроме керамики здесь же нашли каменные наконечники стрел и копий, ножи, топоры, проколки, грузила для сетей, костяные иглы, шилья, наконечники гарпунов, рыболовные крючки, украшения из камня, клыков животных и раковин.

С нижним, четвертым, культурным слоем, который относится к среднему дзёмону, связаны находки толстостенных сосудов. В отличие от верхних слоев здесь было больше тщательно сделанных каменных ножей и костяных наконечников гарпунов, предназначавшихся для промысла морских животных. О многом говорят исследователям топоры, наконечники стрел, подвески-украшения, изготовленные из обсидиана, нефрита, змеевика. Ведь такого сырья нет на острове Рэбун, а месторождений нефрита нет и на Хоккайдо. Следовательно, население острова Рэбун, в частности, периода, когда существовала культура среднего дзёмона, не было изолированным! Значит, существовали тесные культурно-исторические связи этого древнего населения с племенами соседних областей, в том числе континентальной Азии!

Рис. 31. Каменные ножи (стоянка Фунадомари IV).

При сравнении археологических материалов, собранных на стоянках Фунадомари II (нижние слои) и IV, выяснилось, что они во многом похожи. Прежде всего это касается керамических изделий. Повторяется форма сосудов и их орнаментика. Такое сходство можно объяснить тем, что эти стоянки хронологически близки. Не исключено даже, что какое-то время они существовали одновременно. Возможно, это было время с конца среднего дзёмона до периода расцвета керамики типа фунадомари верхнего слоя. Затем жизнь на этих стоянках по неизвестным нам причинам прекратилась. Куда девались их жители и почему они ушли с обжитых мест, остается только гадать и высказывать разного рода предположения.

Позднее, около VIII века нашей эры, стоянку Хаманака вновь заселяют, но уже люди охотской культуры.

Харуо Ойи, например, думает, что стоянка Хаманака для людей той далекой поры была не постоянным местом обитания, а сезонным лагерем. И только с заключительного этапа охотской культуры это место стало родовым могильником. Центральное долговременное поселение, по его мнению, во времена процветания охотской культуры находилось в Кабукае, расположенном на восточном побережье острова Рэбун вдоль удобной широкой бухты. Это была крупная деревня охотской культуры, с большими полуподземными жилищами. За четыре полевых сезона японские археологи под руководством Харуо Ойи раскопали здесь 5 больших (площадью в среднем около 75 квадратных метров) типичных домов охотской культуры. В центре каждого из них располагался очаг — средоточие жизни и деятельности обитателей дома. Вся утварь, предметы охотничьего снаряжения, глиняная посуда размещались вдоль стен. Здесь же найдены и предметы украшения. Возможно, когда-то у стен располагались нары, а на них хранился весь хозяйственный инвентарь. Поражает обилие костяных изделий. Широко представлены наконечники гарпунов, рыболовные крючки, шилья, проколки, орнаментированные игольники, скульптурные изображения медведей, тюленей, всевозможные бляшки и подвески. А в одном из жилищ обнаружили настоящий склад сырья — заготовки кости в виде специально вырезанных небольших брусков.

Рис. 32. Раскопки стоянки Кабукай.

Сюрпризы ожидали археологов и при дальнейших раскопках. Оказалось, что место у дальней от входа стены, по-видимому, предназначалось для свершения каких-то важных ритуальных церемоний, связанных с верованиями и представлениями людей охотской культуры. Именно здесь при расчистке пола открыли залежи медвежьих костей, среди них были и черепа медведей. В каждом жилище обязательно находили два-три медвежьих черепа.

Рис. 33. План жилища и скопления медвежьих черепов.

Несомненно, с церемониями и обрядами были связаны и обнаруженные в Кабукае сооружения из костей и черепов кита. Население охотской культуры, как и другие народы Северной Пасифики (например, коряки, алеуты), почитали кита и устраивали в его честь праздничные церемонии. Вся обрядность таких праздников состояла в хорошей встрече убитого кита, который, считалось, пришел в гости, в оказании ему величайшего уважения и почтения. Ведь кит, хотя уже и в другой жизни, возвратится в море и вновь придет на следующий год к тем, кто его хорошо встречал. В этих представлениях древних зверобоев отражается рационалистический подход к использованию промысловых животных, проявляется забота о том, чтобы их всегда было в достатке. Наиболее яркое выражение эти представления нашли в мифах об умирающем и воскресающем звере у народов Северо-Восточной Азии.

В процессе раскопок Кабукая была отмечена еще одна интересная закономерность: определенная связь жилищ с раковинными кучами. Оказалось, что раковинные кучи всегда располагаются недалеко от входа в жилище. Тщательность раскопок позволила проследить направление выброса «кухонных» отходов — раковин моллюсков, костей рыб и животных и образование из них кучи. Жилище и раковинная куча, таким образом, представляли единый комплекс. Это наблюдение весьма перспективно для новых поисков и изучения производственных единиц охотской культуры.

Столь многочисленные археологические материалы Кабукая убедительно свидетельствуют о том, что здесь находилось долговременное поселение. Харуо Ойи, основываясь на анализе материалов раскопок и их сравнительном изучении, полагает, что в каждой полуземлянке жила одна большая семья, состоящая из 10—20 человек — представителей трех поколений. Всего же на поселении проживало около 100 человек. Это была единая территориальная группа родственных семей. Харуо Ойи называет такое объединение «региональным коллективом». Он занимал всю территорию острова Рэбун. Все члены этого коллектива были связаны родственными отношениями, совместным производством и общностью ритуальных церемоний. В зимнее время люди жили в центральном поселке Кабукай, а с наступлением тепла переселялись из тесных и душных полуземлянок в летние жилища сезонных лагерей, которые строились поблизости от мест промысла рыбы и морских животных. Сезонными лагерями были стоянки Хаманака, Мототи, Уэдомари, Найро и др. (см. рис. 30).

Рис. 34. Глиняный сосуд (стоянка Кабукай).

В то же время, как свидетельствуют материалы раскопок, жители острова Рэбун не были изолированы от своих соседей, живших на Хоккайдо. Достаточно взглянуть на обнаруженную керамику, чтобы убедиться в этом. Жители поселка Кабукай использовали плоскодонные горшки, украшенные резными горизонтальными линиями и короткими косыми нарезками. Точно такая же посуда была в употреблении у жителей охотских поселений окрестностей Эсаси и бухты Соя. Последние в свою очередь, как уже отмечалось, имели культурные контакты с населением Южного Сахалина. Близкое соседство этих групп населения, естественно, способствовало развитию тесных взаимоотношений. В результате в облике материальной культуры поселений Кабукай на острове Рэбун, бухты Соя на Хоккайдо, Озерска на Сахалине появляется много общих элементов.

К вечеру разыгрался шторм. Спасаясь от непогоды, мы укрылись в небольшой уютной гостинице с поэтическим названием «Усуюки-со» — «Горный цветок». Приткнувшись у крутого склона рыжей сопки, гостиница эта с деревянными голубыми стенами под красной железной крышей действительно напоминала одинокий цветок, затерянный среди сопок и утесов бухты Гэнти.

Хозяин гостиницы Янагия Кацусигэ и его супруга Янагия-сан встретили нас с большим радушием. Харуо Ойи, проводивший раскопки стоянки Мототи, расположенной рядом с гостиницей,— для них давно свой человек. Поэтому так тепло принимают и нас — его гостей и коллег по науке.

Гостиница «Усуюки-со» типично японская. Как и в японских домах, здесь есть ванна, совсем не такая, к какой привыкли мы. Обычную в нашем понимании ванну заменяет короткая и высокая деревянная кадка, в которой сидят на корточках. Причем прежде, чем залезть в нее, нужно вымыться горячей водой с мылом. В самой ванне мылом не пользуются. Сидеть в такой кадке, наполненной горячей водой, очень приятно, а после сырости и холода улицы вдвойне.

Распаренные после ванны, облачаемся в широкие темно-синие кимоно. Одежда эта очень удобная для отдыха. Чувствуешь, как расслабляется тело, проходит усталость после трудного дня, и убеждаешься в рациональных качествах традиционного японского быта.

Кухня в гостинице тоже японская. К ужину подается рис, сваренный без соли и масла, побеги молодого бамбука, рыба, моллюски, различные приправы и чай.

Янагия Кацусигэ живет на острове Рэбун давно.

— Мое третье поколение,— говорит он.

Его предки приехали на остров в конце прошлого столетия. Сам он сначала был рыбаком, а когда стал сказываться возраст, осел на берегу.

— Раньше, когда рыбачил, часто встречал русские суда в море. Обменивались табаком, угощали водкой,— говорит хозяин гостиницы.

Рассматриваем старый альбом фотографий. Первые колонисты на острове Рэбун, на берегу штабеля ящиков, бочки... Другая фотография — Мототи в 1912 году, группа японских рыбаков, семейные фотографии, молодой офицер с самурайским палашом... Со страниц альбома словно дохнуло тревожным прошлым.

На втором этаже для меня была отведена комната, вся застеленная татами. Меблировка ее предельно проста: у стены низкий стол, лампа с абажуром, на полу стеганый тюфяк — футон (это постель) и плоские подушки — дзабутон.

За окном виднелись бушующее море и вершина скалистого утеса. Порывы ветра становились все сильнее, они с силой ударяли в стены «Усуюхи-со», и казалось, вот-вот сорвут крышу. Я придвинул ближе к себе стол и лампу и лег посреди комнаты на футон, накрывшись четырьмя одеялами. Легкие стены японских домов плохо держат тепло...

На следующий день море по-прежнему штормило. Паром «Соя-мару» не пришел, и нам не оставалось ничего другого, как «ждать у моря погоды». Чтобы не терять времени, решили поехать в Фунадомари и познакомиться со скульптурными изображениями медведей и женщин, хранящихся в частном собрании.